– Эй! – кричит Калла. Она хватает лестницу и выбирается из склада. – Я знаю, ты все еще здесь!
Посетители торговых рядов в ужасе таращатся на нее. И она обводит их внимательным взглядом, едва выскочив из люка и все еще сжимая в руке меч. Свои ножи ее противник оставил внизу. И что еще важнее, оставил там же браслет игрока, а когда участники совершают перескоки во время игр, им приходится переносить свои браслеты с одного тела на другое, иначе они рискуют выбыть при ежесуточной поверке, не введя вовремя личный номер.
Калла стоит, ощущая боль в коленях. Наверное, в какой-то момент пропустила удар. И даже не заметила.
– Выходи, выходи, – зовет она нараспев, всматриваясь в лица и ожидая, что какое-нибудь из них покажется ей знакомым. Освещение здесь слишком тусклое, чтобы заметить его черные глаза. Она круто оборачивается…
Калла ждала, что игрок вернется к люку, чтобы забрать свои вещи. И лишь теперь, уловив стремительное движение далеко в толпе, она замечает в полу другой открытый люк.
Вот дерьмо. Люк здесь не один.
Она срывается с места. Ей сразу преграждают путь – не только посетители торговой зоны, но и целая башня из клеток с квохчущими курами. А когда она наконец огибает все препятствия и кидается ко второму люку, то обнаруживает, что он уже захлопнут и крышка не поддается при попытке поднять ее.
Скверно. Слишком много времени прошло. Калла резко оборачивается, короткие волоски у нее на затылке встают дыбом, взгляд прикован к первому люку, который теперь находится поодаль. Игрок должен появиться из него, но вдруг это уже произошло?
Посетители торговой зоны поспешно отшатываются, стоит ей взять меч на изготовку. Где же этот игрок и как он?..
Калла ощущает прикосновение к левой руке. А потом руке вдруг становится легче – с нее срывают браслет игрока.
Она рывком оборачивается.
– До свидания! – кричит какой-то мальчишка и, сверкнув под лампами торговых рядов черными глазами, мчится прочь.
Калла лишь моргает. Она так ошарашена тем, что игрок ухитрился вселиться в ребенка, что бросается в погоню, лишь когда он уже почти скрылся из виду. И к тому времени как настигает, он успевает свернуть за угол. А когда сворачивает за угол и она, то видит, что ребенок почти выбрался в незастекленное окно.
Окно на высоте шести этажей над землей. Да что же он творит?
– Эй!
Мальчишка прыгает. Не веря своим глазам, Калла бросается к окну. Но, взглянув вниз, видит, что вдоль здания натянута сетка, чтобы уберечь от мусора и обломков находящийся внизу храм. Мальчишка падает на сетку ничком, подскакивает на ней, но два браслета проваливаются в ячейки и падают на тротуар у храма. Сверкает вспышка.
Игрок улизнул.
Калла хватается за свое голое запястье. Он вывел ее из игры, не убивая. Ей хватит пальцев одной руки, чтобы пересчитать все известные за много лет случаи, когда игрок уничтожал противников, не прибегая к убийствам, причем не по доброте душевной, а согласно избранной стратегии. Если кого-то никак не удается убить, его можно вынудить отказаться от борьбы. Большинство игроков предпочитают проливать кровь. А этот явно сообразил, что в бою Каллу ему не одолеть, и предпочел выждать двадцать четыре часа, после чего ее браслет будет признан бездействующим.
– М-да, как же взбесил, чтоб его, – бормочет Калла. Она заставляет себя сделать глубокий вдох. Она не какой-нибудь обычный игрок, у нее есть Август, который поддерживает активность ее браслета. Так что ничего страшного. Она вернет браслет и останется в игре.
Но она определенно недооценила того, с кем столкнулась сегодня, кем бы он ни был.
Всеми камерами видеонаблюдения в обоих городах управляют из единственной комнаты дворца, которая живет в вечном состоянии аврала, причем в каждой кабинке, прилагая все старания, сотрудники едва справляются со своими обязанностями. Раньше торчащих из середины комнаты и извивающихся змеями по полу проводов было вдвое меньше. Но потом во Дворец Единства перевели и центр управления Эра, и теперь электрические компании бросает в холодный пот всякий раз, когда приходит время проверять показания счетчиков в этом районе Саня.
В дальней кабинке Помпи Магн набирает цепочки команд на громоздкой клавиатуре, не отрываясь следит за камерами охранной системы и сличает увиденное с изображением на экране слева от нее. У нее зудит запястье, но она и не думает почесаться. Даже когда из ее конского хвоста выбивается тонкая прядь волос и падает на щеку, раздражая ее, Помпи только решает затянуть завтра хвост потуже, а может, и прилизать гелем свои черные прямые, как палки, волосы.
Она сохраняет сосредоточенность, поджав губы. Большой экран показывает видеоматериалы из городов-близнецов, переключаясь между улицами, находящимися под наблюдением Помпи, и фиксируя передвижения как снаружи, так и внутри строений, а в это время на маленьком экране, укрепленном над ее письменным столом, на плане района движутся только точки, когда меняется местоположение игроков вместе с их браслетами.
Номер Десять и номер Шестьдесят Четыре неуклонно сближаются. Помпи ждет, чтобы выяснить, не двинется ли в том же направлении номер Двадцать Три, задержавшийся на самой границе ее сектора наблюдения, но Двадцать Третий вскоре уходит прочь. Помпи жмет клавиши-стрелки, пока Десятый и Шестьдесят Четвертый не появляются на большом экране.
Помпи вводит еще несколько команд. Данные о местоположении отправлены.
«14 метров влево».
«14 метров вправо».
Яркие точки стремительно бросаются одна к другой. На большом экране мгновенно воцаряется хаос: переворачивая тележки с товаром и мусорные баки, игроки переходят на бег, и каждый спешит заметить противника первым. Помпи наконец отвлекается, чтобы почесать запястье и оглянуться через плечо. Убедившись, что в кабинках по обе стороны от нее все заняты своим пингованием, она перетаскивает по экрану кликер и посылает команду принтеру, стоящему в углу комнаты.
И как раз когда она поднимается, чтобы сходить за распечаткой, комнату видеонаблюдения заполняет дворцовая стража.
– Вывести границу крупно, – командует Лэйда Милю, и Помпи поспешно придвигает свое кресло обратно к столу, съежившись у себя в кабинке. Не хочет, чтобы ее заметили. Не сейчас, пока еще нет.
Ее коллеги, которым не повезло сидеть у самой двери, судорожно барабанят по клавиатурам. На одном экране за другим возникают изображения отдельных участков стены, окружающей Сань. Насколько Помпи видит, украдкой оглядываясь через плечо, у стены все спокойно. Но Лэйда Милю приникает к экранам, щурит глаза, будто выискивает что-то.
Сосед заглядывает через перегородку в кабинку Помпи, сигара свисает у него изо рта.
– Есть идеи, что они ищут?
Помпи стреляет взглядом в сторону принтера. Проводит пальцем по кликеру и очищает историю последних действий.
– А разве они не всегда что-нибудь да ищут? – отзывается она.
– Ага, но в самом городе, – уточняет ее коллега. Он попыхивает сигарой, и Помпи морщит нос, поправляет отутюженный воротничок, надеясь, что шелк не впитает табачную вонь. – Говорят, весь переполох из-за каких-то чужаков, которые пытаются пробраться в Сань-Эр, не имея гражданства.
В его словах не слышно убежденности, он просто повторяет то, о чем шушукаются другие. Подобные вторжения почти невозможны, неудивительно, что почти весь Сань-Эр в них не верит. За все годы, пока существует стена, никто ни разу не входил в город без разрешения и не совершал ничего противозаконного так, чтобы не попасться в первые же несколько секунд. Гражданам Сань-Эра присваивают личный номер при рождении или же назначают при официальной эмиграции с территорий за пределами города. Каждый год провинциалы валят в города-близнецы стотысячными толпами, обычно это случается накануне игр. Гражданство получают лишь некоторые из них, а остальные рассеиваются по деревням, ближайшим к стене снаружи, возобновляют попытки каждый раз, когда объявляется подача заявок на гражданство, и, как правило, их попытки безуспешны.
С тех пор как пал дворец Эра, обязанность обрабатывать новые прошения об эмиграции легла на Сань. Людей по-прежнему принимают изо дня в день. Сань-Эр давно уже перенаселен, ему достаточно неосторожного вдоха, чтобы все обрушилось. Но даже в таком хаосе города-близнецы неприветливы к тем, у кого нет гражданства. Их улицы кишат ворами, способными сцапать чужое тело как леденец, и богачи всеми силами стараются осложнить жизнь непрошеным гостям. О работе и банковских счетах, доступ к которым открывает только личный номер, чужакам можно забыть. Двери в домах и конторах отпираются при введении личного номера, в общественных заведениях установлены турникеты, пропускающие посетителей лишь в том случае, если они вводят свои личные номера. Тайком пробравшиеся в город провинциалы могли бы, наверное, жить попрошайничеством на улицах, но даже в этом случае рано или поздно привлекли бы внимание гвардейцев, а те потребовали бы предъявить выданный правительством личный номер.
– А я слышала, – говорит Помпи, – что это не какие-нибудь там чужаки, а сыцани.
Сосед с сигарой кривится и уже собирается отвернуться от перегородки. Сейчас в самых отдаленных землях Талиня слишком неспокойно, чтобы болтать подобную чепуху. Помпи это известно, но она хочет выяснить, какие еще разговоры сойдут ей с рук во дворце.
– Никаких сыцаней в королевстве быть не может, – заявляет сосед, хотя заметно, что на всю фразу уверенности ему не хватает – голос в конце дрогнул. Сань-Эр в безопасности, а вот Талинь – нет. И если Талинь не защищен, разве не могут попасть в него чужестранцы и сначала какое-то время таиться в провинциях, а потом найти способ пробраться в столицу?
Помпи еще раз бросает взгляд на стражников. А когда ее сосед усаживается за стол и поворачивается к компьютеру, она позволяет себе еле заметно улыбнуться. Под ее рукавом синеет тушью на фоне белой кожи татуировка-полумесяц.