– Спасибо тебе, – тихо произносит Август.
– За что? – отзывается Лэйда.
– За то, что не стала устраивать скандал. Это могло плохо кончиться.
Лэйда переводит взгляд на него. Темная синева ее глаз яркая и насыщенная, окаймленная пурпуром в отблесках пламени ада, который творится у них на виду. Даже там, где стоят они, жар едва можно вытерпеть.
– Мэр почти ничего не сказал, – говорит Лэйда. – Только что платить налоги им уже не по силам.
– Полагаю, причина достаточно веская.
– Так и есть. Причина, которая складывается из множества других. – Лэйда отворачивается. Как только она встает спиной к пламени, его жар вдруг кажется Августу невыносимым, словно раньше они несли эту ношу вдвоем, а теперь она обрушилась на него одного. – Но поскольку для дворца это ничего не значит, следовательно, ничего не значит и для нас.
Живущие в городе, под защитой стены, – ничтожные тараканы, но те, кто живет за стеной снаружи, – даже не живые существа, а просто детали пейзажа, от которых дворец может избавиться или переделать по своей прихоти. Ведь это же как-никак королевство Талинь, а король – великий властитель, избранный высшими божествами. Божества никогда не ошибаются в выборе, именно они возложили корону на голову того, кто ее носит.
Наконец Август тоже отворачивается, с силой стиснув кулаки. Он вбирает в себя крики. Всех тех, кто очутился в ловушке внутри горящих домов и теперь ждет неминуемой мучительной смерти; всех остальных, кто лишился крова и теперь умрет от голода через несколько недель или месяцев. Легче всего отделались те, кого зарубили первыми.
– Да, для нас это ничего не значит, – подтверждает Август. – Да здравствует король Каса, да продлится его правление десять тысяч лет.
Он возвращается туда, где остался его конь. Предстоит долгая поездка, чтобы прибыть в Сань-Эр до наступления темноты.
Глава 9
Чами и Илас нарисовали для Каллы примитивную карту. Хоть она и уверяла, что запомнит маршрут, оказалось непросто объяснить на словах, как добраться до улицы Большого Фонтана кратчайшим путем, и две ее бывшие фрейлины принесли ручки и принялись набрасывать план улиц и отмечать толстым красным маркером, как ей следует идти.
Улица Большого Фонтана – излишне длинная, вечно оживленная, с кучей заведений, громоздящихся одно на другом, – пролегает у канала Жуби со стороны Саня, но в последние несколько лет вход на нее с обеих сторон загораживают доски и перекрещенные трубы, чтобы не прошла королевская гвардия. Иногда стражники все же врываются сюда с проверкой, но задача это изнурительная, ведь местные заново возводят баррикады всякий раз, когда их рушат. Простым людям, желающим попасть сюда, лучше сначала направиться в Эр, а потом вернуться в Сань по одному из мостов, который и приведет прямиком на середину улицы Большого Фонтана.
Калла расправляет карту, беглым взглядом окидывает метки и выбирает мост, ведущий в Эр. Ей следовало бы лучше ориентироваться в городе, но как-то неуютно разгуливать по улицам, если ты преступница, которую считают мертвой. И даже будучи принцессой, она никогда подолгу не бродила по этим переулкам одна. Ей известны крупные здания, финансовые районы, кварталы мясных лавок, она может даже назвать очаги преступности и места, где чаще всего бывает дворцовая стража. Но это совсем другое дело. Не то что почуять запах и услышать удар подошв о грязную землю, спрыгивая с моста в Эре, где граница между городами осязаема.
Калла медлит в начале переулка. По шее сразу же сбегают вниз мурашки. Там, где она стоит, последний тонкий луч заходящего солнца бьет ей прямо в глаза. В Эре всегда меньше шума. Но это не значит, что Эр – тихая гавань: просто вместо уличных торговцев здесь дельцы, вместо проституток на углах – школьные учителя, на ходу проверяющие сочинения и выставляющие оценки. Переулки мощеные, не настолько широкие, чтобы считаться улицами, как в провинции, но жителям Эра хватает места, чтобы разъезжать по ним на велосипедах, вместо того чтобы на каждом шагу огибать мусорные баки, как в Сане.
Калла смотрит вверх, прикрыв глаза сложенной козырьком ладонью. Солнце заходит, погружая Эр в сумерки. Ей всегда удавалось сразу улавливать любые изменения. И вот теперь все чувства настойчиво твердят ей, что за ней наблюдают. Ее ци взбудоражена – более чуткая, чем ее уши, более восприимчивая к прикосновениям, чем любой участок кожи. И когда из электрического щитка на стене вдруг вырывается искра, Калла выхватывает меч и принимает боевую стойку еще до того, как из конца переулка навстречу ей вылетает размытый вихрь.
В груди неприятно колет, потом начинается тошнота. Калла чуть не ахает вслух. Эти ощущения она не испытывала уже много лет. Они пропадают так же быстро, как и возникли, но она ни на миг не сомневается, что кто-то только что пытался вселиться в нее.
Но не сумел. И никогда не сумеет.
Калла готова. Размытый вихрь все ближе, мчится, склонившись вперед всем телом, и в надвигающейся темноте невозможно различить ни единой черты. И не надо: едва дождавшись, когда они сблизятся, Калла отталкивается ногой от стены переулка и делает переворот в воздухе, избежав столкновения, и приземляется позади неизвестного. Она не оборачивается, чтобы увидеть его, и не тянет шею, просто знает. Удар ее меча обрушивается на противника сзади – сначала на шею, потом на спину – еще до того, как она успевает опуститься на землю.
Подошвы ее ботинок тяжело ударяются о грязь. Она с силой выдергивает меч из тела противника. Тот падает.
Но… ее клинок выходит из раны чистым.
Калла недоуменно моргает. Простертая у ее ног фигура не шевелится. Калла ждет, насторожившись на случай уловки. Почти минута проходит, прежде чем она короткими шагами приближается к телу, рискнув осмотреть его. Затаив дыхание, она хватает убитого за одежду и поворачивает к себе лицом, еще недавно прижатым к земле.
– Какого хрена?
Глаза у него белые: ни радужки, ни цвета. Это пустой сосуд.
Калла упирается ладонями в свои колени. Как такое возможно? Вспышки она не видела. Рядом не было тех, в кого нападающий мог бы перескочить. В голове возникает предупреждение Августа о шпионах из Сыца, но это предположение выглядит таким нелепым, что она его даже не рассматривает. Сыцани что, изобрели новый способ перескока? В тела, не находящиеся даже в пределах видимости? Причем так, чтобы не выдавать себя вспышкой ци?
Потрясенная, она только и может что отступить на несколько шагов, подхватить оброненную карту и улизнуть прочь, оставив обескровленный сосуд в переулке. Кто-нибудь наверняка найдет его и заберет. На свете существует мало того, что способно поразить Каллу, однако пустой сосуд, в котором еще присутствовала ци, когда он ринулся на нее несколько секунд назад, но опустевший, пока она вонзала меч ему в шею, занимает одно из первых мест в ее списке невообразимых зрелищ, недоступных пониманию.
– Абстрагируйся, – приказывает себе Калла. Она оглядывает стены, щурясь, чтобы прочесть уличные указатели. Шум канала Жуби слабеет, значит, она направляется не в ту сторону. Она поворачивается и идет на звук обратно к мостам. – Сосредоточься на деле, которым сейчас занята.
Вообще-то она не уверена в том, в делах какого рода подразумеваются непродуманные нападения вероятного сыцанского шпиона. В Сань-Эре слишком много народу, чтобы атаку, которой подверглась именно она, считать случайностью. Или же охотились за любым участником игр, какой попадется? Или за принцессой Каллой Толэйми? Она знает, в некоторых кругах Сань-Эра убеждены, что она жива, но вряд ли эти слухи распространились за пределы Талиня.
Калла доходит до моста, ведет пальцами по пыльным ограждениям. Вклинивается в стайки горожан, собравшихся на узком каменном мосту, и лавирует между ними, не обращает внимания на лотки с пельменями и продавцов сумок, разложивших свой товар на большом красном ковре. Едва сойдя с моста на большую улицу, она понимает, что прибыла туда, куда следует. Компания мужчин средних лет сидит на корточках возле одной двери и так дымит, что их окружает заметное серое облако. Пока они заняты шумным разговором, Калла обходит их и шмыгает в двери «Снегопада», главного борделя улицы Большого Фонтана.
«Снегопад». Назван в честь слепящей белизны, укрывающей провинции в холодное время года. Сань-Эр не видел снега уже несколько веков, от этого название выглядит еще экзотичнее.
Внутри атмосферу столпотворения нагнетают низкие басы музыки. Синие и неоново-розовые огни с произвольными интервалами озаряют стены, потом гаснут, на секунды погружая все вокруг в полную темноту. Калла прячет меч за спину, прикрыв ножны плащом. Она уже заметила лестницу, ведущую вверх, на остальные этажи того же здания, но подняться по ней не спешит. Как только ее кто-нибудь заметит и сдаст, Антон Макуса сбежит, и она его потеряет. Но когда-то она как-никак была принцессой, она умеет разбираться в людях и видит, что бармены и танцовщицы начали поглядывать на нее, едва она вошла. Никто из них и говорить с ней не станет, если она спросит про Макуса и где его найти, но если она не будет выделяться поведением, ее перестанут замечать как очередную странную посетительницу и даже не подумают ей препятствовать. И тогда, наверное, она сможет разузнать про жилье Макуса, собрать больше сведений о нем. Только сначала надо убедиться, что ее ни в чем не подозревают.
Калла смотрит вниз, на свое запястье. Даже если бы браслет по-прежнему был при ней, он указал бы на присутствие другого игрока, только если бы как раз в это время пришел сигнал местонахождения. А без этого пинга нет никакой надежды узнать, какое лицо теперь носит Антон Макуса. В этом и заключается вся прелесть игр короля Каса, причина, по которой цивилы так прочно приклеиваются к телеэкранам каждый вечер, старательно тянут шеи, с разинутым ртом глазея на живых игроков, несмотря на всю опасность задерживаться рядом с теми, кто бьется насмерть. Когда игроки могут в любой момент совершить перескок, никому не под силу самому, без всякой помощи, выследить противников и перерезать их одного за другим. Многое зависит от удачи и отслеживания браслетов.