Или если никто из них не выйдет за стену.
Август со вздохом снимает с головы узорчатую корону. Отдыхая от ее веса, проводит пятерней по волосам, распутывает их, взлохмаченные ветром, избавляется от напряжения в голове. И не протестует, почувствовав руку Галипэя у себя на затылке. Только наклоняет голову, позволяя телохранителю привести в порядок его волосы.
– Номер Тридцать Девять прошлой ночью был схвачен и отправлен в дворцовую темницу, – докладывает Галипэй.
– Его решили задержать? – Вот это неожиданность. – Но ведь девушка выжила, так?
– Она в больнице, уже поправляется. Но член Совета Алиха был вправе поднять шум. Каса не намерен его расстраивать.
Разгорающийся утренний свет озаряет ведущие к стене немощеные дороги, по которым грузы из Дакии привезут с запозданием. Управлять каждой провинцией назначают одного члена Совета, его власть ограничена территорией конкретной провинции, но тем не менее это существенная власть. Если Алиха будет недоволен тем, что его дочь пострадала во время игр, он не заявит об этом напрямую, но поступление товара из Дакии внезапно станет немного затягиваться, с ним слегка прибавится мороки. Король Каса обязан покарать игрока, которого угораздило вселиться в тело дочери члена Совета, – просто чтобы все уладить. В официальных правилах четко сказано: хочешь совершать перескоки – давай, но так, чтобы не причинять вреда никому из зрителей. И хотя дворец может пренебречь своими же указами, когда речь идет об остальных жителях города, предпочитая, скорее, оплачивать больничные счета, чем переполнять тюремные камеры, такой небрежности нет места, когда дело касается знати.
– У Каса есть проблемы и посерьезнее, если хочешь знать мое мнение.
Без предисловий и вне связи с предыдущим разговором Галипэй, кажется, считывает направление, в котором развиваются мысли Августа:
– Было что-то еще?
– Номера Восемнадцать и Сорок Один прошлой ночью найдены мертвыми в частных владениях, сгоревшими от болезни яису и изображающими сыцанское приветствие. – Речь Августа – безупречное подражание автомату: его слова начисто лишены интонаций или эмоций. – Король Каса утверждает, что причин для беспокойства нет.
– Ты правда говорил с ним об этом?
Август с силой сжимает в руке корону. Зубцы и завитки врезаются в ладонь. Это корона шарлатана. Корона, которая ничего не значит, дает ему достаточно драгоценностей только для того, чтобы беспрепятственно входить во дворец и выходить из него, но ни в коем случае не высказываться о том, что по-настоящему важно.
– Как только Лэйда явилась с этими известиями, я обратился за разрешением просмотреть записи о входящих в Сань-Эр и выходящих из него. Его величество считает, что я делаю из мухи слона.
Приставную лестницу трясет ветер. Протянув свободную руку, Август кладет ее на плечо Галипэя и придерживает его. Солнце выглядывает из-за горизонта, но в нынешние времена в Сань-Эре оно ничем не напоминает изображения в книгах по истории или на живописных свитках, наследии былых эпох. Это просто светящееся пятно, которое перемещается по небу в зависимости от времени дня, но слишком затуманенное тем, что скопилось в атмосфере и не дает различить форму или очертания.
В других районах Талиня, дальше от столицы, солнце светит ярче и небесные просторы больше похожи на голубые. Но жители Сань-Эра ограничены высотой его устремленной вверх стены, и все, что большинство из них способно увидеть, представляет собой довольно унылое зрелище. Совет уже направлял запросы, выясняя, не согласится ли король Каса расширить столицу. Перенести стену таким образом, чтобы присоединить часть земель провинции Эйги к Саню и перераспределить население. Ответом всякий раз становится решительное «нет»: гвардии станет труднее поддерживать порядок, для каждой новой улицы понадобятся камеры и системы наблюдения, придется проводить в новые городские районы воду, канализацию, электричество, а потянут ли они такие расходы?
Дворец такие расходы потянет прекрасно. Но король Каса предпочитает этого не делать.
– Он тебе не верит, – заключает Галипэй.
– А когда он вообще верил? Если он чего-то не видит, значит, этого не происходит.
– Но не может же он отрицать, что все-таки что-то происходит. Речь не просто о потерях во время игр. Ни один игрок не смог бы вот так взять и ускользнуть от наблюдения.
Но в таком случае чьей жертвой стали убитые? Предположение, будто в город проникли сыцанские шпионы, не только неправдоподобно, но и не подразумевает явного финала.
Август нахлобучивает корону обратно на голову, Галипэй убирает руку. И Август сразу же ощущает шеей холод ветра.
– Идем, – зовет он, взявшись за лестницу.
Пробудившись после беспокойного сна, Калла назначает встречу Августу. Или скорее вызывает его к себе, требует, чтобы он явился в течение часа, или пусть пеняет на себя. Зачем ему «пенять на себя», она не знает, ей известно только, что Август придет.
Она ждет в закусочной «Магнолия» и курит уже третью сигарету. Стоящая за кассой Илас машет рукой, разгоняя дым, и морщит нос.
– Чего это ты так нервничаешь?
Калла вскидывает глаза на Илас и тушит сигарету.
– А кто сказал, что я нервничаю?
Илас хватается за посудную тряпку. Щурится и смахивает пепел, упавший на стойку.
– Я много лет была твоей фрейлиной. И веришь или нет, я тебя знаю. У тебя всегда были причудливые привычки. – Она толкает локоть Каллы, требуя отодвинуть его, пока она наводит чистоту. – Другие думали, что ты суеверна, как деревенская, но я-то знала, что ты просто странная.
Дверь закусочной открывается, Калла моментально оборачивается на звук, напрягшись всем телом. Ее реакция чрезмерна. В дверях просто худенькая старушка с темно-пурпурными глазами, остановившаяся ввести на турникете свой личный номер.
Калла вздыхает, ерзает на своем мете.
– А я чуть было не испугалась, что меня вот-вот схватят, – признается она.
– Разве ты не уладила тот вопрос? С Вэйсаньна, который знает, кто ты такая?
Калла с трудом удерживается, чтобы не закурить снова.
– Теперь знает кое-кто еще.
– Плоховато у тебя выходит скрываться, да? – подшучивает Илас, и его губы дрожат.
– Я в этом не виновата, – ворчит Калла. – Меня легко узнать.
Долгую минуту бывшая фрейлина смотрит на нее, вдруг посерьезнев. И говорит:
– Ты могла бы бросить это тело.
Илас уже не в первый раз предлагает такое. Во дворце настороженное отношение Каллы к перескокам было в порядке вещей, укладываясь в рамки распространенной среди элиты убежденности, что их тела священны. Вселяясь в обычных цивилов, они оскорбляют самих себя, а заимствуя тела у равных себе, наносят оскорбление им. Однако после того, как Калла сбежала из дворца и обратилась за помощью к бывшим фрейлинам в Сане, ее отказ от перескоков стал причиной разногласий между ними. Илас понять не могла, почему Калла не берет себе новое тело и вместе с ним личность, вместо этого подвергая риску Чами и пользуясь ее личным номером. Стоило только выбрать другое тело – или купить пустой сосуд, если она не желает вторгаться в уже занятый кем-то, – и дворец ни за что не нашел бы ее даже с личным номером Чами. Последним, что выдавало бы ее, остался бы цвет глаз, но поскольку в Сань-Эре встречаются похожие оттенки, было бы почти невозможно на одном этом основании доказать, что она Калла Толэйми.
– Свое тело я не бросаю, – сухо усмехается Калла.
– Ка…
Дверь снова открывается, на этот раз впуская незнакомого мужчину с зонтом, который едва ли необходим в Сане. Почти весь дождь, достающийся городу, попадает на стены зданий, а потом струйками сбегает на землю, но все, кто бывает на улицах, все равно слегка промокают, проходя под подтекающими трубами.
Вошедший поднимает голову. На краткий миг, заметив, что глаза у него черные, Калла почти уверена, что это Антон Макуса снова явился досаждать ей. А потом она вспоминает, что издалека цвет глаз принца Августа выглядит почти таким же, и идет встречать его у турникета закусочной.
– Пройдемся, – коротко бросает Август, кивая в сторону двери. Потом поворачивается и выходит, не дожидаясь ответа.
Покинув закусочную, Калла видит, что рядом с Августом ее ждет второй мужчина, тоже под зонтом. А дождь моросящий, Калла его почти не замечает.
– Галипэй! – радуется она, закидывая руку ему на плечи. В родном теле он выше ее, так что задача эта не из легких, однако он всегда был рослым и крупным, а Калле неизменно нравилось дразнить его. – Целую вечность тебя не видела. Правда, кое-кто с очень знакомыми глазами не так давно пытался напасть на меня…
Галипэй пробует стряхнуть ее руку. Калла сжимает его плечо покрепче.
– Август… – жалобно тянет он.
– Нет-нет, на Августа не смотри, – перебивает Калла. – Ты же был таким крутым, когда удирал от меня и…
– Я послал его только для того, чтобы убедиться, что это в самом деле ты, – вмешивается Август. – Нападать на тебя он не собирался. Оставь его в покое.
Калла дуется, переводит взгляд на Галипэя. Убирает руку с его плеча и берет его под локоть.
– Прогуляемся?
Август ведет их мимо ряда лавок, а Калла продолжает конфузить Галипэя. К тому времени как она успевает перебрать всех, кто есть в его семье, перечисляя имена всех Вэйсаньна, каких может вспомнить, так что Галипэя бросает в пот, большая часть торгового района остается позади, их обступают жилые здания Саня.
Внезапно бросив Галипэя, Калла переходит под зонт Августа. От ее резких движений Август даже не вздрагивает. Он вообще вздрагивает очень редко.
– Видимо, ты получила обратно свой браслет?
Калла поднимает руку, показывая браслет в доказательство.
– Угадаешь, кто его забрал? У тебя одна попытка.
Август продолжает идти вперед, не сбиваясь с темпа, но поворачивается к ней:
– Всего одна?
– Черные глаза, покинул дворец лет семь назад. Ничего не напоминает?