– Еще один, – почти не дыша, произносит кто-то из сотрудников. Помпи не знает, кто именно. Они смешиваются в сплошную массу, голоса сливаются воедино.
– Еще один погибший от яису?
– Но этого же не может быть. Их там всего двое. Почему тогда убийца не сгорает вместе с жертвой? Куда еще он может перескочить?
– Наверное, это какой-то атакующий прием чужеземцев. Откуда нам знать, на что они способны.
– Смотрите! Смотрите, что он делает!
Неизвестный в капюшоне складывает руки Пятого уже знакомым жестом. Сыцанское приветствие.
– Вот теперь, – говорит Помпи, – мы просто обязаны вызвать гвардейцев.
Калле снится вторжение.
Ей кажется, будто она увязла в земле, зарыта в нее по щиколотки. Она пробует высвободиться, напрягает силы, но остается неподвижной, а потоки деревенских жителей текут мимо нее, покидая свои горящие провинции, войска подтягиваются и занимают позиции у каждого крепкого строения.
Помогите, хочется закричать ей, но она не может издать ни звука. Ей известно, что она где-то вблизи гор, что надо уходить, поторапливаться, если она хочется остаться в живых. Приближаются солдаты, их одежда черна, как ночь, а мечи сверкают, как звезды. Ей приказывают прекратить сопротивление. Говорят, что явились по приказу правителя Талиня. Что это спасение, момент, которого ждали все, кто был избавлен от суровой власти анархии, свирепствовавшей в приграничных районах, и принят в лоно цивилизации…
Калла просыпается от вопля, который рвется прочь из горла, и еле успевает сдержать его, не дать ему выплеснуться наружу. Она рывком садится, столкнув Мао-Мао, мирно спящего у нее на коленях. Руки трясутся. Как всякий раз, когда ей случается пробудиться от страшного сна, она тянется к коту, гладит его, запускает пальцы в мягкую шерсть. Бегут секунды. Сердце бьется все ровнее.
Снаружи доносятся такие звуки, словно ее сон продолжается, но это просто шумят пьяные посетители ближайшего ресторана, все как обычно. Калла бережно перекладывает Мао-Мао на постель и встает на колени, чтобы передвинуть подушки, сесть поудобнее и смотреть в окно. Она раздвигает планки жалюзи, протирает пальцами запотевшее стекло. Размытые неоновые пятна сразу же приобретают четкость очертаний, освещая пару, плетущуюся по переулку за окном спальни. Это зрелище как небо от земли отличается от видений из сна, впечатавшихся ей в память, от горящих полей и крови, льющейся рекой.
Калла вздыхает с облегчением. Жители городов-близнецов страдают. Но они даже вообразить себе не могут, насколько хуже живется в провинциях. И поскольку существует конкуренция, каждая причастная сторона сваливает вину на другую, вместо того чтобы возложить ее на истинного виновника – самые верхи.
Планки жалюзи смыкаются, преграждая свету путь в комнату. Калла укрывается одеялом с головой, вознамерившись выспаться.
Эта ночь – для отдыха. А утром она разыщет Антона Макуса, и они превратят игры в приступ безумия.
Глава 11
Илас Нюва бывала в Пещерном Храме уже столько раз, что без труда может найти дорогу к нему. Вход в храм искусно замаскирован, скрыт в бывшем внутреннем дворике, окруженном четырьмя зданиями, которые смыкаются углами. Илас входит в одно из них, поднимается до уровня торговых рядов, затем проходит через одну из дверей и начинает спускаться по незаметной лестнице в глубине здания, свернув на нескольких лестничных площадках.
На втором этаже Илас проходит мимо окна, дневной свет в которое не проникает, несмотря на утренний час. Зеленую черепицу на крыше храма освещают лишь скудные лучи, просачивающиеся сквозь мусорные и прочие отложения, скопившиеся на металлической сетке над храмом. Заостренная крыша с ее каменными коньками и цилиндрической черепицей предназначалась для того, чтобы оберегать стены храма от дождя и ветра, но столичные условия потребовали нововведений. Храму приходится остерегаться того, что падает сверху, но дождем не является: сломанных фоторамок, флаконов из-под шампуня, использованных памперсов, которые летят и валятся из окон квартир на четырнадцати этажах, со всех четырех сторон. Прижав к груди сумку и высунув голову в окно – впрочем, это не столько окно, сколько прямоугольная дыра, прорезанная в наружной стене лестничной клетки, – Илас могла бы поверить, что сплошное цветное пятно внизу – не частая металлическая сетка над храмом, а всего лишь неудачно установленный подвесной потолок.
Илас спешит спуститься по последнему лестничному маршу, выходит из здания и идет к дверям Пещерного Храма. С посетителями, выполняющими возле храма дыхательную гимнастику, она старается не встречаться взглядом. Но краем глаза замечает кастеты, цепи цзебянь и изогнутые фигуры, вытатуированные на шеях – у одних кроваво-красные, у других просто черные.
– Я только занести кое-что, – говорит Илас женщине у двери. Поздороваться она не удосуживается. В Сообществах Полумесяца излишнюю вежливость расценили бы как слабость и принялись бы запугивать ее до тех пор, пока не вынудили сбежать отсюда.
Женщина машет рукой, направляя ее вперед. Илас входит в храм, скрипя зубами. Вот не мог Матиюй выбрать достойную работу в финансовом районе. Надо же было ему вступить в Сообщества Полумесяца.
– Эй! – рявкает она, заметив младшего брата за одним из столов. – Вот твой дурацкий обед.
Она со стуком ставит сумку перед Матиюем. Тот резко вскидывает голову, моргает такими же бледно-зелеными глазами, как у нее, и поправляет на плоском носу очки в широкой оправе.
– А, хорошо, что ты здесь, – говорит Матиюй. И, не дожидаясь ответа, хватает ее за запястье и тащит куда-то в глубину храма. – Мне нужно, чтобы ты это увидела.
– Но твоя еда…
– Да ничего, никто ее не возьмет. – Матиюй снова тянет ее за руку, побуждая поторопиться. – Скорее, скорее, идем же.
– Что за спешка? – спрашивает Илас, но все же ускоряет шаги. – И с каких это пор для твоей жалкой ученой работы тебе нужна я?
В школе Илас всегда училась хуже некуда. И бросила учебу рано, чтобы стать фрейлиной во дворце, а потом возненавидела и это занятие, хотя состоять в свите Каллы было проще, чем служить кому-либо другому. После знакомства с Чами взбираться по карьерной лестнице и достигать высот Илас расхотелось окончательно. Она желала лишь одного: каждый день поливать цветы в их квартире над закусочной и жить тихо и спокойно.
Матиюй ничуть не похож на нее. В прошлом году он окончил школу первым учеником в своем классе и уверенно стоял на пути к тому, чтобы многого добиться. А потом, к ужасу их родителей, занял должность счетовода в Сообществах Полумесяца, а не в каком-нибудь процветающем банке.
«Не то чтобы я в самом деле купился на их религиозный культ, – объяснял он. – Но там, где они, деньги делаются быстро. Поработаю подпольно пару лет, а потом уйду и подыщу что-нибудь поприличнее».
«Их неспроста называют культом, – урезонивала его Илас. – Ну и что будешь делать, когда тебе начнут промывать мозги?»
Но Матиюй лишь отмахнулся от нее, ничуть не беспокоясь.
Окольным путем они проходят в самую глубину храма. Матиюй ведет сестру, ни на кого не глядя, а Илас не может удержаться, чтобы не глазеть. Одна группа в углу синхронно выполняет упражнения, полезные для ци. Другая молится, прижимаясь лбами к земле. А когда эти люди снова выпрямляются, в их поведении ощущается некая странность.
Илас отворачивается, сдерживаясь, чтобы не скривиться. Магия, говорят некоторые. Но если так, тогда и перескоки были бы магией. Однако перескоки происходят благодаря ци, а ци для них создали боги. Все, что есть в Сань-Эре, – просто творения его богов: истинных богов в небесах и ложных, правящих во дворце.
– Я тут пытался разобраться с номенклатурными номерами поступлений, – объясняет Матиюй, открывая дверь в хранилище. Он сдувает тонкий слой пыли с коробок, составленных одна на другую у двери, затем снимает одну из них, чтобы добраться до выключателя. Крошечная лампочка почти не дает света. Илас силится разглядеть, что ищет брат, а он выдвигает ящик каталожного шкафа и достает толстую кипу папок. – Но с некоторыми накладными что-то не так…
– Ну а я-то чем могу помочь? – Илас берет протянутую ей папку. Открыв ее, видит записи, похожие на журнал регистрации – здесь экспорт дурмана, там импорт опиума, нерегулярные продажи эфедры из мелких лавок вместо более крупных подпольных заводов.
– Скажи, если заметишь что-нибудь странное, – просит Матиюй. – Пробегись по входящим номерам, а потом посмотри, каковы наши цены при отгрузке… Не складывается, верно? Не понимаю, как…
Дверь с грохотом распахивается.
– Почему она здесь? – Прежде чем Илас успевает опомниться, ее руку сжимают словно стальными тисками и тащат вон. К тому времени как она догадывается поднять голову, посмотреть, кто ее схватил, и заметить на шее незнакомца полумесяц, ее уже выводят за двери храма. Позади слышатся тяжелые шаги Матиюя.
– Постой, постой, это же моя сестра…
Илас спотыкается на ступенях крыльца, и лишь потом ей удается как следует разглядеть члена Сообществ Полумесяца, который выгнал ее. Старый и морщинистый, он излучает превосходство.
– Дела Сообществ Полумесяца в Сообществах и остаются.
Двери храма захлопываются, Илас остается лишь растерянно моргать.
– Ну что ж, – говорит она самой себе, – по крайней мере, не ножом в живот.
Засохшую кровь трудно отмыть – Антон это знает, потому что, сколько ни трет, у него лишь шелушится шея. Он думал, что, если добавить свежей крови, может, тогда наконец отойдет и застарелая, но не тут-то было. Только пятно стало ярко-красным.
Антон сдается. На ходу он дочиста вытирает один из клинков об рубашку, рассудив, что уже и так весь в крови, так что ему несколько лишних пятен? Через плечо он бросает взгляд на угол переулка, выжидает минуту, потом принимается вытирать второй клинок. Труп он оставил на третьем этаже в каком-то здании финансового района, и хотя проверил пульс и даже помахал камерам наблюдения, чтобы дать понять, что бой закончен, отчасти он убежден, что противник по-прежнему следует за ним по пятам. Он не может позволить себе утратить бдительность – ни сейчас, ни когда-либо еще.