– А то замерзнешь.
Калла подхватывает куртку свободной рукой.
– С тобой-то? – Калла усмехается, набрасывая куртку. – Никогда.
Схватка возобновляется, едва они выскакивают в коридор. Один из оставшихся преследователей замечает их и поднимает крик. Не успевают остальные осознать, как быстро потерпели поражение первые трое, Калла приканчивает еще двоих, а третьего бьет с ноги так мощно, что опрокидывает на пол. Остальные действуют осторожнее, их атака становится слаженной. Калла взмахивает мечом, пытается поразить очередного противника, ближайшего к ней, но не только встречает скорый отпор: еще один противник слева, тот самый Вэйсаньна, чуть не разрубает ее пополам длинным клинком, неизвестно откуда появившись. Она ухитряется увернуться, правда, меч успевает неглубоко чиркнуть ее поперек живота. Жжение ощущается сразу, но она сама виновата: надо было застегнуть куртку на молнию. Чертыхнувшись, Калла делает поворот, одновременно прикидывая расстояние до лестницы. Три шага. Антон кропит стену кровью, нанося удачный удар противнику. И все-таки они в меньшинстве, и Калла замечает краем глаза расплывшийся в замахе клинок…
– Антон, живо!
Ее меч становится препятствием, останавливает атаку. При этом в обороне противника образуется брешь, и, к огромному облегчению Каллы, Антон действует незамедлительно. За эту краткую долю секунды он устремляется в сторону лестницы, а Калла успевает врезать противнику ногой. Едва представляется случай, Калла тоже несется к лестнице и с грохотом скатывается по ступеням.
– К главному входу! – кричит Калла. Ее голосу вторит звенящее эхо.
– Все равно кинутся за нами, – предупреждает Антон.
– Тогда снова спрячемся. К чему лишние слова?
– Принцесса, а я уж было подумал, что между нами взаимопонимание…
Они вылетают в вестибюль и видят, что Семьдесят Девятый ждет там, оставшись без охраны. Завидев обоих, он принимается разглядывать их спокойно и равнодушно, словно и не участвует в играх. Администратор прячется под своим стулом, стараясь как-нибудь защититься. Блудницы сбились в угол в попытке отдалиться от творящегося вокруг хаоса. А Семьдесят Девятый бездействует. Как будто считает, что шикарной одежды вполне достаточно для защиты от любых жизненных невзгод. Вид у него донельзя дурацкий, совершенно никчемный, он прямо-таки напрашивается в жертвы.
Калла поднимает меч еще до того, как успевает сообразить, что делает. Она бросается вперед, металл сверкает на свету, но Антон сразу же вцепляется в нее и тянет назад.
– Времени нет. Надо уходить.
– Но он же прямо тут…
– И перескочит, как только ты нападешь. А еще его люди уже на подходе. Бежим!
Калла перестает сопротивляться, позволив Антону увлечь ее к главному входу. Они выскакивают на улицы Эра, ныряют в какой-то переулок и спешат прочь от отеля. Каждый глухой стук подошв Каллы об землю звучит как доказательство поражения, высмеивает ее бегство. К тому времени как они оказываются на значительном расстоянии от отеля и больше не опасаются преследования, Калла окончательно выдохлась; обхватив себя обеими руками, она прислоняется к стене. Рана на животе вызывает жгучую боль. Но кровь уже остановилась, так что ей не о чем беспокоиться. Она застегивает куртку на молнию, пряча рану.
– Ну что ж… – выговаривает Антон, запыхавшийся не меньше, чем она, – определенно могло быть лучше. Но могло и гораздо хуже. Ничего попытка, – он протягивает ей руку для пожатия. Калла возмущенно смотрит на него, пока он не опускает ладонь.
– Надо же было из всех игроков указать нам… – бормочет Калла. – Неужели Августу не пришло в голову предупредить, что под этим номером скрывается целая команда из десяти человек?
Антон строит гримасу:
– Скорее всего, он сделал это нарочно.
Первое побуждение Каллы – возразить, что она нужна Августу и что он не стал бы по своей воле подвергать ее серьезной опасности. Но возможно, Антон прав, или же Август решил, что она и с таким противником справится. Ведь у нее в прошлом полный тронный зал трупов, что ей какие-то десять человек?
Закрыв глаза, Калла встряхивает головой и надеется, что в мыслях прояснится. Там, где они оказались, слышен шум воды в канале Жуби. Они неподалеку от мостов, которые приведут их обратно в Сань. Подняв голову, Калла видит, что Антон с любопытством наблюдает за ней. И примирительно улыбается.
– Моя квартира тут недалеко.
– Показывай дорогу, – говорит Калла.
Оба слишком устали, чтобы делать бессмысленные выводы насчет боя, из которого удрали, поэтому идут молча, переходят через канал по мосту, ведущему к улице Большого Фонтана, и продолжают путь, пока впереди не показывается знакомый бордель. Сегодня снаружи прибавилось торговцев: женщины продают дешевую обувь с деревянных тележек. Едва взглянув на них, Калла сразу же уходит в двери здания следом за Антоном: задержись она хотя бы на секунду, и отбиться от торговок, расхваливающих свой товар, будет невозможно.
– Одну из квартир этажом выше снимает врач, работающий без лицензии, – сообщает Антон, впуская ее в свое жилище. – Если услышишь вопли – это оттуда.
– Прелестно.
Калла отстегивает меч. Как попало бросает его на диван. Затем выворачивает карманы, высыпая содержимое на подушки. Сейчас она не спешит, не то что при первом появлении в этой квартире, поэтому медленно разглядывает ее, ходит вдоль стеллажей с книгами. Здесь обнаруживается еще один снимок Отты. Снимок неброский, на нем лишь половина ее смеющегося лица, но Отта умела быть заметной в жизни, и, конечно, фотография запечатлела ее так, что не узнать ее невозможно.
Калла огибает небольшой диван и входит в смежную кухню. Пока Антон ставит на плиту кастрюлю с водой, его гостья заглядывает в шкафы, прикидывая, давно ли в последний раз зажигали свечи на пыльном алтаре, перед раскрашенной статуэткой давнего божества. Возможно, Антон – один из тех немногих, кто еще продолжает молиться. Если он убежден, что Отту Авиа можно спасти, неудивительно, что он верит и в древних богов.
Калла касается пыльной полки со столовыми приборами. И как раз когда проводит подушечкой пальца по ржавеющим ножам и вилкам, вдруг слышит знакомый звук – будто металл скользит по столешнице, потом чувствует прикосновение к плечу – рука Антона тянется к ней, сжимает что-то – нож? – и тогда она хватает первое, что попалось под руку, вцепляется ему в запястье, резко оттесняет к стоящему за их спинами столу, заставляет нагнуться и прижимает к его шее импровизированное оружие, оказавшееся вилкой.
Антон морщится. В кухне эхом отдается полый звук, который издала его голова, ударившись об стол.
– Пятьдесят Седьмая… – с расстановкой говорит он. Под зубцами вилки вены на его шее отчетливо видны. Вилка тупая, но если приложить силу… – Я потянулся, чтобы снять миску с полки над твоей головой. Ты не могла бы воздерживаться от нападений на меня в моем собственном доме?
Калла ведет взглядом вдоль его руки, теперь придавленной к столу. В руке нож. Она не ошиблась. Однако нож слишком тонкий и короткий, чтобы служить оружием. Таким лезвием едва ли можно нарезать тофу.
– А кто сказал, что я пыталась напасть на тебя? – спрашивает Калла. Она переводит взгляд на лицо Антона. Оно так близко, что отчетливо видны темно-пурпурные кольца вокруг зрачков, и на долю секунды, пока Калла тянется к ножу в его руке, чтобы отобрать, между ними возникает безмолвное соглашение: «Я сделаю вид, будто ты и не пытался проверить скорость моей реакции, а ты можешь притвориться, будто я не разгадала твою уловку».
Она наклоняется ниже, поддерживая игру.
– Не хочешь закончить то, что мы начали в отеле?
– Что ж, можно, – как ни в чем не бывало отзывается Антон. Он понимает, что его дразнят. И все же он невольно смотрит на ее губы. – Не дай мне тебя остановить.
Калла чувствует, как всей рукой налегает на вилку, это происходит почти само собой, нажим усиливается по мере их сближения. Но она не останавливается, пока не ощущает губами жар его близких губ, и лишь тогда – лишь тогда замирают и ее губы, и оружие.
– Вода закипает, – говорит она, отстраняется и бросает вилку обратно на полку. Потом усмехается, глядя, как Антон выпрямляется, смотрит на нее, вскинув бровь, берет миску и продолжает готовить еду. Какой смысл делать вид, будто они ни в чем не подозревают один другого каждую минуту? У них краткосрочный альянс, а не постоянный. Они способны держаться дружелюбно, как пауки или скорпионы, разоряя одни и те же гнезда. Но если оба проголодаются, один из них нападет на другого и сожрет его.
Калла отодвигает стул, садится. Антон находит пакет какой-то неизвестной ей еды быстрого приготовления и с треском открывает его. Потом высыпает содержимое пакета в кипящую воду. И стоит над плитой, усердно помешивая в кастрюле. Спустя несколько минут он замечает, как вольготно она сидит, поставив локоть на стол, и спрашивает:
– Так легко утратила бдительность? А может, я подсыпал туда яд.
– Я же смотрю, что ты делаешь. – Стул под ней пошатывается. Одна ножка короче остальных. – Пока что никакого яда там нет.
Антон пожимает плечами и продолжает мешать варево.
– Сань-Эр обожает эффектные убийства.
– Здесь нет камер, чтобы запечатлеть твое. По-моему, так это напрасный труд.
С громким щелчком Антон выключает плиту. Газ перекрыт, голубое пламя исчезло.
– Ваше высочество, – говорит Антон, подавая ей миску и палочки для еды. А когда она берет предложенное, пытается изобразить преклонение колен. – Но будьте осторожны. Однажды кое-кого все же отравили – одиннадцать лет назад.
Краем глаза Калла посматривает на маленький алтарь.
– Ты, похоже, большой поклонник игр.
– Просто навел справки.
Калла подхватывает палочками лапшу и сует в рот.
– Потому что нацелен на победу.
Вместо того чтобы сесть за стол напротив нее, Антон прислоняется к раковине. И окидывает гостью чуть насмешливым взглядом.
– А разве хоть кто-нибудь вступает в игру, нацеливаясь на поражение?