Август размышляет, не отказать ли ему. Из упрямства он хочет сохранить эту тайну, но Галипэй сейчас смотрит на него почти вызывающе, а этого допускать нельзя. Мысленным взором он видит, как они вдвоем проводили ночи на башнях дворца, обсуждая городские проблемы и глядя вниз, на Сань-Эр, так, словно в нем бодрствовали только они. Лишь некоторые звуки доносились до башен, возвышающихся над Санем. Города-близнецы казались воплощением неподвижности, обособленным от работы, которую вели Август и Галипэй, отделенным от мира, который они создали вдвоем.
У Августа мало того, что принадлежит только ему. Но у него есть Галипэй, будто сотворенный для него, а не для королевства, и если его покинет и Галипэй, тогда он наверняка дрогнет.
Принц Август с невозмутимым видом оборачивается к своему телохранителю.
– Боюсь, – говорит он, – что Антон найдет какой-нибудь способ разбудить ее. – Август делает паузу, старательно подбирая следующие слова. – Не знаю, какой именно, не знаю даже, возможно ли такое. Но если это ему удастся до того, как мы придем к власти, тогда мы в беде.
Галипэй прислоняется плечом к стене. Складывает руки на груди.
– До болезни Отта была на твоей стороне.
– Отта никогда не занимала ничью сторону, – возражает Август. – Она творила то, что ей заблагорассудится, для тех, кто ее особенно устраивал. И вообще не должна была увидеть… – Август раздраженно осекается. Продолжает он лишь после того, как ему удается овладеть собой: – Лучше тебе об этом не знать.
– Почему ты принимаешь это решение за меня?
Август качает головой:
– Она может представить доказательства тому, что я всегда замышлял свергнуть короля, – говорит он. – Чего тебе еще? Если я дам тебе увидеть то же, что видела она, одним бременем для тебя станет больше.
Оконные створки содрогаются от налетевшего ветра: в соседнем жилом комплексе кто-то изо всех сил захлопнул дверь. Обычно поблизости полно дворцовой стражи, чтобы приглядывать за ближайшими жилыми домами, следить, чтобы никому и в голову не пришло перебраться через стены и проникнуть во дворец. Жестокая кара грозит даже тем, кто хотя бы попытается проделать нечто подобное.
Галипэй выпрямляется, откачнувшись от стены. Вид у него недовольный, но он не жалуется.
– То, что касается тебя, никогда не будет бременем, – говорит он, круто поворачивается и машет через плечо. – Я пошел. Если понадоблюсь – сигналь на пейджер.
Август смотрит ему вслед, прищурив глаза. Потом замечает собственное отражение в оконном стекле, и ему кажется, будто он видит незнакомца, хотя он сейчас в родном теле.
«Я знаю тебя в любых обстоятельствах».
– А знаешь ли? – спрашивает Август у коридора, успевшего опустеть.
«Поосторожнее с приходами сюда, тут все с ума посходили, обед добуду сам, ничего, люблю-целую».
Илас подпирает щеку ладонью, поставив локоть на письменный стол. После вчерашней паники закусочная остается закрытой, вот Илас и просматривает сообщения на пейджере, сидя у себя в подсобке, и находит среди них несколько последних от брата.
– Схожу проведаю Матиюя.
Чами поднимает голову, пилка для ногтей замирает у нее в руках. Ее родное тело наверху, уложено в постель и заботливо укрыто, на шею наложена повязка до тех пор, пока не зарастет рана. Поврежденные вместилища для ци исцеляются самостоятельно, но это медленная и непростая задача. Она зависит от присутствия базовой ци тела, а не вихревой, активной ци его хозяина, и чем тело сильнее, тем быстрее оно способно уговорить свои раны затянуться. Чами могла бы перескочить в родное тело пораньше и некоторое время носить на шее бинты в пятнах крови, чтобы ускорить процесс, но раз уж у нее есть запасное тело, в котором можно перекантоваться, лучше дать родному зажить самому, избегая лишней нагрузки.
– А разве он не предупреждал тебя, что как раз этого и не стоит делать? – спрашивает Чами.
Илас уже на ногах и занята поиском ключей.
– Да, но… – Ключи находятся под стопкой бумаг. – Хочу поискать те подвески, которые продают Сообщества Полумесяца. Которые, по их словам, защищают от вселения.
– Илас… – Чами поспешно заслоняет дорогу подруге. Она берет Илас за запястье, но пальцы не сжимает, словно опасается напугать ее непривычным прикосновением. – Все хорошо, дорогая. С нами все будет хорошо.
– Сама знаю, – отзывается Илас, и если это и ложь, то лишь отчасти. Она не просто хочет, чтобы с ними все было хорошо: она стремится уберечь Чами. А просить о таком в Сань-Эре – это уже чересчур, так что ей остается лишь слабо улыбнуться, высвободиться из пальцев подруги и направиться к двери.
Несмотря на сообщения в новостях о том, что в Сань-Эр проникли мятежники, на городских улицах жизнь по-прежнему так и бурлит. Те же толпы завсегдатаев осаждают игорные притоны, те же старики вытаскивают на улицу свои стулья, чтобы подымить у лавки на углу.
«Неужели вам не страшно?» – хочет спросить у них Илас. Ведь раньше за стену никогда не проникали лазутчики. Возможно, в излюбленной городами-близнецами игре чисел есть нечто успокаивающее. Числа и вероятности говорят, что ты вряд ли умрешь сегодня, что в Сань-Эре слишком много людей, чтобы жертвой нападения стал именно ты. Может, поэтому никто в Сане и не сидит в четырех стенах, даже когда игры в самом разгаре. Кровь проливается не только во время развлечений, но и при авариях на заводах и фабриках, во время ограблений и внезапных вспышек заразных болезней. Если бы местные жили в страхе, они никогда бы носу на улицу не показывали.
Илас глубоко вздыхает, но это не избавляет ее от боли, скручивающей внутренности. Грязная капля падает сверху, с какого-то кондиционера, Илас стирает ее с шеи.
Сегодня в Пещерном Храме народу больше, чем обычно, поэтому входные двери оставлены широко распахнутыми. Илас щелчком сбивает с себя упавшую чешуйку красной краски и входит.
Ее сразу же встречает гул.
– Да не тех ты нашел, каких надо было! Я-то знаю!
– И что с того? Сколько еще раз нам пытаться?
Окинув взглядом спорщиков, Илас отворачивается. Схватка между ними может вспыхнуть в любую секунду, и Илас вовсе не желает очутиться рядом, когда они выхватят из-за пояса нунчаки.
А Матиюя нигде не видно. Стараясь не привлекать к себе внимания и слиться с всеобщей суетой, Илас бродит по храму. Должно быть, здесь проходит какой-то обряд. А может, у группировки, контролирующей эту территорию, появилась новая цель, и члены Сообщества Полумесяца готовятся выслать на улицы подкрепление.
Наконец Илас попадает в дальние помещения храма и обнаруживает, что в комнате брата тоже пусто. В тесную квартиру к родителям он вряд ли вернулся. Его работа – оставаться в храме, который служит базой одной из группировок Сообществ Полумесяца, и вести книги учета. Осталось проверить только хранилище, которое Матиюй показывал ей в прошлый раз.
Илас толкает плечом дверь, заранее позвав:
– Матиюй! Как же долго пришлось тебя искать…
Но и в этой комнате пусто и темно. Заглянув в дверь, Илас видит бездумно оставленные посреди комнаты коробки, кипы бумаг поверх них. Ощупью она находит выключатель, и когда в комнате вспыхивает неприятный желтоватый свет, шагает через порог. Чем это так заинтересовался Матиюй в прошлый раз? Какие-то цифры не сходились…
Илас берет бумаги. Но это не книги учета. Это распечатанные карты с временными метками в углу: судя по виду, посекундные скриншоты из дворцового центра наблюдения.
Это их журнал регистрации хода игр и перемещений каждого игрока.
– Какого хрена? – говорит вслух Илас, перебирая бумаги. На взятом наугад листочке номера 57 и 86 обозначены двумя точками в углу и обведены красным.
Но прежде чем Илас успевает свернуть листок, чтобы унести с собой, со спины что-то набрасывают ей на голову, погружая ее мир во тьму.
Глава 16
На телеэкране король Каса появляется неизменно отретушированным. Безмятежное выражение лица, кустистые брови в состоянии полной расслабленности, ухоженная, гладко расчесанная борода. Фон нечеткий от засветки, как и передний план, хотя, возможно, в этом виноваты программы цифрового преобразования, через которые узел связи пропускает передачу из дворца. Калла не может угадать, в какой из комнат находится король, когда произносит речь, которую записывают заранее. Наверное, так и было задумано.
– Даже во времена процветания у наших границ сосредоточены враги, – начинает король Каса.
– Процветания? – мгновенно повторяет Калла тоном, полным издевки. Она чиркает спичкой и закуривает сигарету, вставленную между зубами. – Где это, в каком мире?
– Вот почему у нас есть стена, вот почему мы делаем различие между столицей и остальным Талинем. Этот город – центр инноваций. Этот город – место, где мечтает жить каждый.
– Города, – поправляет Калла, бросает обгоревшую спичку и затягивается сигаретой. – Здесь у нас города-близнецы, сукин ты…
– Как вы уже слышали, в Сань-Эре объявились мятежники. Да, это так. Они стремятся свергнуть режим, но позвольте заверить вас, что наша гвардия усердно ведет поиски тех, кому пришла в голову такая бессмыслица. Мы уже призвали одного из этих бунтарей к ответу.
Ложь. Иначе и быть не может, ведь во дворце до сих пор так и не поняли, как проникли за стену так называемые мятежники.
– Что от нас требуется, так это смело жить, вопреки их трусливым уловкам. Мы должны продемонстрировать силу, несмотря на все лишения.
Не удержавшись, Калла издает возглас – громкий, на всю ее гостиную.
– Да что за чушь ты вообще несешь?
Ответа она не получает. Чуткий к ее настроениям Мао-Мао подходит и трется о щиколотку. Штанина подвернута: неумелая попытка избежать соприкосновения пропитанной кровью ткани с кожей. В остальном ее одежда еще не настолько грязная, чтобы менять ее, но ощущать кровь на щиколотке неприятно.
Экран телевизора словно приобретает яркость. Сигнал улучшается перед предстоящим объявлением, каким бы оно ни было, король Каса прочищает горло и смотрит прямо в камеру.