Женщина лишь кивает, крепясь изо всех сил, чтобы вести себя, как велено. Калла машет ей рукой и теряется в толпе, уходя следом за Августом. Ей приходится отрицательно качать головой в ответ на попытки других продавцов зазвать ее к себе, но она то и дело сбивается с шага, гадая, неужели их истории похожи на только что услышанную. Сотни человек на рассвете раскладывают здесь свой товар и убирают его не раньше, чем когда совсем поредеют толпы покупателей. Людские потоки на базарной площади никогда не иссякают полностью, она пустеет лишь настолько, что недосып не стоит выручки. Торговцев здесь сотни, и все зависят от решения, которое дворец сочтет нужным принять. Как и еще тысячи, рассеянные по этажам строений Сань-Эра.
Калла поднимает голову. Башни дворца выше любых зданий Саня, они нависают над рыночными ларьками и прилавками, словно зловещие сторожевые вышки. Позолоченные плитки и полированные деревянные завитки вторгаются в стены колизея, придавая Дворцу Единства вид чуда, возникшего из безобразнейшей расселины. На ближайшем балконе какое-то движение. Кто-то – вероятнее всего, Галипэй – затаился в тронном зале, приглядывая за Августом.
Калла останавливается рядом с кузеном, изучающим разложенные газеты. Ассортимент скуден. Бумажные издания устаревают, теряют былую популярность с тех пор, как телевизоры стали более доступными, и даже те, кому телевизор не по карману, предпочтет постоять у какой-нибудь парикмахерской и послушать включенные там новости, а не читать газету.
– Итак, – начинает Август. Он бросает в ее сторону быстрый взгляд, затем снова смотрит на газеты. Медленно берет одну и делает вид, что читает. – Лучше бы тебе сказать о чем-нибудь хорошем.
Облака в небе расходятся, пропуская яркий луч солнца. Калла заметно морщится и, чтобы выиграть время, поднимает голову, приставив ладонь козырьком ко лбу.
– Мне нужна твоя помощь, – говорит она. Бесполезно ходить вокруг да около, ведь Август уже знает: ей что-то надо от него. – Я тут подумала, что может быть и другой способ осуществить наш план.
Август круто поворачивается к ней. Один резкий и точный поворот, и он уже стоит к ней лицом, газета шуршит у него в руках.
– Что, прости?
– Я… – Калла делает паузу. В эту секунду каждый вариант ее замысла кажется ей самой абсурдным, каждое предложение застревает в горле и леденеет у нее на языке. Пот скатывается по спине, скапливается на пояснице, и рубашка сильнее липнет к телу с каждым толчком в спину, полученным от проходящей за ней толпы.
Разреши мне сберечь его, хочется сказать ей. Пусть у меня будет хоть что-то.
Она до сих пор ощущает прикосновение губ Антона, поцеловавшего ее на прощание перед тем, как она покинула крышу. Чувствует, как щемит сердце, как в дальнем углу разума толкаются настойчивые мысли, когда она смотрит на него, понимая, что вариантов дальнейшего развития событий не так уж много. Он не сводил с нее глаз так самозабвенно, словно все сказанное ею обретет форму просто потому, что она произнесла эти слова. В том, что она заслуживает такой награды, она не уверена. И если до этого дойдет, если их конечная цель потребует пожертвовать всем, отважится ли она?
– У меня другое предложение насчет того, как разделаться с Каса, – наконец находит слова Калла и судорожно сглатывает. – Если я выйду из игры, то смогу нанести удар во время Цзюэдоу. Он будет в тронном зале. Мне понадобится только, чтобы ты меня впустил.
Август хмурится.
– Это совершенно ни к чему, – заявляет он. – Мало того, это означает напрашиваться на неприятности там, где они не нужны. Действуй по изначальному плану. Дождись, когда твою победу признают официально, и во время приема во дворце нанеси удар.
Пока Калла подыскивает ответ, какой-то покупатель вдруг задевает ее руку, привлекая внимание. Она недовольно оборачивается к нему, встречается взглядом с двумя идущими неподалеку девушками, обе они при виде Каллы застывают как вкопанные. Калла сразу же отворачивается, готовая забыть об этой встрече, но тут отчетливо слышит шепот одной из девушек:
– Это что, Пятьдесят Седьмая? Та самая, которая не перескакивает?
Калла снова поворачивается к ним. Девушки идут дальше, но разговор не прекращают и даже не понижают голос, будто предмет их обсуждений не находится совсем рядом, в нескольких шагах.
– Кто это с ней? Восемьдесят Шестой?
– Наверное. Но как жаль, что в конце концов им, скорее всего, придется драться друг с другом.
Девушки скрываются в толпе, направляясь в глубину торговых рядов. Калла незаметно переводит дыхание. Порой она забывает, что игры показывают по телевизору и что она живет, пусть даже в размытой, составленной из мутных квадратиков форме, на каждом телеэкране по всему Сань-Эру ради развлечения зрителей. И пока она истекает кровью, сражается и рискует жизнью, лишь бы проникнуть во дворец, все остальные в городах-близнецах видят лишь игру. Либо она покажет себя отличным бойцом и завоюет победу, либо умрет под их аплодисменты и восторженные крики.
– Ты меня не слушаешь, – осторожно говорит Калла, с трудом выталкивая слова между зубами, когда наконец ей удается собраться с мыслями. – Я… я не хочу убивать всех остальных игроков.
Неужели она не заслуживает чего-нибудь эгоистичного, только для себя? Как Калла, а не принцесса и не участница игр под номером пятьдесят семь. Ей хочется задать этот вопрос вслух, но она уже знает, что ответит ей Август. Блистательный, благородный принц Август.
Он обращает на нее пристальный взгляд. И этим сразу дает понять, что он услышал именно то, чего она не договорила.
– Антон, – догадывается он. – Ты не устояла перед Антоном. – Август сворачивает газету и откладывает ее. Бормочет: – Я-то думал, ты умнее, но, наверное, надо было отогнать тебя от него пораньше.
Калла моргает.
– Отогнать меня… – Ее возмущенный возглас затихает. Перед мысленным взором возникает лицо Эно. – Так это был ты. Ты подослал ко мне людей.
Принц Август не удосуживается отрицать это, но и не выказывает никакого смущения.
– Ты слишком долго просидела без дела. Мне требовалось, чтобы ты образумилась.
Эно, который с горящими глазами следовал за Каллой, был убежден, что она не даст его в обиду. А ведь он мог бы в любой момент вытащить чип из своего браслета и отказаться от участия в играх. Калле надо было самой выдернуть проклятую штуковину, приказать ему найти безопасное место и отоспаться, и даже если бы в тот момент он возненавидел ее, это спасло бы ему жизнь.
– И как же ты тогда рассуждал своим крошечным умишком? – шипит Калла. – Что мне перережут горло, а грязную работу за тебя выполнит моя освобожденная ци?
– Они не стали бы убивать тебя, Калла. Ты слишком натренирована, они не смогли бы с тобой тягаться. И были просто незначительными препятствиями на твоем пути.
Рванувшись вперед, Калла яростно хватает его за воротник, и ей дела нет, что она устраивает сцену прилюдно. Никто на базарной площади на них не смотрит. Август щурит глаза, мотает головой, указывая подбородком в сторону балкона. Это и предостережение, и угроза. Может, он и не оттолкнет ее сам, но где-то в тени ждет тот, кто сделает это за Августа.
– А я думала, мы действуем сообща. – Кулак Каллы сжимается. – А ты меня испытываешь.
– Я тебе напоминаю. Это не просто очередные игры, какие проводятся раз в год. А государственная измена ради захвата трона, а ты болтаешься без дела, словно речь не идет о жизни и смерти. Вспомни, ради чего мы прилагаем старания. Твоя решимость должна быть непоколебима.
Как он смеет рассуждать о ее решимости. Ей хочется врезать ему кулаком в лицо, услышать омерзительный звук удара костяшек пальцев по кости. Если она сейчас же не отпустит его воротник, примчится Галипэй, и вот тогда ей в самом деле несдобровать. Калла почти хочет этого. Пусть вспыхнет драка, и она сможет выплеснуть все, что накипело, привлекая внимание всех гребаных городов-близнецов. Крушить все, что встанет у нее на пути, ровнять здания Сань-Эра с землей, пока вокруг не останутся только руины, и, может, тогда королевство наконец будет отстроено заново, избавившись от страданий, которые причинял ему один корыстный правитель за другим.
Но Калла медленно разжимает пальцы на воротнике Августа, опускает руки и усмиряет свой гнев. Не сейчас. Пока еще нет. Август непринужденно поправляет рубашку.
– Я увижу короля Каса мертвым, даже если это будет последнее, что я сделаю в жизни, – удается ровным тоном выговорить ей. Лишь вздрагивающая щека выдает чувства, которые бурлят в ней в этот момент. Она знает, что Август заметил это, но притворился, будто ничего не видит.
– Вот и хорошо. В таком случае, надеюсь, ты примешь к сведению мое напоминание – о том, что нам предстоит свергнуть Каса любыми способами, какие только потребуются. И значит, будем следовать плану, вероятность успеха которого максимальна. Или ты не согласна?
Калла поворачивается к дворцу. Окидывает взглядом верх стен колизея, задается вопросом, насколько быстро человек может взобраться на них.
– Не принимай мою снисходительность за слабость, Август, – негромко предупреждает она. – Не забывай, с кем ты говоришь. Понимаю, ты уже привык раздавать приказы. Тебе подчиняются изо дня в день, потому что ты кронпринц, вызывать недовольство которого опасно, – она бросает взгляд на него. – Но я – Калла Толэйми. – Эта ложь больше не кажется ложью. – Я принцесса, которая ради этого королевства пожертвовала собственным троном. Ты не вправе мной командовать.
Возникает пауза. Август качает головой.
– Я и не командую тобой, – возражает он. – Просто категорически заявляю, что все попытки искать другие пути выполнения элементарной задачи – ошибка.
В этом споре победителя не будет. Август не согласится на ее план; Калла не желает следовать какому-либо другому. Все, что им остается, – пристально смотреть друг на друга, не желая уступать. Август может сколько угодно сыпать угрозами – они будут напрасны. До того как они объединились с целью государственной измены, он, пожалуй, еще мог бы взять ее под стражу. Но теперь слишком много крови пролито между ними. Все эти неприятные доказательства, которые легко отследить, дурно попахивающие убийства игроков – он совершил их, чтобы пополнить список ее побед, и запачкал руки. У Августа ест