– Чушь, – выпаливает он. – Никакого бремени ты не берешь. Убей меня, Калла, только скажи правду. Убей потому, что гораздо больше ты любишь свое королевство.
Калла замирает. Антон бросается вперед, и она чуть не падает на колени, получая удар поперек груди. Он точно соразмеряет атаку. Удар предназначен не для того, чтобы убить, только чтобы причинить боль.
– Ты не понимаешь, о чем говоришь, – заявляет она.
Антон снова нападает. И спрашивает:
– Талинь хоть что-нибудь сделал для тебя?
По крайней мере, на этот раз Калла уклоняется, и почти весь взмах ножа приходится на ее куртку. Вездесущий голос колизея набирает громкость, комментируя схватку.
– Чем Талинь заслужил твою любовь?
– Ему незачем что-либо делать для меня. – Дыхание Каллы становится прерывистым. Накатывает усталость. Но она может улучить момент, когда он откроется. Знает, что может. У каждого противника есть уязвимое место, так часто говорили ей во дворце. Рано или поздно он выложит свои карты, опустит щит и примет убийственный удар. – Любовь не заслуживают. Ее дарят просто так.
Антон бросает краткий взгляд вверх. Смотрит на дворец, великолепное строение, которое возвышается над ними во мраке, подсвеченное прожекторами колизея.
– Дорогая моя принцесса, – говорит Антон. – Ты сражаешься, чтобы сменился тот, кто сидит на троне. Но боюсь, этим не получится достичь того, на что ты надеешься.
Возможно, даже когда короля Каса не станет, будет не так-то легко. И тем не менее это начало. Это больше, чем когда-либо удавалось сделать кому-либо другому в Сань-Эре.
Калла откидывается назад, перенося вес тела на пятки. На этот раз она не бросается в атаку немедленно. Проследив, куда смотрит Антон, она видит Августа, опять подошедшего к балконным перилам. Локти на перилах, плечи напряжены, пальцы сжаты. Он ждет. Ждет, когда Калла закончит то, что сказала. Что поклялась совершить.
Калла отворачивается. Отгораживается от Августа.
И роняет меч.
– Я не могу, – хрипло выговаривает она. Слезы заливают ей глаза, столько слез она не позволяла себе выплакать уже много лет. Они градом катятся по лицу, унося с собой всю прежде подавленную скорбь.
Толпа взволнованно клокочет. Зрители напирают на бархатные канаты, подступают так близко к финалистам, как только осмеливаются, пытаясь расслышать, что они говорят. Калла замечает какое-то движение сверху – их снимают камеры, подвешенные над головой. Она отгораживается от них. Отгораживается от всего, что видит, и падает на колени, слишком измученная, чтобы держаться на ногах.
Ножи выпадают из рук Антона. Он подступает медленно и опасливо, пока не останавливается прямо перед ней. Оба перепачканы кровью, и уже засохшей, и свежей.
– Калла… – говорит он и тоже встает на колени. И протягивает руки вперед, чтобы обнять ее. Калла клонится к нему, и арена, камеры, непрестанный гул городов-близнецов – все меркнет. Вцепившись в него, она позволяет себе эту мимолетную, минутную передышку и кладет щеку на его теплое плечо.
– Все хорошо, – он касается губами ее уха. – Я верю в нас. Верю, что есть другой выход.
Калла прерывисто вздыхает, ведет ладонью по его спине. За все эти годы, скрываясь в темных углах Сань-Эра, она никогда не искала выход: она вела поиски входа, который приведет ее обратно.
– Антон… – шепчет она. У каждого противника есть уязвимое место – так говорили ей во дворце. – Прости.
А теперь то, чему еще ее учили. Как попасть в сердце со спины – при условии, что хватит длины клинка.
Ее кинжал выпадает из рукава. Она вонзает его в цель.
Кинжал погружается по самую рукоятку, и Калла отстраняется.
Антон не шевелится. Его лицо становится напряженным, застывшим, но удивленным он не выглядит. Он должен был знать, кого решил полюбить. Должен был понять сразу, как только впервые увидел во время игр ее саму и ее полное отсутствие сострадания к тем, кто пал от ее меча. Должен был понять, когда узнал, кто она такая на самом деле, потому что такое прошлое требует мщения, вырезает зияющую дыру, слишком глубокую, чтобы заполнить ее чем-либо, кроме рек крови.
– Калла… – снова говорит он. На этот раз боль в его голосе ранит Каллу глубже, чем любой кинжал в спине, но она терпит ее, терпит, пока учащается его дыхание, а глаза отчаянно ищут хоть какой-нибудь помощи.
Но ничего не находят.
– Прости, – шепчет она. И цепляется за его тело, за красное пятно, которое все расплывается и расплывается. – Прости, прости.
Антон закрывает глаза. На секунду он кажется застывшим, обращенным в статую. А когда вдруг теряет равновесие, Калла подхватывает его и притягивает его голову к себе: оказывается, он уже не дышит.
– Антон.
Калла кладет его на землю. Словно в трансе. На несколько долгих секунд прижимает ладонь к его груди, уверенная, что он притворяется. Но кожа уже приобретает мертвенную бледность, тело, в котором погасла ци, начинает коченеть.
Антон Макуса мертв. Она в самом деле убила его.
Колизей вокруг нее разражается радостными возгласами, поначалу не слишком громкими, но вскоре перерастающими в оглушительные. Зрители хватаются друг за друга, вопят и визжат во всю мощь легких, придя в дикий, безумный восторг от необратимости игр. Цзюэдоу выигран. Победитель королевских игр определен.
Номер Пятьдесят Семь, звезда турнирной таблицы.
Калла никак не может отдышаться. Ей удается лишь закрыть глаза под сокрушительной тяжестью мира, которая давит ей на плечи.
Все приветствуют восторженными криками Пятьдесят Седьмую: она единственная из восьмидесяти восьми участников выжила и дошла до финала, а все остальные пожертвовали жизнью ради этого момента. Все громогласно восхваляют зрелище, которое помогает им забыть обо всем остальном, что есть в Сань-Эре. Восхваляют участницу игр, покрытую кровью и покаянно стоящую перед ними на коленях.
Толпа ничего не понимает. Она надрывается от приветственных криков, считая, что просто очередные ежегодные игры подошли к концу. Озноб пробирает Каллу до костей. Незримая сталь, в которую заключены ее сердце и грудь, помогает ей сосредоточиться для решающего удара. Ликование толпы не утихает, ее шум лишь усиливается, когда Калла, пошатываясь, встает и каким-то образом ухитряется удержаться на ногах, которых не чувствует.
Люди не знают, что рукоплещут своей потерянной принцессе, виновнице самой страшной бойни в Эре, вернувшейся, чтобы поставить точку в акте своего насилия.
Калла резко открывает глаза, сияющие королевским желтым цветом.
Глава 30
Все происходит так, будто она видит сон.
Он уже не раз снился ей. И теперь продолжается точно так же, как ей представлялось. Стражники выходят на арену, расчищают ей путь к Дворцу Единства. К ней протягивают руки, направляют ее вперед, проводят в двери и вверх по лестницам главного крыла. Перед ней открывается анфилада дворцовых покоев. Позолота на стенах, позолота на перилах. Залы размером больше иных школьных корпусов, башни, взмывающие к небесам. Ее ботинки ступают по пушистым коврам. Слипшиеся от крови волосы разметались по плечам. Во время встречи с королем победители всегда выглядят так же неопрятно, как сразу после окончания финального поединка, словно чтобы подчеркнуть жестокий характер игр. Король Каса желает видеть, как его подданные истекают за него кровью, признательные ему за покровительство.
Распахиваются двери зала. Там для торжественного банкета накрыт длинный стол, по углам вокруг него уже собралось немало народу, одни переминаются на ногах, другие сидят.
Калла нигде не видит Августа. Зато видит Галипэя, который, стоя поодаль, смотрит, как она входит в зал. Маска по-прежнему надежно закрывает ее нос и рот, хотя выглядит неряшливо – грязная, вся в пятнах. Но если она снимет маску, король Каса может узнать ее, поэтому она решает не рисковать. Останавливается и ждет.
Ждет, пока не распахиваются другие двери. В зал величественно вплывает король Каса с короной на высоко поднятой голове.
Очередной вдох застревает в носу Каллы, жжет его изнутри, но выдох она не делает. Каса выглядит старше, чем ей помнится, – болезненным, нездоровым. Ей не верится, что этот единственный человек может так много означать: с виду способный упасть и умереть в любой момент, он служит источником страданий целого королевства.
– Победитель нынешнего года! – провозглашает король Каса, его голос разносит по банкетному залу гулкое эхо, и все присутствующие умолкают. – Я только что смотрел твое досье. Номер Пятьдесят Семь, Чами Сикай. Каково это – достичь таких вершин?
Калле требуется мгновение, чтобы придумать достойный ответ:
– Словно больше мне нечего желать.
Король Каса усмехается. Подает знак стражникам у стены, и от них отделяется и выходит вперед не кто иной, как Галипэй. Он держит в руках планшет с зажимом, который передает королю.
– А вот и твой приз, – говорит король Каса. – Как только ты примешь его, начнется пиршество. Все в твою честь.
– Спасибо, – бесстрастно отвечает Калла.
Король Каса протягивает ей планшет, а другую руку подает для пожатия. Калла в ответ протягивает свою, жмет руку короля крепко и решительно.
Король Каса начинает высвобождать руку, но Калла не отпускает ее. А когда он повторяет попытку, свободной рукой выхватывает из ножен меч.
– Дядя, – говорит она, – ты не узнаешь меня?
Глаза короля Каса изумленно распахиваются, но к тому времени она уже взмахивает мечом: точно описанная плавная дуга, бодрый стук металла о кость. Голова валится с плеч, отлетает от тела, потом катится к банкетному столу, вызывая у вскакивающей знати визг, полный ужаса.
Обезглавленное тело оседает на пол. Из шеи все еще бьет кровь, струйка похожа на алый декоративный фонтанчик.
Калла понимает, что в эту минуту должна испытывать более сильные чувства. Некое победное ликование, радость от осуществления планов, к которым она стремилась годами.
Но она чувствует лишь опустошенность.