Прежде всего оно должно отказаться от нынешней доктрины военных захватов…
Американский госсекретарь достал лист бумаги и зачитал адмиралу Номура четыре предварительных требования к японскому правительству:
«1. Уважение к территориальной целостности и суверенитету всех государств.
2. Поддержка принципа невмешательства во внутренние дела других стран.
3. Поддержка принципа равноправия в международной торговле.
4. Поддержка принципа «статус кво» на Тихом океане и изменение его только мирными средствами».
После второго разговора с Хэллом Номура направил проект «Взаимопонимания» в Токио, сопроводив его рекомендацией для благожелательной реакции со стороны японского правительства. Номура добавил, что Хэлл «в целом не имеет возражений против этого проекта» и готов использовать его в качестве основы для переговоров (чего Хэлл совсем не собирался делать).
На этот раз сам Номура совершил непростительный дипломатический промах. Он не сообщил в Токио четыре предварительных условия, которые ему зачитал американский госсекретарь. Это наверняка сильно охладило бы энтузиазм премьер-министра Коноэ по отношению к проекту «Взаимопонимания».
Собрав чрезвычайное совещание кабинета и военного руководства, премьер зачитал им основные положения проекта «Взаимопонимания», выдав его за предложение американского правительства. Даже все военные отнеслись к проекту с энтузиазмом и единодушно решили, что подобное американское предложение (как они ошибочно посчитали), должно быть немедленно принято: Против этого возразил только заместитель министра иностранных дел. Он попросил всех подождать несколько дней, когда Мацуока вернется из Москвы. Принц Коноэ не хотел никаких трений со скандальным Мацуока и согласился.
21 апреля премьер узнал, что Мацуока наконец прибыл в Дайрен. Он связался с министром иностранных дел по телефону и попросил его немедленно вернуться в Токио, чтобы обсудить важные предложения, поступившие из Вашингтона. Мацуока ошибочно решил, что это стало первым результатом его бесед в Москве с американским послом Лоренсом Стейнхардом, и радостно объявил своему секретарю, что вскоре отправится в Америку, чтобы завершить свой план достижения мира во всем мире.
Во второй половине следующего дня самолет Мацуока совершил посадку на авиабазе Тачикава и министр появился на трапе, приветствуемый восторженными криками встречавших его людей. Среди встречающих был и премьер Коноэ, который предложил Мацуока сразу направиться в свою резиденцию, где ожидали все члены кабинета. По дороге премьер хотел кратко ввести министра иностранных дел в суть американских предложений.
Мацуока не согласился, заявив, что хочет заехать на площадь у Императорского дворца, чтобы выразить свою глубочайшую преданность Его Величеству Императору. Коноэ совсем туда ехать не хотелось, но он не мог выразить такого непочтения к Императору и согласился, чтобы Мацуока именно так и поступил. Поэтому они оставили аэропорт в разных автомобилях: Мацуока поехал на Дворцовую площадь, а Коноэ был слишком гордым, чтобы ехать вместе с ним. По дороге к дворцу Мацуока узнал от своего заместителя, что американские предложения явились результатом не его деятельности, а каких-то дипломатов-любителей. Мацуока был очень уязвлен и решил, что обсуждать подобный документ ниже его достоинства. Поэтому он сознательно опоздал на встречу кабинета, почти никого там не застал, включая и самого принца. Тем, кого он застал, Мацуока стал пространно рассказывать, как его встречали «Сталин-сан и Гитлер-сан», говоря о них таким тоном, как будто это были его лучшие друзья.
Но бесконечно уклоняться от обсуждения проекта «Взаимопонимания» было, конечно, невозможно. Ознакомившись с документом, Мацуока взорвался от возмущения. Какое американцам дело до нашего соглашения с Германией и Италией? Они хотят просто использовать нас, как в прошлую войну, когда они заключили соглашение о признании наших особых интересов в Китае, а после войны разорвали его! Это их старый трюк!
Внезапно Мацуока объявил, что чувствует себя очень уставшим, желает месяц отдохнуть и уехал домой. Однако, поведение министра иностранных дел не повлияло на решение кабинета, где даже генералы Тодзио и Муту проголосовали за одобрение проекта «Взаимопонимания» без всяких проволочек.
Между тем, пока Мацуока устранился от дел, считая проект «Взаимопонимания» плодом какого-то тайного заговора военных, избравших в качестве своего орудия полковника Ивакура, сам Ивакура решил стремительно форсировать события. 29 апреля, в день рождения Императора, полковник решил больше не сдерживать себя и позвонить по телефону лично Мацуока. Это было в равной степени неосторожно и нескромно, но оба эти качества были в крови у Ивакура. Кроме того, его помощники усиленно подзуживали его поступить именно так. Было решено, что Ивакура и Икава должны позвонить министру иностранных дел с секретной явки министра почт Уолкера в Нью-Йорке.
Вечером оба японца явились на «явку» Уолкера (номер 1812 в отеле Беркшир) и начали пить портвейн за здоровье Императора. Полковник Ивакура пить умел не очень, а потому после двух бокалов почувствовал небывалую смелость и решительность. В восемь часов вечера (в десять часов Ира следующего дня по токийскому времени) Ивакура позвонил домой министру иностранных дел Мацуока.
— Поздравляю вас с возвращением из Европы, начал полковник. — Как вы нашли рыбу, которую я вам нынче прислал? Пожалуйста, приготовьте ее как можно быстрее. Иначе она может испортиться. Номура и все остальные ждут от вас быстрого ответа.
— Знаю, знаю, — кратко ответил Мацуока. — Передайте ему, чтобы он не так активничал.
— Пожалуйста, выясните, что остальные думают по этому вопросу, — не унимался Ивакура, задетый тоном министра иностранных дел. — Если мы будете долго возиться с этой рыбой, она точно протухнет. Пожалуйста, будьте крайне осторожны. Иначе, именно вы за все будете отвечать.
— Знаю, — резко сказал Мацуока и повесил трубку. Ивакура пробормотал что-то неразборчивое, швырнул трубку на рычаг и, к удивлению Икава, быстро покинул помещение.
На следующий день оба японца позвонили бывшему президенту США Герберту Гуверу. Тот их тепло поприветствовал, но заметил, что, поскольку республиканцы в настоящее время не находятся у власти, они мало могут помочь в предстоящих переговорах. «Если не удастся избежать войны, — сказал бывший президент, — человеческая цивилизация будет отброшена на пять тысяч лет назад». Помолчав, Гувер добавил: «Переговоры должны закончиться к лету. Иначе они провалятся».
В Токио Мацуока все еще медлил с ответом Хэллу. Он информировал Гитлера о проекте «Взаимопонимания» и ожидал его реакции. Тем, кто торопил его, Мацуока объяснял, что до одобрения проекта «Взаимопонимания», с Америкой необходимо подписать договор о нейтралитете, который должен действовать даже в том случае, если Япония и Англия окажутся в состоянии войны.
Мацуока проинструктировал адмирала Номура, чтобы тот прозондировал настроение Хэлла по поводу заключения подобного договора. Естественно, Хэлл, не раздумывая, отказался от подобного предложения. Мацуока был очень раздражен. 8 мая он доложил Императору, что если Соединенные Штаты вмешаются в европейскую войну, Япония обязана будет поддержать страны Оси и атаковать Сингапур. Мацуока предсказал, что переговоры в Вашингтоне могут ничем не кончиться, поскольку Америка явно захочет чем-нибудь поживиться за счет Германии и Италии. «Если это произойдет, — закончил Мацуока, — то боюсь, что я не смогу остаться в кабинете».
Когда принц Коноз узнал об этом разговоре от самого Императора, выразившего «удивление и серьезную озабоченность», принц организовал секретную встречу со своими военным и морским министрами — генералом Тодзио и адмиралом Ойкава, на которой было решено вынудить министра иностранных дел прекратить саботаж и действовать быстрее.
Был составлен ответ, одобряющий проект «Взаимопонимания», и Мацуока получил приказ незамедлительно отправить его в Вашингтон.
12 мая Номура вручил эту депешу Хэллу. Хэлл прочел ее, не скрывая разочарования. Одобренный японцами документ давал мало простора для достижения соглашения, если «мы не хотели пожертвовать основными принципами своей внешней политики», вспоминал позднее госсекретарь. В некоторых местах японцы изменили текст, в некоторых — просто его опустили, в некоторых — вставили ясный текст. Необходима была очень большая добрая воля с обеих сторон, чтобы добиться чего-нибудь положительного.
Проблемы, уже возникшие из-за языковых трудностей, взаимного упрямства, жесткости и искреннего непонимания друг друга, еще более увеличивались из-за того, что американцы перехватывали и читали японские сообщения. Дипломатические коды, считавшиеся нераскрываемыми, были «расколоты» американскими специалистами, и сообщения, посылаемые японским правительством за океан своим дипломатам, расшифровывались американцами быстрее, чем это делалось в японском посольстве и консульствах.
Называлась эта операция «Мэджик» («Чудо»). Так что Хэлл заранее знал почти обо всем, что ему собирался сообщить Номура. Но, поскольку многие расшифрованные японские депеши не содержали в себе достаточно ценной информации, которую стоило бы докладывать Хэллу, то морской офицер, возглавлявший группу дешифровальщиков, сам принимал решение, что докладывать Хэллу, а что — нет. Кроме того, расшифровкой и переводом японских депеш занимались люди, далеко не в совершенстве знавшие японский язык и стилистику. Их невольные ошибки порой вводили госсекретаря в заблуждение. (Примерно за две недели до описываемых событий японский посол в Германии Хироши Осима сообщил из Берлина, что доктор Генрих Штамер, отвечающий в германском МИДе за японско-германские отношения, ссылаясь за сведения немецкой разведки, информировал его о том, что американцы «читают» сообщения, отправляемые послу Номура. «Имеются, по меньшей мере, два доказательства, подтверждающих эту информацию, — сообщал Осима. — Во-первых, немцы сами также читают наши шифровки, а во-вторых, американцы еще в 1922 году, во время Вашингтонской конференции, уже раскрыли наши дипломатические коды».