Все остальные слуги были отосланы из дома.
Вскоре прибыли еще два автомобиля. В одном находился сам Коноэ со своим личным секретарем Томохико Ушиба. Во втором, имевшем дипломатический номер, прибыли американский посол Грю и советник посольства Юджин Думен. До этого еще ни один дипломат не приглашался в дом принца. Традиционно премьер-министры Японии не имели никаких официальных или частных контактов с иностранными посланниками.
Коноэ представил свою экономку как «дочь этого дома». Она одна будет обслуживать их обед, поэтому говорить можно откровенно и свободно. В течение последующих трех часов Коноэ и Грю беседовали «со всей возможной откровенностью». Ушиба и Думен служили переводчиками.
Принц уверил Грю, что генерал Тодзио и адмирал Ойкава являются сторонниками мирного соглашения с Америкой.
— А что вы думаете о четырех условиях Хэлла? — спросил Грю.
Коноэ ответил ему, что они, в принципе, приемлемы.
— Однако, — добавил он, — когда придется их применять на практике, неизбежно возникнут различные проблемы, которые можно будет решить, только во время моей встречи с президентом Рузвельтом. Коноэ признал, что его обвиняют в нынешнем «плачевном состоянии отношений» между Америкой и Японией, он несет ответственность и за «китайский инцидент», и за вступление Японии в Тройственный пакт. Поэтому он готов идти на любой персональный риск, чтобы разрешить все противоречия между двумя странами.
Он и Рузвельт, встретившись лицом к лицу, должны определенно прийти к соглашению. Только такая встреча, если она произойдет в ближайшем будущем, поможет решить все проблемы и снять все вопросы. Переговоры с использованием обычных дипломатических каналов могут занять целый год. Коноэ, разумеется, не признался, что у него в распоряжении до 10 октября осталось всего пять недель.
— И даже в течение года, — сказал он, — я не уверен, что удастся решить все проблемы без нашей личной встречи с Президентом. Но, если я встречусь с Рузвельтом, то даю вам твердую гарантию, что мы придем к соглашению. Я ему сделаю такие предложения, что он не сможет отказаться.
Сказав это, принц Коноэ обратился к Думену, который родился в Осаке, в семье миссионеров, и уже двадцать три года жил в Японии.
— Вы знаете все условия, в которых живем мы, японцы. Я хочу вам кое-что сказать, что совсем не обязательно переводить мистеру Грю. Вы понимаете, что мы не можем вовлечь Императора в подобные переговоры. После Его Величества я являюсь высшим должностным лицом в Империи и имею полномочия принятия решений от имени Его Величества. После достижения соглашения с Рузвельтом я сам или через Императора немедленно отдам вооруженным силам приказ немедленно прекратить все враждебные действия против кого угодно.
Это был смелый план, не имевший прецедента и японской истории.
Коноэ повторил, что генералы Тодзио и Сигайяма не только не являются противниками мирного соглашения с Соединенными Штатами, но готовы даже сопровождать его, Коноэ, на встречу с президентом Рузвельтом. «Я появлюсь пред Президентом с двумя генералами и двумя адмиралами, стоящими за моей спиной», — улыбнулся принц. Конечно, признавал Коноэ, в армии есть определенные группы, выступающие против соглашения с Америкой, но, «имея полную поддержку со стороны начальников штабов армии и флота, я имею возможность подавить любую оппозицию. Возможно, меня за это позднее убьют, но если мне удастся добиться мирного решения наших споров, это уже не будет иметь большого значения. Я не очень дорожу своей жизнью».
Сказанное принцем Коноэ произвело большое впечатление на американского посла Грю. Особенно, его готовность принять четыре предварительных условия Хэлла. Грю обещал, что, вернувшись в посольство, он немедленно телеграфирует в Вашингтон «самое важное сообщение во всей моей дипломатической карьере».
Хотя генерал Тодзио одобрил планируемую встречу японского премьера с президентом Рузвельтом, он, откровенно говоря, ее не очень поддерживал. Понимая это, премьер Коноэ попросил принца Хигашикуни, дядю Императора, оказать влияние на военного министра. Утром 7 сентября Хигашикуни вызвал генерала Тодзио к себе.
— Я слышал, — сказал генералу принц, — что Император очень озабочен переговорами с Вашингтоном и возлагает большие надежды на встречу Коноэ-Рузвельт.
Будучи военным министром, подчеркнул Хигашикуни, генерал Тодзио должен с глубоким уважением относиться к чувствам Императора и придерживаться более позитивного взгляда на предстоящую встречу, а также, на мирное разрешение всех проблем с Америкой.
— Мне жаль, — ответил генерал, — что я действительно не смог достаточно убедительно объяснить свою точку зрения Трону. В будущем я обещаю сделать так, что Его Величество полностью поймет точку зрения армии. Я хорошо знаю мнение Императора по поводу переговоров с Америкой и встречи Коноэ с американским президентом.
Тодзио пообещал, что как военный министр он сделает все от него зависящее, чтобы планирующаяся «встреча в верхах» состоялась, хотя, если говорить откровенно, он лично считает, что имеется менее 30 % шансов, что эта встреча вообще состоится. А еще меньше шансов, что переговоры в Вашингтоне успешно завершатся. «Тем не менее, — пояснил генерал, — если существует хоть малейшая надежда на успех, переговоры нужно продолжать».
Генерал пришел в сильное волнение и поклялся, что если дипломатическое соглашение окажется проигранным для Японии, он будет протестовать перед лицом Императора, а затем подаст в отставку. «Это единственный для меня способ сохранить лояльность Его Величеству».
Хигашикуни слушал Тодзио, не перебивая. Затем задумчиво сказал:
— Когда я был во Франции, Петэн и Клемансо сказали мне, что Германия являлась для Соединенных Штатов «бельмом на глазу» в Европе во время Великой Войны. Штаты сделали все, чтобы устранить это «бельмо». В следующей войне американцы попытаются устранить другое «бельмо», которое им мешает на Востоке — Японию. Америка знает, как одними дипломатическими средствами, шаг за шагом, довести Японию до такого состояния, что она будет вынуждена сражаться. Но если вы потеряете терпение и начнете войну, то точно будете разбиты, поскольку Америка обладает гигантской мощью. Вы должны не поддаваться на американские уловки и не стать игрушкой в их руках. Нынешняя ситуация в точности такая, как предсказывали Петэн и Клемансо. На этот раз мы должны сделать все возможное, чтобы избежать войны с Америкой. Вы, генерал, входите в кабинет Коноэ, а армия должна подчиняться приказам. Ныне Император и премьер-министр желают решить дело путем переговоров, а вы как министр должны проводить их линию или подать в отставку.
Отчаяние японцев стало уже совершенно очевидным для американцев, когда, несмотря на прохладную реакцию Хэлла на их предложение принять его четыре предварительных условия и уйти из Индокитая, на следующий день последовали еще два японских предложения. Одно из них, переданное Грю, содержало обещание воздержаться от любых военных акций в регионах к югу от Японии и вывести войска из Китая сразу после заключения мира. В свою очередь, Америка должна была отменить указ о «замораживании японских активов и также воздержаться от любых мероприятий военного характера на Дальнем Востоке и в юго-западной части Тихого океана. Это было официальное предложение. Второе же предложение было неофициальное. Не информируя Токио, Номура вручил Хэллу длинное заявление, составленное месяцем раньше, еще во времена полковника Ивакура. Очевидно, адмирал считал, что выработанная тогда формула должна найти положительный отклик у Хэлла. Но это заявление только сбило американского секретаря с толку. Держа в руках два документа, содержавших совершенно различные предложения, Хэлл пытался понять, что собственно Япония хочет?
Потребовалась примерно неделя, чтобы во всем разобраться и дать ответ на официальное японское предложение. Хэлл сказал послу Номура, Что последнее предложение Японии значительно сужает дух и диапазон предполагаемого взаимодействия, и вручил ему полдюжины страниц своих возражений.
Проволочки и очевидное нежелание американцев быстро прийти к какому-нибудь соглашению убедили милитаристов в Токио, что Хэлл просто тянет время. Вся их ярость обрушилась, разумеется, на премьера Коноэ, достигнув пика 18 сентября, когда на принца было совершено покушение. Премьер ехал из своего загородного дома в Орикубо, примерно в сорока пяти минутах езды от центра Токио, когда четверо людей, вооруженных мечами и кинжалами, вскочили на подножку его автомобиля. Двери машины были заперты, а пока нападавшие разбивали стекла, они были схвачены агентами охраны.
Однако, сам Коноэ был менее озабочен этим покушением, чем неумолимо приближавшейся роковой датой — 10 октября. В его распоряжении оставалось меньше трех недель для достижения мирного соглашения, а Рузвельт все еще отказывался назвать точную дату их встречи.
Посол Грю, который, естественно, ничего не знал о 10 октября, тем не менее, почти физически ощущал, что время для принятия мирного решения истекает. Через четыре дня после покушения на японского премьера американского посла вызвали в министерство иностранных дел, где адмирал Тойода сказал ему, что не понимает замечания Хэлла о том, что последнее японское предложение «сужает дух и диапазон соглашения», когда, по его мнению, оно наоборот их расширяет. Тойода готов был идти дальше: представить мирные условия Японии Китаю: слияние правительства Чан-Кай-ши и Ван-Чин-вея, никаких аннексий и контрибуций, экономическое взаимодействие и вывод всех японских войск с территории Китая, исключая несколько конкретных районов, где японские войска останутся, чтобы помочь китайцам бороться с большевиками.
Грю передал эти новые предложения Хэллу и, принимая во внимание переход ситуации в американо-японских отношениях в обстановку реального кризиса, решился на крайний шаг, написав письмо самому президенту Рузвельту. Грю был лично знаком с Рузвельтом. Когда-то, в годы обучения в Гарварде, они даже были приятелями.