Кидо согласился с тем, что в озабоченности старого адмирала есть доля смысла. Тем не менее, Тодзио имеет возможность контролировать в армии эмоции юных офицеров и экстремистов. Кто-нибудь из моряков может сделать то же самое?
Адмирал Окада согласился, что среди моряков он не видит никого, кто бы подошел на пост премьера, но порекомендовал на эту должность своего старого друга, генерала Угаки, либерала, ратовавшего за сокращения армии до уровня 20-х годов.
Дискуссия затянулась, Йошимичи Хара, присутствовавший на совещании в качестве Председателя Тайного Совета, был согласен с кандидатурой Тодзио, уверяя присутствующих, что генерал будет следовать политике, указанной Императором, а решение от 6 сентября будет пересмотрено.
Коки Хирота — бывший гражданский премьер, также едва переживший очередной военный путч, поинтересовался: сохранит ли Тодзио за собой и пост военного министра?
—Да, — ответил Кидо.
— Тогда — прекрасно, — заметил бывший премьер. — В этом случае он сможет контролировать радикалов в армии.
— Я не считаю, — подвел итог Хара, — что выбор Хранителя Печати является идеальным, но поскольку я больше никого не вижу, кто мог бы занять этот пост, давайте попытаемся.
Сам же Тодзио находился в большом волнении. Он вполне предвидел нагоняй от Императора за свой вклад в падение кабинета Коноэ. Кроме того, генерал понятия на имел, на какую должность он будет назначен при формировании нового кабинета.
Примерно в половине четвертого ему позвонил главный камергер и попросил генерала немедленно прибыть во дворец. Торопливо сунув в портфель несколько документов, чтобы иметь возможность оправдаться в случае необходимости, Тодзио выехал во дворец.
Прибыв во дворец, Тодзио ожидал разноса и был крайне удивлен и смущен, услышав слова Императора: «Мы повелеваем вам сформировать кабинет, в соответствии с Конституцией. Мы считаем, что нация столкнулась с очень опасной ситуацией Армия и флот должны теснее взаимодействовать. Позднее мы вызовем Морского министра и скажем ему то же самое».
Тодзио попросил время поразмыслить и вышел в приемную, где столкнулся с адмиралом Ойкава, которому Император повелел «теснее взаимодействовать с армией». К ним подошел маркиз Кидо и пояснил: «Я посоветовал Императору говорить с вами только о взаимодействии армии и флота. Император желает, чтобы вы провели тщательное исследование международной обстановки и внутреннего положения в стране без оглядок на решение от 6 сентября. Рассматривайте все это как приказ Императора».
Это событие было беспрецедентным в японской истории. Еще никогда до этого Император не приказывал отменить решение, принятое на совещании в Его присутствии. Тодзио было приказано начать с «чистого листа бумаги», то есть, продолжать переговоры с американцами о мирном урегулировании всех проблем.
Генерал Тодзио еще не мог полностью осмыслить все произошедшее, но сказал маркизу Кидо, что принимает на себя ответственность, возложенную на него Императором. Затем генерал направился в храм Иосокуни, где сотворил молитву «совместно с душами погибших за Японию воинов». Тодзио понимал, что для него начинается принципиально новая жизнь. Теперь ему нужно научиться мыслить не как солдату, а как гражданскому политику, скрупулезно выполняющего волю Императора. Генерал даже придумал себе новый девиз: «Император должен стать зеркалом моих мыслей»…
Когда Тодзио вернулся в Военное министерство, его ведомство гудело, как потревоженный улей. Два возбужденных генерала перехватили его в холле, предлагая свои кандидатуры в новый кабинет. Тодзио не стал их слушать и, буркнув что-то о «неуместной прыткости генералов», скрылся у себя в кабинете.
Немного отдышавшись, генерал вызвал к себе Наоко Хошино, который когда-то был ближайшим сотрудником Тодзио в Маньчжурии. Когда тот прибыл, то застал генерала сидящим на полу, заваленном кипами бумаг. «Работаю собственным секретарем», — пошутил Тодзио.
Вместе они начали обсуждать кандидатуры для нового кабинета.
— Армия не должна принимать участия в этом процессе, — объявил Тодзио и тут же предложил кандидатуру Хидехико Ишигуро, любимца военных, на пост министра образования. Хошино заметил, что это может вызвать кривотолки. Почему бы не сохранить на должности нынешнего министра, профессора?
— Хорошо, — согласился Тодзио, вычеркивая фамилию Ишигуро из списка, — А кто, как вы думаете, будет лучшим министром финансов — Аоки или Кайя?
— Они оба прекрасные специалисты с одинаковым опытом, — ответил Хошино. Но поскольку Локи находился в Нанкине, а Кайя — в Токио, то прошла кандидатура последнего.
— А что вы скажете о Того как о будущем министре иностранных дел?
Хошино сказал, что знает Того очень хорошо еще со времен, когда они вместе покупали у русских Восточно-Китайскую железную дорогу. Он не имел никаких возражения против этой кандидатуры. Когда проект состава нового кабинета был составлен, Хошино стал звонить кандидатам, прося их быстро принять решение. Семеро согласились сразу, но четверо, включая Кайя и Того, колебались, желая сначала поговорить с Тодзио.
Первым приехал Кайя, кандидат в министры финансов.
— Ходит много слухов о войне между нами и Америкой, — сказал он. — Я слышал, что армия именно этого и хочет. Вы за войну или нет?
— Я не хочу войны, — ответил Тодзио, — и, по возможности, буду стремиться к мирному решению.
— Это прекрасно, что вы не хотите войны, — улыбнулся Кайя. — Но к сожалению, Высшее командование очень независимо. Оно поставит вас перед свершившимся фактом. Вспомните Маньчжурию и Китай.
— Я никогда не позволю армии начать войну вопреки мнению кабинета! — резко отчеканил Тодзио.
Решимость генерала подействовала на будущего министра финансов, но, прежде чем принять окончательное решение, он попросил разрешения проконсультировать с принцем Коноэ и позвонил тому, несмотря на поздний час. Коноэ посоветовал ему принять пост и пожелал плодотворной работы на дело мира.
Вскоре после Кайя прибыл Сигенори Того. Он происходил из знатной самурайской семьи, но не был родственником легендарного адмирала. Это был тучный, задумчивый человек, говоривший со страшным акцентом, свойственным всем уроженцам острова Кюсю, который резал слух всем токийцам. Будучи профессиональным дипломатом, Того хорошо разбирался в международных делах. Правда, он оскандалил всю свою семью, женившись на немке. Того часто говорил то, что думал (привычка, странная для дипломата) и из-за этого прослыл грубияном. Он был уверен, что сможет повести переговоры с американцами до успешного завершения, и удивлялся, почему это не удалось сделать принцу Коноэ?
Тодзио был с ним вполне откровенен. Коноэ был вынужден уйти потому, что армия настаивала на сохранении наших войск на территории Китая. Многие другие проблемы также не удавалось разрешить на «разумной основе». Тодзио попросил Того быстро дать ответ, поскольку он должен представить Императору список нового кабинета к завтрашнему утру. Того согласился занять пост министра иностранных дел.
На следующий день 57-летний Тодзио был произведен в полные генералы, чтобы его чин соответствовал новой должности. После представления кабинета Тодзио поездом поехал в храм Изе — наиболее священный из всех синтоистских храмов, где совершил молитву Богине Солнца Аматерасу.
Общественность горячо приветствовала назнчение Тодзио премьером. Газета «Иомиури» заявила, что само это назначение «должно привести в шок все государства, которые борются против стран Оси».
Но некоторые, включая принца Хигашикуни, были озабочены и встревожены. Принц не мог понять, как маркиз Кидо мог рекомендовать Тодзио, а Император — принять кандидатуру генерала, если оба хорошо знали, что Тодзио мыслит исключительно категориями войны.
Корреспондент «Нью-Йорк Таймс» в Токио, побеседовав с советником посольства Думеном, передал в свою газету: «Было бы преждевременно полагать, что в новом японском правительстве, по определению, будут доминировать экстремисты, добившиеся падения кабинета Коноэ. Против этого гарантией является сам Тодзио… В некотором отношении, смена правительства может даже ускорить переговоры… Теперь Соединенные Штаты узнают, как вести дела непосредственно с армией»
Сам госсекретарь США Кордэлл Хэлл охарактеризовал нового японского премьер-министра как «типичного японского офицера, маленького, закомплексованного и с одной извилиной в голове, скорее глупого, чем упрямого». Хэлл не ждал ничего хорошего от Коноэ, а от Тодзио — «и того меньше».
VII
Хотя русские ничего не знали о результатах Императорского совещания от 2 июля, один из советских шпионов, Хоцуми Одзаки, услышал слух, что принятие решение предусматривает экспансию в южном направлении, а не вторжение в советское Приморье и Сибирь. Для подтверждения этого слуха Одзаки был послан советским резидентом Рихардом Зорге в Маньчжурию, где обнаружил, что три тысячи железнодорожных рабочих, которые должны были обеспечить наступление Квантунской армии на север, необъяснимым образом исчезли неизвестно куда.
4 октября Зорге радировал эту информацию в Москву, добавив данные об общем развитии обстановки: «Соответственно информации, полученной из различных японских официальных источников, Япония установила 15-е или 16-е числа этого месяца крайним сроком для получения от американцев удовлетворительного ответа на их предложения. В противном случае все японское правительство может уйти в отставку либо подвергнуться коренной реорганизации… или в этом, или в следующем месяце может начаться война с Соединенными Штатами. Единственной надеждой японских властей является ожидание каких-нибудь последних предложений от американского посла Грю, благодаря которым можно снова будет открыть переговоры. Что касается Советского Союза, то официальные власти Японии считают, что в случае германской победы, они и так добьются всех своих целей на Дальнем Востоке, а потому сейчас нет никакой необходимости воевать с Советским Союзом.