Но объяснить глобальные планы Президента рядовому Американцу было совсем не легко, если не сказать — невозможно.
Изоляционисты обладали подавляющим большинством в Сенате, изоляционисты преобладали в каждом американском доме от побережья до побережья.
Когда-то, — однажды поделился Рузвельт мыслями со своим единственным близким другом Гарри Гопкинсом, — понадобился взрыв в Гаване броненосца «Мэн», чтобы поднять наше общество на войну с Испанией. Так что же должно взорваться сейчас, чтобы избавить наше общество от опасных изоляционистских шор?
На замечание Гопкинса, что легче придраться к какому-нибудь очередному инциденту, которые начали уже происходить каждый день, и самим объявить войну Германии или Японии.
— Нет, — ответил сразу же президент, — мы — демократическая страна и должны заботиться о своей репутации.
Нужен какой-то другой способ…
Находясь уже девятый год в Белом Доме, Рузвельт превратил эту официальную резиденцию американских президентов в «семейный дом», наполненный атмосферой теплоты и простых дружеских отношений, которые бывают только в семье, где все любят друг друга.
День президента начинался с завтрака, который он съедал прямо в постели. После этого один из дежурных камердинеров приносил ему утренние сообщения. Завтракая, Рузвельт просматривал эти сообщения и заголовки газет. Делал он это с большой быстротой, но и с большой тщательностью, редко упуская что-либо существенное.
После обеда президент ложился на кушетку у камина и либо принимался в чтение какого-нибудь варианта своего очередного выступления, либо рассказывал различные истории, главным образом, из собственной жизни. Особенно часто он любил вспоминать, как Теодор Рузвельт держал его ребенком на коленях, гладил по голове и приговаривал: «Желаю тебе, малыш, не будь никогда президентом Соединенных Штатов».
Рузвельт признавался, что никогда и не хотел становиться Президентом. Какая-то неведомая сила, природу которой он не в силах объяснить, подхватила его и закинула в Белый Дом.
Примерно в десять часов вечера приносили поднос с напитками. Рузвельт иногда выпивал бокал пива, но обычно предпочитал смесь имбирного эля с лимонной цедрой. К этому времени он начинал зевать и чаще всего уходил спать ранее одиннадцати часов…
Утром сотрудники президента отправлялись в кабинет Рузвельта и ждали там вызова. Сигнальный звонок оповещал их о приближении президента. В большие венецианские окна было видно, как негр-камердинер вез Рузвельта в инвалидном кресле. Кресло было неудобным — без подлокотников и подушек. Президента сопровождали агенты секретной службы, один из которых нес большую проволочную корзину, переполненную бумагами. Это были различные сообщения, поступившие ночью и утром.
Навстречу Рузвельту выбегала его собака Фили, президент нагибался и чесал ее за ухом. Это был тот самый Рузвельт, которого знал народ Соединенных Штатов: с высоко поднятой головой, с небрежно торчащим в углу рта мундштуком с сигаретой, с видом непоколебимой уверенности в том, что, какие бы проблемы не поставил день, он сумеет оправиться с ними. При этом инвалидное кресло становилось совершенно незаметным…
I
Американский тяжелый крейсер «Тускалуза» легко и изящно разрезал своим стремительным форштевнем изумрудные воды Карибского моря. Белую пену носового буруна несло вдоль бортов крейсера и уносило за корму в бурлящий поток от работающих винтов. Немолодой человек в белой панаме и мятой домашней куртке сидел в плетеном кресле на юте крейсера, держа в руках спиннинг. За креслом стояли несколько человек в форме и штатском, всем своим видом демонстрируя, что их не интересует ничто, кроме рыбной ловли.
На мачте крейсера рядом с небольшим государственным флагом, играющим по совместительству и роль военно-морского, развевалось на теплом южном ветре огромное синее полотнище с распростертыми золочеными крыльями орлана-белохвоста, грудь которого украшал геральдический щит — штандарт Президента Соединенных Штатов Америки.
В традициях американского флота кораблю, которому посчастливилось когда-либо иметь на борту Президента страны, уготовано бессмертное место в истории. До сих пор любимым кораблем Президента, если не считать его яхту «Мэйфлауэр», был крейсер «Индианаполис». Но сейчас, слава Богу, он оказался в ремонте, поскольку никто не ожидал, что Президент куда-то отправится в плавание в декабре, да еще сразу после выборов. И крейсер «Тускалуза», находившийся в заливе Чесапик, оказался в нужный момент на нужном месте.
Все на корабле — от командира до вольнонаемного буфетчика-филиппинца — были преисполнены осознанием возможности приобщиться к истории.
Морской поход Президента на «Тускалузе» был большой неожиданностью для всех, включая и госдепартамент. Иностранные дипломаты загудели, как потревоженные осы, пытаясь разгадать, чем вызваны подобные, не предусмотренные никаким протоколом, мероприятия. Особенно встревожились в английском посольстве, считая, что после своей победы на выборах Рузвельт утратил интерес к европейской войне и начал беспечно расходовать драгоценное время. Официально Белый Дом объявил, что целью путешествия Президента является осмотр некоторых участков для строительства новых баз, недавно приобретенных в Вест-Индии. Это выглядело правдоподобнее, поскольку в числе лиц, сопровождавших Рузвельта, не было ни одного человека, способного дать ему совет или хотя бы справку по серьезнейшим проблемам Европы и Дальнего Востока. Единственным исключением, но обычным за долгие годы президентства Франклина Рузвельта, был Гарри Гопкинс — его старый друг, не занимавший никаких официальных постов, временами возводимый в ранг советника, но игравший при Президенте роль целого конклава серых кардиналов.
Версия о том, что Президент отправился на рыбалку, показалась многим очень правдоподобной. Настолько правдоподобной, что Эрнест Хемингуэй дал на крейсер радиограмму, указывая на наличие большого количества крупной рыбы в проливе Мона между Доминиканской республикой и Пуэрто-Рико, советуя Президенту пользоваться «оперенным крючком с насаженным на него куском свиного сала».
Сообщения корреспондентов, официально аккредитованных на «Тускалузе», также подтверждали тот факт, что Президент просто позволил себе слегка размагнититься. В заливе Гуантанамо был приобретен большой запас кубинских сигар. На островах Ямайка, Сент-Люсия и Антигуа Президент давал завтрак для английских колониальных чинов и их жен. Когда он прибыл к острову Элютьера, то принял на борту генерал-губернатора Багамских островов герцога Виндзорского, бывшего короля Эдуарда VIII, которого английское правительство отправило на Багамские острова, как «Наполеона на остров Св. Елены». Симпатии бывшего короля к Германии вообще и к Гитлеру в частности были общеизвестны. Подозревали даже, что герцог просто работает на немецкую разведку. Что было менее известно, так это использование бывшего короля «втемную» советской разведкой через хранителя его картинной галереи Вулса.
Тем не менее, Рузвельт принял бывшего короля с полным радушием и если чем и поинтересовался во время беседы за завтраком, так это судьбой коллекции марок, принадлежавшей отцу герцога — королю Георгу V. Рузвельт был заядлым филателистом.
Президенту явно нравилось на борту тяжелого крейсера. Он несколько раз подчеркивал, что будь на корабле побольше помещений, чтобы разместить весь бюрократический аппарат государственного управления, он без колебаний сменил бы Белый дом на кормовой адмиральский салон и даже добился бы принятия соответствующего закона Конгрессом.
Днем Рузвельт беседовал с Гопкинсом, выслушивал советы своего доктора Макинтайра, ловил рыбу, или просто отдыхал, сидя в кресле на юте. Вечера на корабле проходили либо за игрой в покер, либо за просмотром кинофильмов. Особым успехом пользовалась кинолента «Аллея Тин-Пэн» с Алисой Фэн и Бетти Грэбл.
Корреспонденты, однако, не сообщали о том, что время от времени (довольно часто) у борта «Тускалузы» совершали посадку гидросамолеты ВМС, доставлявшие почту из Белого Дома, включая огромное количество государственных бумаг, посылаемых Президенту. В одном из таких пакетов утром 9 декабря Рузвельту было доставлено большое письмо от Черчилля. Ознакомившись с письмом, Президент дал его прочесть и Гопкинсу. Гопкинс обратил внимание на то, что премьер-министр Англии очень обстоятельно и откровенно нарисовал картину обстановки от Северного моря до Гибралтара и от Суэцкого канала до Сингапура, коснувшись критического состояния английских финансов, производства и судоходства, заклиная Америку оказать немедленную помощь. Особое впечатление на Гопкинса произвел конец письма с выражением уверенности, что «американский народ поддержит дело Англии и удовлетворит ее неотложные нужды» без всяких предложений по поводу того, как президент Рузвельт мог бы все это осуществить — с разрешения Конгресса и народа Соединенных Штатов. Гопкинс возымел даже желание познакомиться с Черчиллем, чтобы установить, «сколько в нем было просто напыщенности и сколько сурового реализма».
Вечером того же дня на борт «Тускалузы» пришло первое сообщение о том, что англичане начали наступление против итальянских войск в Египте, Судане и Эфиопии, то есть, на всех участках возрождаемой Муссолини Римской Империи. Это вызвало некоторое удивление, поскольку все ожидали обратного — итальянского наступления с целью вытеснения англичан за Суэцкий канал. Зная, что у англичан в этом районе примерно втрое меньше сил, чем у итальянцев, Рузвельт запросил подтверждения информации.
Летающая лодка «Каталина», лихо совершив посадку у самого борта «Тускалузы», быстро доставила необходимые документы. Следом прилетели министр ВМС Нокс и командующий флотом США адмирал Старк.
Армия маршала Грациани после первого же удара англичан обратилась в паническое бегство, бросая боевую технику, склады с боеприпасами и горючим. Англичане стремительно продвигаются к ливийской границе, очищая вместе с тем территорию Эфиопии и Судана от итальянских гарнизонов.