Но постепенно министр иностранных дел начал терять контроль над собой и стал даже заикаться, когда говорил, что план флота «совершенно недопустим, поскольку нарушает все общепринятые процедуры вступления государств в войну. Немыслимо, чтобы Япония совершила столь безответственные действия, которые нанесут непоправимый вред ее чести и престижу».
Адмирал Ито на это ответил, что если заранее заявить об объявлении войны, то не лучше ли подобное заявление сделать не Хэллу, а американскому послу Грю здесь, в Токио?
— Нет! — резко ответил Того и, выйдя из помещения, отправился в свое министерство. Там он составил телеграммы в адрес японских послов в Берлине и Риме, которые были отправлены через несколько часов. Послу в Германии генералу Хироси Осима была дана информация о том, что переговоры с американцами провалились.
«…из-за этого наша Империя оказалась в очень опасной ситуации, что вынуждает нас действовать самым решительным образом. Поэтому Ваше Превосходительство должно немедленно встретиться с канцлером Гитлером и министром иностранных дел Риббентропом… конфиденциально сообщив им, что, поскольку Англия и Соединенные Штаты проводят в высшей степени провокационную политику, планируя мощное наращивание вооруженных сил в различных районах Восточной Азии, это неизбежно приведет к принятию нами соответствующих ответных мер. Под большим секретом сообщите, что обстановка крайне опасна, и война между англо-саксонскими странами и Японией может внезапно разразиться в любой момент… и даже быстрее, чем кто-либо предполагает». Интересно, что Того не запросил посла Осима о том, объявит ли Германия войну Соединенным Штатам, если таковая начнется между Японией и Америкой. Вместо этого, японский министр иностранных дел позвонил германскому послу Отту: если случится самое худшее, может ли Япония рассчитывать на помощь Германии? Отт ответил без колебаний: «Мы окажем вам всю возможную помощь».
Сообщение, отправленное Того послу в Берлине, было перехвачено службой «Мэджик» и доложено Рузвельту.
Равно тревожным было сообщение «Юнайтед Пресс» из Токио, помещенное в воскресном (от 30 ноября) номере газеты «Нью-Йорк Таймс». В нем говорилось, что премьер-министр Тодзио снова произнес провокационную речь, объявив, что «Чан-Кай-ши пляшет под дудку американских и английских коммунистов, поскольку Соединенные Штаты и Британия, желая ловить рыбку в мутной воде, натравливают азиатов друг на друга». Мы должны положить этому конец, заявил Тодзио. Мы будем координировать действия всех азиатских стран и никому не позволим вторгаться в ту сферу, которая нам предоставлена Провидением.
Эту речь, как выяснилось позднее, Тодзио никогда не произносил и даже не читал, одобрив саму ее идею по телефону. Она была прочитана на встрече в честь первой годовщины Китайско-японского Основного договора. Кто ее написал, так и осталось неизвестным. Резкость и грубость речи была усилена очень небрежным переводом. В той же газете было отмечено, что президент Рузвельт намерен сократить свой отпуск по случаю праздника Дня Благодарения, который он проводил в поселке Варм Спрингс, штаг Джорджия.
Вечером того же дня посол Курусу снова позвонил Кумаичи Ямамото в Токио.
— Завтра, — сообщил посол, — Президент срочно возвращается в Вашингтон.
— Случилось что-нибудь важное? — спросил Ямамото.
— Местные газеты подняли большой шум по поводу последней речи премьера Тодзио, — ответил Курусу. — Эта речь имела здесь сильный негативный эффект.
— Какая речь? — Ямамото явно не понимал, о чем говорит Курусу.
— Заявление премьера было очень резким, продолжал Курусу, — американские газеты поместили эту речь на первых полосах под огромными заголовками. И мне кажется, что Президент именно из-за этого и возвращается. Без сомнения; существуют и другие причины, но именно эту газеты называют главной. Курусу был явно взволнован и не скрывал этого, — Подобные заявления премьера и других официальных лиц ставят нас здесь в очень трудное и дурацкое положение…
— Мы будем осмотрительнее, — пообещал Ямамото.
— Пожалуйста, предупредите об этом премьера, министра иностранных дел и други министров, — попросил Курусу. — Скажите министру иностранных дел, что мы ожидаем от прессы совсем другого, — Курусу помолчал и спросил, — Вообще, следует далее продолжать переговоры с американцами?
— Да, — ответил Ямамото.
Курусу не знал, что переговоры теперь используются только для того, чтобы обеспечить внезапность налета на Перл-Харбор. Однако он уже. начал что-то подозревать и недавно заметил Масуо Като, корреспонденту Агентство Новостей «Домей»: «Меня используют в качестве дымовой, завесы». На прощание он раздраженно повторил Ямамото:
— Премьер и министр иностранных дел доджны изменить тон своих выступлений! Вы понимаете? Будьте более сдержанными.
На пути к войне оставалась последняя формальность: официальная санкция Императора. В понедельник 1 декабря, в 14:05, в Восточном зале дворца собралось совещание в Высочайшем присутствии.
С суровым лицом и хриплым голосом премьер-министр Тодзио заявил, что Япония не может выполнить требование Америки вывести свои войска из Китая и аннулировать Тройственный пакт. Иначе само ее существование будет поставлено под угрозу. «Поэтому, во имя спасения Империи, мы должны начать войну с Соединенными Штатами, Великобританией и Нидерландами».
Затем Тодзио подробно описал длинную и утомительную историю американо-японских переговоров. После этого встал адмирал Нагано и с энтузиазмом объявил, что личный состав армии и флота «горит желанием служить Императору и своей стране даже ценой собственных жизней».
Далее последовало обсуждение различных проблем: от состояния общественной морали и снабжения народа продовольствием до состояния государственной экономики и финансов.
Все это время Император пассивно и молча сидел на троне. Временами он кивал головой и, казалось, был в превосходном настроении.
Когда выступили все желающие, Председатель Тайного Совета Хара начал задавать присутствующим очень неприятные вопросы: «Что предусмотрено на случай воздушных налетов противника? Что мы собираемся делать, если гигантские пожары вспыхнут в Токио? Имеется ли какой-нибудь общегосударственный план гражданской обороны? Генерал Тейичи Судзуки ответил, что для тех, кто останется в крупных городах, будут вырыты «противовоздушные щели». Ответ был явно неудовлетворительным, и все это понимали. Но даже Хара считал, что идти на дальнейшие уступки Америке уже нельзя:
— Соединенные Штаты действуют в надменной, неуважительной и грубой манере, — сказал Председатель Тайного Совета. — Если мы им уступим, то одним махом потеряем все, что достигли, победив в войнах с Россией и Китаем. Мы не можем так поступить.
Тодзио подвел итог всему сказанному: Японская Империя стоит на пороге либо бессмертной славы, либо крушения.
— Мы дрожим от благоговения в присутствии Его Величества… если Его Величество решится на войну, мы сделаем все, что в наших силах, чтобы оправдать Его доверие и выполнить свой долг перед Ним.
Все встали и низко поклонились Императору. Затем Император молча и никак не выражая своих чувств, покинул зал. Оставшиеся подписали документы об объявлении войны и направили их Императору. Некоторое время Император изучал эти документы, убедив себя, что решение о начале войны является необходимостью, а не прихотью кучки агрессивных генералов. Император сказал маркизу Кидо, что требования Хэлла были слишком унизительными. Он уже и так, нарушив все традиции, пытался все начать с «чистого листа», но больше он этого делать не может. И Император приложил свою печать к историческим документам. Решение начать войну было официально санкционировано.
Всего неделя оставалась до одновременных ударов, которые японские вооруженные силы должны были нанести в разных направлениях, и чей успех зависел полностью от элемента внезапности. Однако поздно вечером пришла телеграмма из Китая, сообщавшая, что соблюдение секретности всей операции находится под угрозой. Телеграмму послал генерал Тсутомо Сакаи, командующий 23-й армией, сосредоточенной в Кантоне для захвата Гонконга. Генерал сообщал, что транспортный самолет, направлявшийся в Кантон, потерпел аварию на контролируемой китайцами территории. Одним из пассажиров самолета был майор Томоцуки Сугисака, курьер, имевший при себе секретные приказы, касающиеся внезапного открытия военных действий.
В армейском генеральном штабе начался переполох. В генштаб на экстренное совещание были вызваны представители флота. Успел ли майор Сугисака уничтожить секретные документы перед падением самолета? Сгорели ли эти документы после катастрофы? Или они уже попали в руки Чан-Кай-ши, который, без сомнения, передаст их Рузвельту? В связи с этим не отменить ли «Операцию Z»?
На следующее утро, казалось, что все опасения подтвердились: разведывательный самолет обнаружил обломки большой армейской транспортной машины примерно в пятидесяти милях северо-восточнее Кантона, где были сосредоточены крупные силы китайских националистов. По донесению пилота, место катастрофы было уже окружено китайцами, которые «ползали вокруг, как муравьи».
Пребывая от всего этого в подавленном настроении, адмирал Нагано и генерал Сугийяма отправились во дворец, чтобы доложить Императору точную дату начала войны. Его Величеству было объявлено, что война начнется 8 декабря (7 декабря по Гавайскому времени), в воскресенье, когда, как обычно, в гавани Перл-Харбора скапливается большое количество боевых кораблей. В этот день луна будет находиться в нужной фазе для облегчения взлета самолетов, поскольку она будет светить с полуночи до рассвета. Адмирал Нагано почтительно попросил Императора утвердить дату 8 декабря в качестве Дня X. Его Величество сделал это без малейших колебаний. (После Токийского процесса главный обвинитель от США Джозеф Кинен встретился с Императором, который заявил ему, что ничего не знал о готовившемся нападении на Перл-Харбор. Однако, многочисленные свидетельские показания подтвердили, что Император знал об «Операции Z» и одобрил ее. Кроме того, Император приказал «до нападения» официально известить Америку об объявлении войны).