го большого военного судна. Но в час пополудни один из кораблей его эскадры дал сигнал, что в двенадцати или тринадцати милях к востоку от Александрии, в Абукирской бухте, стоят на якоре несколько линейных кораблей. Нельсон, столь же быстро решившись на атаку, как Бонапарт на высадку войск на берег, не дал более шансов переменчивой судьбе, столь долго не благоприятствовавшей ему, опять обмануть его и при свежем ветре немедленно устремился к противнику.
Ни по характеру якорного места, ни по диспозиции своей французский флот не был подготовлен к принятию атаки, столь внезапно и неожиданно обрушившейся на него. Через два дня после того, как армия высадилась на берег, главнокомандующий отдал адмиралу Брюэсу точное и настоятельное приказание немедленно сделать промер в старом порту Александрии и, если окажется возможным, ввести туда корабли. В противном же случае и если Абукирская бухта позволяет защищаться на якоре против нападения сильнейшего неприятеля, адмиралу разрешалась стоянка в этой последней. Если же, наконец, и она не отвечает требованиям безопасности, то ему предписывалось идти с большими судами на Корфу. Последний, точно так же как и другие Ионические острова, входил в район, на который распространялось командование Бонапарта, так как по декрету от 12 апреля он был назначен главнокомандующим Восточной армией. В значительно более позднем письме, до получения которого Брюэсу не суждено было дожить, Бонапарт пишет, что необходимо уберечь флот от серьезных повреждений до окончательного устройства дел в Египте, чтобы воспрепятствовать всякой помехе со стороны Порты.
Хотя верноподданство ей мамелюков и было только номинальным, все же возможно, что султан примет близко к сердцу вторжение французов в их владения. Действия Порты немедленно после того, как разгром французского флота сделался ей известным, показывают всю справедливость такой предусмотрительности. Брюэс приказал сделать необходимый промер Александрийской бухты, и донесение о результатах его, полученное им 18 июля, за две недели до сражения, оказалось благоприятным: при хорошей погоде линейные корабли можно было ввести в порт.[40] Но адмирал был человеком больным и по природе нерешительного характера. Не будучи в состоянии сделать выбор между представившимися ему затруднениями, он колебался и бездействовал, успокаивая себя убеждением, что англичане не вернутся. Бонапарт думал так же. «Все действия англичан, – писал он 30 июля, – указывают на то, что они уступают нам в численности и удовольствуются блокадой Мальты и пресечением подвоза к ней припасов». Однако великий солдат, несмотря на свою всегдашнюю склонность искушать судьбу до последних пределов, не нашел в этом своем мнении достаточных причин к тому, чтобы подвергаться совершенно ненужному риску, и, не колеблясь, настаивал, чтобы флот или вошел в Александрийский порт, или ушел на Корфу. Брюэс же отвел свои суда в Абукирскую бухту 8 июля и там остался. Он имел инструкции от своего начальника, но тот, находясь далеко от него и поглощенный заботами о своих береговых операциях, не мог внушить нерешительному подчиненному своей энергии. На эскадре все работы велись вяло. Уверенность, что британский флот не возвратится, усыпляла французских моряков. Беспечность, отсутствие дисциплины и неповиновение властям среди офицеров и матросов служили предметами постоянных жалоб и тревог. В таком самообмане и, можно сказать, сонливом состоянии французы теряли те драгоценные дни, которые Нельсон проводил в неустанном движении в своих поисках неприятеля и в неусыпной работе мысли, сопровождавшейся «лихорадочным возбуждением», едва позволявшем ему есть и пить.
Абукирская бухта в западной части которой французский флот стоял на якоре и где произошла знаменитая битва, представляет собой открытый рейд, простирающийся от Абукирского мыса в пятнадцати милях к востоку от Александрии до устья Розеттского рукава Нила. Расстояние между крайними пунктами бухты достигает восемнадцати миль. В западной части, где стояли французы, береговая линия, отступая к югу на некотором расстоянии от Абукирского мыса, заворачивает затем на юго-восток и продолжает тянуться в этом направлении, образуя длинную, узкую косу, за которой лежит мелководное озеро Мадие. К северо-востоку от Абукирского мыса простирается ряд банок и рифов, выступающих из воды на расстоянии двух с половиной миль в виде островка, в то время называвшимся также Абукиром, но с тех пор известного под названием острова Нельсона. За ним опять идет отмель еще на протяжении одной мили с четвертью. За этой четырехмильной преградой находится стоянка, прекрасно защищенная от господствующего летом северо-западного ветра; но так как даже на расстоянии трех миль от берега глубина бухты только четыре сажени, то французской эскадре пришлось расположиться немного мористее. Крайний к северо-востоку ее корабль, который при господствующем ветре приходился наветренным и в авангарде, бросил якорь на расстоянии полторы мили к SO от острова Абукир на глубине пяти сажень. Для большого судна глубина эта невелика, но все-таки кажется, что его можно было поставить ближе к отмели. Как авангардный корабль колонны, он был на наиболее открытом фланге линии баталии, лагом к морю. Его поэтому следовало бы поставить настолько близко к отмели, чтобы он не имел места развернуться, и затем положить якоря с носа и кормы; тогда противник не мог бы обойти фланг линии, как он в действительности сделал. Упомянутая предосторожность была тем более необходима, что те несколько орудий, которые Брюэс установил на острове, были настолько слабы, что и по дальности выстрела, и по весу снарядов оказывались совершенно неподходящими для предполагавшегося усиления ими обороны фланга при отделявшем их от фланга расстоянии. В смысле защиты это были просто игрушки, настолько же ничтожные, насколько и остальные меры, принятые французами. По-видимому, фрегаты можно было поместить вдоль отмели более впереди, где снаряды с линейных кораблей противника не могли бы доставать их и откуда они могли бы поддерживать фланговый корабль. От последнего линия баталии шла к юго-востоку, до восьмого корабля в строю включительно, и затем поворачивала немного к берегу, образуя с прежним направлением выдающийся в море, но очень тупой угол. Расстояние между кораблями было около ста шестидесяти ярдов, откуда, приняв во внимание среднюю длину кораблей, можно заключить, что вся линия баталии от головного до концевого корабля простиралась в длину почти на одну милю и три четверти, В случае ожидания атаки предполагалось протянуть между кораблями перлини, чтобы неприятель не мог прорезать линию, а также завезти шпринги[41] на канаты якорей, на которых стояли корабли. Вследствие быстроты его атаки эти предосторожности не были приняты. Перед появлением Нельсона шлюпки были посланы за водой и многие из них не возвратились.
Для профессионального читателя поучительно будет сравнить диспозицию адмирала Брюэса в Абукирской бухте с диспозицией лорда Худа в 1782 году у острова Сент-Кристофера при ожидании им на якоре нападения со стороны значительно сильнейшего неприятеля. Сравнение это настолько же интересно в историческом отношении, насколько и поучительно, так как говорят, что Нельсон построил свой план, обдумывавшийся им в течение долгой погони за неприятелем, по образцу плана нападения Худа на французский флот. Последний под начальством адмирала де Грасса, стоя на якоре, занимал позицию, с которой Худ согнал его, чтобы затем стать на его место. Параллель совершенно полная, так как ни у острова Сент-Кристофер, ни при Абукире стоящий на якоре флот не мог получить существенной помощи от береговых батарей.
Безусловно важными для такой диспозиции, как и для всякого ордера баталии, на суше ли, или на море, являются условия: 1) чтобы линию нельзя было прорезать; 2) чтобы фланги не могли быть обойдены. Худ поставил одно из фланговых судов так близко к берегу, что неприятель не мог обойти его, и сомкнул промежутки между судами;[42] Брюэс же расположил тот же фланг (в обоих случаях головной корабль был и наветренным) так, что его можно было обойти, и между судами оставил большие расстояния. Фланг подветренных кораблей у Брюэса был также слабее, чем у Худа. Худ построил восемь упомянутых кораблей под прямым углом к остальной части флота, так что весь бортовой огонь их вполне защищал эту часть от продольного огня противника; Брюэс же просто согнул немного свою линию, с намерением приблизить арьергард к отмели. Не будучи при таких условиях в состоянии стрелять под прямым углом к главной линии баталии, арьергард не мог способствовать ее усилению, вместе с тем, не будучи придвинут достаточно близко к отмели, он мог быть поставлен в два огня, в случае, если бы неприятель атаковал главным образом его. Это было тем более странно, что Брюэс ожидал, что англичане направят свои силы на арьергард. «Я просил, – писал он, – две мортиры, для того чтобы поместить их на той отмели, которая ограждает головную часть моей линии; но я должен гораздо меньше опасаться за эту часть, чем за арьергард, на котором неприятель, вероятно, сосредоточит свои усилия».[43] Нельсон, однако, – руководствовался ли он примером Худа вследствие того изучения истории тактики, которым он был известен, или же лишь вдохновленный своим гением – вполне предугадывал, что если застанет французскую эскадру в том строю, в каком и застал ее действительно, то ее авангард и центр будут в его руках… И он ясно передал это соображение командирам своих кораблей. Поэтому, когда неприятель показался, Нельсону оставалось только сделать сигнал, что «намеревается атаковать авангард и центр согласно уже ранее развитому плану», и предоставить своим подчиненным подробности исполнения.
Вечером накануне знаменательного дня 1 августа, когда британский флот предполагал прибыть в Александрию, «Александр» и «Свифтшур» были посланы вперед для разведки.