Влияние морской силы на историю 1660-1783 — страница 100 из 127

[178], но упускает заметить в этом сопоставлении, что французский авангард, как и этом случае, так и снова затем, 3-го сентября, маневрировал так же плохо, как и арьергард. У внимательного читателя остается мало сомнения в том, что, в общем, французские командиры, как моряки, были ниже своих противников. В течение первой части боя четвертый корабль во французской линии, Brilliant (а), потерял свою грот-мачту, вышел из линии (а') и сдался постепенно назад и под ветер (а").

В час пополудни, когда бой сделался наиболее жарким, ветер внезапно переменился к SSO, задув в левую скулу кораблей (положение II). Четыре английских корабля, — Burford, Sultan (s), Worcester и Eagle, — увидев своевременно перемену ветра, придержались влево, к линии французов; другие же были застигнуты врасплох, паруса их обстенились, и они увалились под ветер. Французские же корабли, за исключением двух, Brilliant (a) и Sevure (b), рыскнули влево. Таким образом, вследствие перемены ветра, главные части враждебных флотов разошлись, и только четыре английских корабля сошлись с двумя французскими. Правильность строя была нарушена. Brilliant, оставшийся далеко позади, попал под огонь двух вышеупомянутых английских арьергардных кораблей, Worchester и Eagle, которые приблизились к нему. Сюффрень лично пришел к нему на помощь (положение III, а) и прогнал англичан, которым угрожало также приближение двух других французских кораблей, повернувших через фордевинд в исполнение сигнала и направившихся на запад. Пока происходила эта частная схватка, другой французский корабль, Sevure W), был атакован английским Sultan (s) и, если верить французскому капитану де Силлар (М. de Cillart), еще двумя другими английскими кораблями. По положению его в линии вероятно, что Burford также атаковал его. Как бы то ни было, только Sevure спустил свой флаг; но в то время, когда Sultan уходил от него, поворачивая через фордевинд, он возобновил огонь, обстреливая противника продольно. Приказание сдаться, отданное французским командиром и приведенное в исполнение формальным, общепринятым заявлением, было игнорировано его подчиненными, которые стреляли по неприятелю, когда флаг на их корабле был уже спущен. В действительности поступок французов в этом случае подходит под постыдный термин ruse de guerre, но было бы несправедливо утверждать, что он был сделан намеренно. Взаимные положения противников были таковы, что Sultan не мог бы обеспечить за собою своего приза: приближались другие французские корабли, которые должны были отбить его. Негодование подчиненных французских офицеров на слабость своего командира поэтому заслуживает оправдания, их отказ повиноваться ему может быть извинен им, как людям, ставшим лицом к лицу с вопросом о неожиданном отнятии у них чести в пылу сражения и при болезненном ощущении стыда. Несмотря на то, нельзя не сказать, что щепетильная добросовестность, кажется, требовала, чтобы они ждали освобождения своего от других рук, не связанных поступком их командира, или, по крайней мере, чтобы пощадивший их противник не пострадал от них. Капитан, отрешенный от должности, отправленный домой Сюффренем и разжалованный королем, жестоко скомпрометировал себя в попытке оправдаться: "Когда капитан де Силлар увидел, что французская эскадра удалялась — ибо все корабли, за исключением Brilliant, легли на другой галс — он полагал, что бесполезно уже продолжать обороняться и спустил флаг. Корабли, сражавшееся с ним, немедленно прекратили свой огонь, и тот, который был справа от него, начал удаляться. В этот момент Sevure спустился вправо, и его паруса наполнились. Капитан де Силлар приказал тогда возобновить огонь из орудий нижней батареи — единственной, в которой прислуга была еще на своих местах, и присоединился к своей эскадре[179].

Это сражение было единственным из пяти сражений Сюфрена у берегов Индии, в котором английский адмирал был нападающим. В нем нельзя найти никакого указания на какие-либо военные соображения или тактические комбинации, но с другой стороны, Хьюджес постоянно выказывал способности, сообразительность и предусмотрительность искусного моряка, так же, как и несомненное мужество. Он был, поистине, превосходным представителем среднего английского морского офицера середины XVIII столетия, и если нельзя не осуждать общего невежества его в самой важной части его профессии, то полезно заметить, в какой мере полное обладание другими ее деталями и настойчивая решимость не уступать противнику вознаграждали этот серьезный недостаток. Как римские легионы часто исправляли ошибки своих начальников, так и английские командиры и матросы часто спасали то, что терялось ошибками их адмиралов — ошибками, которых ни командир, ни матросы не понимали и даже, вероятно, не подозревали. Нигде эти солидные качества не выказывались так ясно, как в сражениях Сюффреня, потому что нигде в других случаях им и не предъявлялись такие требования. Нет в морских летописях более великолепных примеров отчаянного, но все-таки полезного сопротивления подавлявшему неравенству, чем явленные кораблями Monmouth. 12-го апреля, и Exeter, — 17-го февраля. Один случай, рассказывавшийся о последнем корабле, стоит привести здесь. "В конце боя, когда Exeter был уже в разрушенном состоянии, старший офицер подошел к коммодору Кингу (King) спросить его, что делать с кораблем, так как два противника опять спускались к нему. Коммодор лаконически отвечал: "Ничего не надо делать, как только сражаться, пока он не потонет"[180]. Он был спасен.

Сюффрень, напротив, потерял в это время всякое терпение в раздражении на дурное поведение своих командиров. Силлар был отправлен домой, но кроме него еще два других командира, люди с сильными связями, и один из них родственник самого Сюффреня, были отрешены от командования. Как ни была необходима и уместна эта мера, немногие, кроме Сюффреня, решились бы на нее, потому что, насколько тогда было ему известно, он был еще только капитаном первого ранга, а даже и адмиралам не было позволено такое обращение с подчиненными офицерами. "Вы, может быть, будете сердиты, Monseigneur, — писал он, — на то, что я не прибегнул к строгости раньше; но я прошу вас помнить, что устав не дает этой власти даже офицеру в генеральских чинах, в каковых я не состою".

Превосходство энергии и воинских качеств Сюффреня начало особенно заметно влиять на исход борьбы между ним и Хьюджесом непосредственно после сражения 6-го июля. Борьба была суровая, но воинские качества начали брать верх, как это, конечно, и должно было быть. Убыль в людях в последнем сражении была в пользу англичан в отношении одного к трем; с другой стороны, английский флот по-видимому пострадал более противника в парусах и в рангоуте — в движущей силе. Оба флота встали на якорь вечером — англичане близ Негапатама, французы — под ветром, близ Куд-далора. 18-го июля Сюффрень был опять готов к выходу в море, тогда как в тот же день Хьюджес еще только решился идти в Мадрас для окончания своих исправлений. Сюффрень был еще затем задержан политической необходимостью официального визита к Гайдер Али, после которого отплыл в Батакало и, прибыв туда 9-го августа, ожидал там припасов и подкреплений из Франции. 21-го последние прибыли, и два дня спустя он отплыл, теперь с четырнадцатью линейными кораблями, в Тринкомали, став на якорь близ города 25-го числа. На следующую ночь войска были высажены на берег, батареи возведены, и поведена энергичная атака. 30-го и 31-го два форта, составлявшие оборонительную силу атакованных, сдались, и этот важнейший порт перешел в руки французов. Убежденный, что Хьюджес должен скоро появиться здесь, Сюффрень согласился с готовностью на соблюдение по отношению к побежденным всех воинских почестей, какие потребовал губернатор, удовольствовавшись только существенным результатом. Через два дня, 2-го сентября вечером, английский флот был усмотрен французскими сторожевыми фрегатами.

В течение шести недель, которыми Сюффрень воспользовался так деятельно и производительно, английский адмирал оставался спокойно на якоре, исправляя повреждения. Нет ни одного точного известия, которое позволило бы решить, насколько такая продолжительная стоянка его была неизбежна, но, имея в виду хорошо известное искусство английских моряков той эпохи в их профессии, едва ли можно сомневаться, что, обладай Хьюджес неутомимой энергией своего великого соперника, он мог бы выиграть те несколько дней, которые решили судьбу Тринкомали, и дать сражение для спасения этого порта. В самом деле, такое мнение подсказывается донесениями самого Хьюджеса, указывающими, что и 12-го августа корабли были почти готовы, и тем не менее, хотя и ожидая нападения на Тринкомали, он не отплыл до 20-го числа. Потеря этой гавани принудила его покинуть восточный берег, который сделался небезопасным при приближении северовосточного муссона, и дала важное стратегическое преимущество Сюффреню, не говоря уже о политическом влиянии этого факта на туземных правителей в Индии.

Чтобы вполне оценить этот контраст между двумя адмиралами, необходимо также уяснить себе, насколько различны были их положения по отношению к материалам для исправлений корабельных повреждений. После сражения 6-го числа Хьюджес нашел в Мадрасе запасный рангоут, трос, боевые припасы, провизию, и вообще весь необходимый материал. Сюффрень в Куддалоре не нашел ничего. Для приведения эскадры в хорошее боевое состояние ему нужно было девятнадцать новых стенег, мачты, реи, такелаж, паруса и т. д. Для того, чтобы выйти в море во что бы то ни стало, ему пришлось снять мачты с фрегатов и меньших судов и передать их на линейные корабли; для вооружения же фрегатов пришлось совершенно разружить английские призы, затем посланы были суда в Малакксгий пролив раздобыть материал на другой рангоут и строевой лес. Дома на берегу были разобраны для употребления досок и бревен на починку корабельных корпусов. Затруднения эти увеличивались еще характером якорного места, представлявшего открытый рейд с частым волнением, а также близостью английского флота, но работа кипела на глазах начальника эскадры, который, подобно лорду Хоу в Нью-Йорке, вдохновлял рабочих своим постоянным появлением между ними. "Несмотря на чрезмерную тучность, Сюффрень обнаруживал горячий пыл юности; он был везде, где шла работа, под его энергичным побуждением самый тяжелый труд выполнялся с невероятною быстр