но боевым строем, устанавливается различие между линейными кораблями, которые одни только предназначены для него, и более мелкими судами для других целей".
Если к изложенному мы прибавим соображения, которые приводят к тому, чтобы линия баталии была тесно стянутой линией, то задача явится вполне разработанной. Но цепь рассуждений была и двести пятьдесят лет назад так же ясна, как она ясна теперь, почему же она не приводила, практически, к выводу так долго? Частью, без сомнения, потому, что тогда старые традиции, традиции галерных сражений, — держались еще прочно и мешали правильному взгляду на новый порядок вещей, главным же образом потому, что люди вообще беспечно относятся к выяснению современного им положения и к принятию соответствующего этому положению образа действий. Нижеследующие строки, написанные адмиралом французского флота Лабруссом (Labrousse) в 1840 году, в высшей степени поучительны, как редкий пример прозорливости, распознавшей своевременно фундаментальную перемену в условиях и предсказавшей — результаты ее: "Благодаря пару, — писал он, — суда будут способны двигаться во всех направлениях с такою скоростью, что последствия столкновения могут, и даже должны, как это было прежде, занять место метательного оружия и уничтожить расчеты искусно маневрирующего. Таран будет благоприятствовать скорости без нарушения мореходных качеств корабля. Как только одна какая-нибудь держава примет это ужасное оружие, должны будут принять его и все другие державы, — под страхом, что в противном случае суда их окажутся несомненно слабее неприятельских, и таким образом сражение обратится в борьбу тарана против тарана". Хотя и воздерживаясь от безусловного приписывания тарану значения главного боевого оружия в наше время, а такое значение приписывается ему теперь во французском флоте, — мы все-таки полагаем, что вышеприведенная короткая выдержка может служить примером того пути, по какому должны идти исследования о боевом строе будущего. Французский писатель, комментирующий статью Лабрусса, говорит: "Для наших отцов едва достаточны были двадцать семь лет, протекшие с 1638 года времени постройки Courronne — до 1665 года, для того, чтобы перейти от тактического строя фронта — строя галерного флота — к строю кильватерной колонны. Нам самим понадобилось двадцать девять лет с 1830 года, когда в нашем флоте появилось первое паровое судно, до 1859 года, когда принятие принципа таранного боя было закреплено закладкой Solferino и Magenta, для преобразований в противоположном направлении; настолько справедливо, что истина всегда медленно выходит на свет… Это преобразование совершилось не скоро, не только потому, что потребовалось время для постройки и вооружения флота нового материального состава, но больше всего — о чем грустно сказать — потому, что необходимые последствия новой движущей силы были большинством упущены из виду"[23].
Мы переходим теперь к справедливо прославленному Четырехдневному сражению в июне месяце 1666 года, которое требует особенного внимания не только по причине большого числа кораблей, участвовавших в нем с обеих сторон, и не только по необыкновенной физической выносливости людей, которые выдерживали жаркое морское сражение в течение стольких дней кряду, но также и потому, что главнокомандующие с обеих сторон, Монк и де Рейтер, были самыми замечательными моряками или, скорее, флотоводцами из всех, какие выдвинулись в их отечествах в семнадцатом столетии. Возможно еще, что Монк в летописях английского флота стоит ниже Блэка (Blake), но все согласны, что де Рейтер представляет выдающуюся фигуру не только в голландском флоте, но и среди всех морских офицеров того века. Предлагаемое нами описание упомянутого сражения заимствовано, главным образом, из журнала "Revue Martime et Coloniale"[24], где оно напечатано как недавно найденное письмо одного голландского дворянина, служившего волонтером на корабле де Рейтера, к своему другу во Франции. Рассказ изложен в нем весьма ясно и правдоподобно — качество, не всегда присущее описаниям столь давно прошедших сражений, данные, сообщаемые им, приобрели еще большую ценность после того, как они подтвердились, в главных подробностях, мемуарами графа де Гиша (de Guiche)[25] — также волонтера в голландском флоте, взятого к де Рейтеру после того, как корабль, на котором он находился сначала, был сожжен брандером. Однако упомянутые описания содержат несколько одинаковых фраз, указывающих на то, что оба они заимствованы из общего источника, и не могут приниматься за вполне самостоятельные изложения, но так как они в то же время характеризуются и существенным внутренним различием, то можно предположить, что оба автора изложили события как очевидцы, сначала самостоятельно, но затем сверили и взаимно проредактировали свои описания прежде, чем послали их своим друзьям, или окончательно занесли их в свои дневники.
Со стороны англичан сражалось около восьмидесяти кораблей, а со стороны голландцев — около ста, но это неравенство в числе в значительной мере уравновешивалось большей величиной многих из английских судов. Непосредственно перед сражением английское правительство сделало большую стратегическую ошибку: король получил извещение, что французская эскадра была на пути из Атлантики для соединения с голландцами. Он тотчас же разделил свой флот, послав двадцать кораблей, под начальством принца Руперта, к западу, для встречи французов, а остальная часть флота, под командой Монка, должна была идти к востоку, навстречу голландцам.
Положение, подобное тому, в каком находился английский флот, которому угрожало нападение с двух сторон, представляет одно из сильнейших искушений для командующего. Оно вызывает со стороны последнего весьма сильное побуждение встретить обоих противников и, следовательно, разделить свои силы, как сделал это Карл, но уступка такому побуждению, за исключением случая подавляющего превосходства над силами неприятеля, — ошибка, дающая врагу возможность разбить флот по частям, что, как мы сейчас увидим, в действительности и имело место в рассматриваемом случае. Результат сражения в первые два дня был бедственным для большей дивизии английского флота, которою командовал Монк, и она была тогда вынуждена отступить назад к Руперту, и вероятно, только счастливое возвращение последнего спасло английский флот от весьма серьезных потерь или, по крайней мере, от опасности быть запертым в его собственных портах. Сто сорок лет спустя, в возбужденной стратегической игре, происходившей в Бискайской бухте перед Трафальгарской битвой, английский адмирал Корнваллис сделал совершенно такую же ошибку, разделив свой флот на две равные части дистанцией, которая исключала возможность взаимной поддержки и которую Наполеон характеризовал, как блестящий пример глупости… Урок, одинаково поучительный для всех веков.
Голландцы отплыли к английскому берегу с попутным восточным ветром, который, однако, переменился затем на юго-западный, нагнал туман и засвежел, так что де Рейтер, боясь быть отнесенным слишком далеко к северу, встал на якорь между Дюнкерком и Даунсом[26]. Флот его лег тогда на NNO, причем авангард был с правой стороны, а Тромп, который командовал арьергардом, — с левой. Этот последний занимал самое наветренное положение, центр эскадры, под командой де Рейтера, был под ветром у него и, наконец, авангард был под ветром у центра[27]. Таково было положение голландского флота на рассвете 11-го июня 1666 г., и по тону вышеупомянутых описаний можно думать, что он не был в хорошем порядке, хотя прямо об этом и не говорится.
В то же утро Монк, также бывший до того на якоре, увидал голландский флот под ветром и, хотя так сильно уступая ему в численности, решился сейчас же атаковать его в надежде, что при сохранении преимущества в ветре, он может продолжать бой, только пока это будет выгодно для него. Он поэтому лег на правый галс вдоль линии неприятеля, оставив правое крыло и центр его вне пушечного выстрела, и пришел на траверз левой эскадры Тромпа. Тридцать пять кораблей Монка держались соединенно, но арьергард растянулся и отстал, как это естественно должно случаться с длинными колоннами. С этими тридцатью пятью кораблями Монк, положив руль на ветер, спустился на Тромпа, эскадра которого обрубила якорные канаты и легла на тот же галс (V'), обе сражающиеся линии шли таким образом к французскому берегу, и ветер так кренил суда, что англичане не могли пользоваться орудиями своего нижнего дека (фиг. 2, V"). Центр и арьергард голландского флота также обрубили канаты и последовали движениям Тромпа, но, будучи слишком далеко под ветром, они в течение некоторого времени не могли вступить в бой. Именно в это время один большой голландский корабль, отделившийся от своего флота, был зажжен и сгорел — без сомнения, корабль, на котором находился граф де Гиш.
Приблизившись к Дюнкерку, суда английского флота повернули на другой галс, вероятно все вдруг, потому что, при приведении к весту, бывшие сначала в авангарде суда его свалились с голландскими центром, которым командовал сам де Рейтер (фиг. 2, С"), и были сильно повреждены при этом. Это обстоятельство естественнее могло бы случиться с арьергардом, а потому оно показывает что одновременность маневра судов изменила порядок их. Сражавшиеся корабли естественно увалились под ветер, что дало де Рейтеру возможность соединиться с Тромпом. Два английские флагманские корабля были выведены из строя и отрезаны, один из них, Swiftsure, спустил флаг после того, как был убит адмирал — молодой человек только двадцати семи лет. "Заслуживает высокого удивления, — говорит современный писатель, решимость вице-адмирала Беркли (Berkeley), который, — несмотря на то, что был отрезан от линии и окружен врагами, что большое число его людей были убиты, что его корабль был лишен возможности управляться и был абордирован со всех сторон, — все-таки продолжал сражаться почти один, убил нескольких человек собственными руками и не сдавался ни на