сь тогда или незадолго до того под властью британской короны; но она настаивала на свободе действий в завоевании и удержании за собою любых Вест-Индских островов, причем и все другие колонии Великобритании, разумеется, были также открыты ее нападениям. Главными целями, имевшимися в виду Францией, были, следовательно, английская Вест-Индия и тот контроль над Индией, который перешел в руки англичан, а также своевременное обеспечение независимости Соединенных Штатов, после того как им удастся произвести достаточную диверсию в ее пользу. При политике монопольной торговли, характеризовавшей то поколение, ожидали, что потеря Англией этих важных владении умалит коммерческое величие, на котором зиждилось ее благосостояние, и тем ослабит ее и усилит Францию. На самом деле борьба, которая должна была бы быть более сильною, являлась основным побуждением для Франции, все ее частные цели сводились к одной главной цели, которой они и подчинялись, – к достижению морского и политического превосходства над Англией.
Достижение перевеса над Англией, в соединении с Францией, было также целью одинаково обиженного, но менее энергичного королевства Испании; но в ее обидах и в тех целях, к которым она стремилась, было больше определенности, чем в более широких видах ее союзника. Хотя ни один испанец того времени уже не видел родного флага на Менорке, Гибралтаре и Ямайке, тем не менее течение времени не примирило гордой и упрямой нации с потерей этих пунктов; равным образом, со стороны американцев не было такой традиционной оппозиции к возобновлению испанского владычества во Флориде, как по отношению к вопросу о Канаде. Таковы были цели, преследовавшиеся обеими нациями, вмешательство которых изменило весь характер американской войны за независимость. Нет необходимости говорить, что не все они были открыто заявлены между причинами или предлогами для открытия враждебных действий; но прозорливое английское общественное мнение того времени справедливо заметило, что настоящие основания действий объединенных бурбонских дворов заключались в следующей краткой фразе французского манифеста: «Отомстить за обиды и положить конец узурпированному Англией тираническому владычеству над океаном, которое она стремится поддерживать». Короче говоря, что касается целей войны, то по отношению к ним союзники занимали наступательное положение, тогда как Англия была поставлена в оборонительное.
Тираническое владычество над морями, в котором не без оснований обвинялась Англия, опиралось на ее большую морскую силу – действительную или потенциальную; на ее торговлю и вооруженное судоходство; на ее коммерческие учреждения, колонии и морские базы во всех частях света. До этого времени ее рассеянные колонии были связаны с нею узами искренней преданности и еще более сильными побуждениями собственного интереса, обусловленными торговыми связями с метрополией и защитою ее сильного флота, постоянно находившегося в их водах. Теперь возмущение континентальных колоний разорвало цепь укрепленных портов, на которые опиралась ее морская сила, тогда как бесчисленные торговые интересы, связывавшие их с Вест-Индией, которым вредили последовавшие военные действия, уменьшали симпатии к метрополии также и на островах. Борьба велась не только за политическое владычество и торговые интересы, – она включала также и военный вопрос первостепенной важности: должна ли цепь морских станций, покрывающая один из берегов Атлантики, связывающая Канаду и Галифакс с Вест-Индией и опирающаяся на благоденствующее мореходное население, остаться в руках нации, которая пользовалась не имевшею прецедента морскою силою с постоянной и решительной агрессивностью, притом с непрерывным успехом?
В то время как Великобритания, таким образом, испытывала затруднения в удержании за собой морских баз, являвшихся оборонительным элементом ее морской силы, наступательному элементу этой силы – флоту – угрожал рост вооруженного судоходства Франции и Испании, военная организация и материальные элементы которого доведены были до равенства с флотом Англии, если даже не превзошли его, благодаря чему упомянутые королевства смело решились оспаривать ее притязания на море, которое она считала своей вотчиной. Момент был выбран удачно для нападения на ту великую державу, богатство которой, нажитое на море, было решительным фактором в европейских войнах прошлого столетия. Следующим вопросом был выбор пунктов атаки, важнейших объектов, на которые должны были быть направлены главные усилия нападающих, а также и второстепенных, которые должны были отвлечь и рассеять силы, предназначенные для обороны.
Один из мудрейших государственных людей Франции того времени, Тюрго (Turgot), считал, что для интересов последней полезнее, чтобы колонии не приобретали независимости. По его мнению, усмиренные путем истощения их сил, они стали бы бесполезными для могущества Англии; покоренные же без истощения, но через занятие военной силой важнейших пунктов их, они, вследствие необходимости оказания постоянного на них давления, представляли бы непрерывный источник слабости для метрополии. Хотя это мнение не получило перевеса в советах французского правительства, которое желало полной независимости Америки, оно заключало в себе элементы истины, не оставшиеся без влияния на политику войны. Если бы благо Соединенных Штатов, т. е. освобождение их, было главной целью войны, то континент сделался бы естественным театром ее, а его важнейшие, с военной точки зрения, пункты – главными объектами операций; но поскольку главной целью Франции было не благо Америки, а нанесение вреда Англии, то глубокая военная логика требовала, чтобы континентальная борьба только поддерживалась с достаточной энергией, но отнюдь не доводились до конца. Это была диверсия, шедшая не на пользу Франции и истощавшая Великобританию, притом она требовала только такой поддержки, которая позволила бы инсургентам продолжать сопротивление, к которому они все равно были вынуждены. Территория тринадцати колоний не была, следовательно, главным предметом действий Франции, тем не менее была она таковым для Испании.
Коммерческое значение английской Вест-Индии сделало ее весьма заманчивой для Франции, которая приспособлялась с особенной готовностью к социальным условиям этой страны, где ее колониальные владения уже тогда были обширны. Кроме двух лучших Малых Антильских островов, Гваделупы и Мартиники, все еще удерживаемых ею, она владела тогда С.-Лючией и западною половиной Гаити.
Она могла основательно надеяться присоединить к этому, путем успешной войны, бо́льшую часть английских Антильских островов и создать, таким образом, колониальную империю в тропиках; в то же время, хотя щепетильность Испании лишала ее видов на Ямайку, она могла рассчитывать на возвращение этого великолепного острова своему слабейшему союзнику. Но как бы ни желанны были для нее Малые Антильские острова как владения, а следовательно и как цели войны, обладание ими слишком сильно зависело от обладания морем, для того чтобы они могли быть сами по себе подходящими объектами военных операций. Французское правительство поэтому запрещало своим морским начальникам занимать даже те из них, которые они могли захватить. Они должны были только брать в плен гарнизоны, разрушать укрепления, а затем удаляться. В превосходных военных портах – Форт-Рояль на Мартинике, Французском мысе и в сильной союзной гавани Гаваны флот – достаточной величины – находил удобные, безопасные и удачно расположенные базы; что же касается ранней и серьезной потери С.-Лючии, то она должна быть приписана плохому руководству французским флотом и профессиональному искусству английского адмирала. В Вест-Индии соперничавшие державы, следовательно, были одинаково обеспечены береговыми базами; занятие еще других пунктов само по себе не могло увеличить их военного могущества, зависевшего от численности и качества флотов. Для безопасной оккупации таких пунктов необходимо было достигнуть морского превосходства, – не только местного, но и на главном театре войны. В противном случае оккупация была бы ненадежна, если только ее не осуществил бы отряд войск, настолько многочисленный, что издержки превысили бы выгоды от достижения этой цели. Ключом к положению в Вест-Индии были, таким образом, флоты, которые и сделались истинными объектами военных операций, тем более что настоящая военная польза от вест-индских портов в этой войне заключалась в значении их как промежуточных баз между Европою и континентом Америки, куда удалялись флоты, когда армии уходили на зимние квартиры. Никакая серьезная стратегическая операция против территориальных владений в Вест-Индии не была предпринята, за исключением захвата С.-Лючии англичанами и неудавшегося плана нападения на Ямайку в 1782 г.; равным образом никакая серьезная попытка против военных портов, как Барбадос или Форт-Рояль, не могла иметь, места до тех пор, пока не было обеспечено превосходство на море посредством ли сражения или удачного сосредоточения сил. Следует повторить еще раз, что ключом к положению был флот.
Влияние морской силы и военного флота на ход войны на континенте Америки было уже указано в мнениях Вашингтона и сэра Генри Клинтона, тогда как положение в Ост-Индии, рассматриваемой как самостоятельный театр войны, при разборе кампании Сюффрена обсуждалось так широко, что здесь необходимо только повторить, что все там зависело от контроля над морем посредством превосходной морской силы. Взятие Тринкомале, как ни важно оно было для французской эскадры, не имевшей другой базы, состоялось; подобно взятию С.-Лючии, внезапно и могло быть достигнуто либо поражением неприятельского флота, либо, как это и случилось, в отсутствие последнего. В Северной Америке и в Индии глубокая военная политика указывала на флот, как на истинный объект военных операций, от которого зависели также сообщения с метрополиями. Остается Европа, которую едва ли следует рассматривать подробно как отдельный театр войны, ибо ее отношение ко всеобщей войне гораздо более важно. Достаточно просто указать только на два пункта в Европе, переход которых в другие руки являлся целью войны, а именно на Гибралтар и Менорку, первый из которых, по настоянию Испании, сделался главным объектом действий союзников. Владение обоими этими пунктами зависело, очевидно, от контроля над морем.