Другая морская борьба возникла в Средиземном море вследствие восстания сицилийцев против Испании[59]. Помощь, которую они просили от Франции, была оказана им и представляла собою диверсию против Испании; но сицилийское предприятие имело только второстепенное значение; с морской точки зрения оно представляет интерес только потому, что в ходе борьбы на сцене еще раз появился де Рюйтер, притом как противник Дюкена (Duquesne), равного, а в некоторых отношениях даже превосходившего Турвиля, имя которого всегда ставилось выше всех других во французском флоте того времени.
Мессина восстала в июле 1674 г., и французский король сейчас же взял ее под свое покровительство. Испанский флот, кажется, все время действовал плохо и, во всяком случае, безуспешно; и в начале 1675 г. французы прочно утвердились в городе. В течение года их морское могущество в Средиземном море значительно возросло, и Испания, неспособная защищать остров своими силами, обратилась к Соединенным Провинциям за флотом, издержки по содержанию которого взяла на себя.
Провинции, «утомленные войной, обремененные долгами, жестоко страдавшие в своей торговле, истощенные необходимостью платить императору и всем германским князьям, не могли уже более снарядить огромных флотов, какие они некогда противопоставляли Англии и Франции». Однако они откликнулись на призыв Испании и послали де Рюйтера с эскадрой, состоявшей, правда, только из восемнадцати кораблей и четырех брандеров. Адмирал, следивший за ростом французского флота, заявил, что силы, вверенные ему, слишком малы, и отплыл в угнетенном состоянии духа, но с обычной для него спокойной покорностью долгу. Он достиг Кадикса в сентябре месяце; к этому времени французы еще больше усилились, захватив Агосту (Agosta) – порт, господствовавший над юго-востоком Сицилии. Де Рюйтер был опять задержан испанским правительством и не достиг северного берега острова до конца декабря, когда встречные ветры помешали ему войти в Мессинский пролив. Он крейсировал между Мессиной и Липарскими островами, с тем чтобы перехватить французский флот под командой Дюкена, конвоировавший суда с войсками и припасами.
7 января 1676 г. голландцы увидели этот флот в составе двадцати линейных кораблей и шести брандеров. Флот де Рюйтера состоял только из девятнадцати кораблей, из которых один был испанский, и четырех брандеров. Нельзя забывать также, что хотя не имеется специального описания голландских кораблей, участвовавших в этом сражении, они, как правило, уступали английским и еще больше французским. Первый день прошел в маневрировании. Голландцы были на ветре; но в течение этой бурной ночи, загнавшей испанские галеры, сопровождавшие голландцев, под защиту Липарских островов, ветер переменился и, перейдя на WSW, дал французам наветренное положение и возможность начать атаку. Дюкен решился воспользоваться этим и, послав конвой вперед, построил линию на правом галсе, на курсе к югу; голландцы сделали то же самое и стали ожидать его (план V, А, А, А).
Нельзя удержаться от чувства изумления перед фактом, что великий голландский адмирал 7-го числа предоставил инициативу противнику. На рассвете этого дня он увидел неприятеля и направился к нему. В 3 часа пополудни, – говорит французское описание, – он стал держать круто к ветру, идя на том же галсе, что и его противник, но за пределами досягаемости его орудий. Как объяснить кажущуюся робость человека, который за три года до того прославился отчаянными атаками при Солебее и Текселе? Причины этого до нас не дошли; возможно, что этот глубокомысленный моряк имел в виду оборонительные преимущества подветренного положения, особенно при превосходстве в силах неприятеля, безудержно храброго, но несовершенного в искусстве мореходства. Если его действиями управляли такие соображения, то они были оправданы результатом. В сражении при Стромболи мы видим черты, которые являются как бы предвестниками тактики, принятой французами и англичанами сто лет спустя; но в этом случае французы ищут наветренного положения и атакуют с горячностью, тогда как голландцы довольствуются обороной. Результаты были в значительной степени таковы, как указал англичанам Клерк в своем знаменитом труде по морской тактике; здесь мы изложим ход битвы всецело по французским источникам[60].
Враждебные флоты, как было сказано, развернулись в боевую линию на правом галсе, держа курс на юг, причем де Рюйтер выжидал атаки, от которой накануне отказался; находясь между французами и их портом, он чувствовал, что они начнут бой. В 9 часов утра французская линия в полном составе спустилась и устремилась на голландцев под некоторым углом к их линии – маневр, трудно выполнимый с точностью и в течение которого огонь неприятеля крайне губителен для нападающего (А´, А´´, А´´´). При этом два корабля во французском авангарде были серьезно повреждены. «Г-н де Лафайетт, командовавший Prudente, начал сражение; но, быстро врезавшись в середину авангарда неприятеля, его корабль получил сильные повреждения и был вынужден выйти из строя» (а). Трудность маневра внесла смущение во французскую линию. «Вице-адмирал де Прельи (de Preuilli), командовавший авангардом, спускаясь, назначил слишком малую дистанцию между судами, так что, выходя снова на ветер, они слишком сблизились и мешали друг другу вести огонь (А). Выход из линии де Лафайетта поставил в опасное положение Parfait. Атакованный двумя кораблями, он потерял грот-мачту и также был вынужден выйти из строя для ремонта. Французы опять вводили свои корабли в бой один за другим, а не все вместе, – обычный и почти неизбежный результат маневра, о котором идет речь. «Среди ужасной канонады», т. е. после того как часть кораблей уже завязала бой, «Дюкен, командовавший центром, занял позицию на траверзе эскадры де Рюйтера».
Французский авангард вступил в сражение еще позднее, после центра (А´´, А´´´). «Ланжерон и Бетюн (Bethune), командовавшие головными кораблями французского центра, были разбиты превосходными силами». Как могло это случиться, если мы знаем, что французских кораблей было больше? Это произошло потому, что, как говорит нам описание, «французы еще не оправились от первоначального беспорядка». Однако, наконец, все суда вступили в сражение (В, В, В), и Дюкен постепенно восстановил порядок. Голландцы, атакованные теперь по всей линии, всюду давали отпор неприятелю, не было ни одного голландского корабля, не вступившего в тесную схватку с противником. Похвальнее этого ничего нельзя сказать об адмирале и капитанах слабейшей из сражающихся сторон. Остальная часть боя описана неясно. О Рюйтере говорят, что он все время отступал с двумя головными отрядами, но было ли это признанием слабости или тактическим маневром – не выяснено. Арьергард был отделен (С´), что явилось следствием ошибки либо Рюйтера, либо его непосредственного начальника. Попытка французов окружить и отделить его еще больше не удалась, очевидно, из-за повреждения рангоутов, ибо один французский корабль обошел вокруг отделившегося отряда. Сражение началось в 4 ч. 30 м. пополудни (арьергард не принимал в нем участия), и вскоре после того пришли испанские галеры и отбуксировали поврежденные голландские суда. То, что они могли безопасно выполнить это, показывает, как велики были повреждения французских кораблей. Позиции С, С´ показывают далеко отошедший от главных сил голландский арьергард и тот беспорядок, которым неизбежно кончается сражение парусного флота в результате потери рангоутов.
Тот, кто знаком с работой Клерка по морской тактике, изданной около 1780 г., узнает в этом описании сражения при Стромболи все черты, на которые он обратил внимание английских моряков в своих тезисах о методике сражения, которой следовали они и их противники в его время и до него. Тезисы Клерка исходят из того положения, что английские матросы и офицеры превосходят французских знанием морского дела или стойкостью, что корабли их в общем так же быстроходны, как и французские, и что они сознавали это превосходство и потому были решительнее в атаках. Напротив, французы, сознавая свою сравнительную слабость или по каким-либо другим причинам, не были склонны к решительным сражениям. Чувствуя, что могут положиться на слепую ярость английской атаки, французы выработали хитрый план: они обманывали противника, делая вид, что сражаются, а на самом деле уклоняясь от сражения, и этим обманом наносили неприятелю большой вред. План этот состоял в том, чтобы занять подветренное положение, которое, как указано выше, является оборонительным, и дожидаться атаки. По словам Клерка, ошибка англичан, на которую французы, как они знали это по опыту, всегда могли рассчитывать, заключалась в их обыкновении строить флот в линию, параллельную или почти параллельную неприятельской, затем, спустившись все вместе, атаковать каждым своим кораблем соответствующий ему по положению корабль противника. Спускаясь таким образом, нападающий терял возможность пользоваться большей частью своей артиллерии, в то же время принимая на себя весь огонь неприятеля, а, приходя к ветру, непременно расстраивал свой порядок, сохранить который было почти невозможно в дыму орудий, при разорванных парусах и падающих мачтах. Именно такая атака была произведена Дюкеном при Стромболи с последствиями, в точности указанными Клерком, т. е. с расстройством линии, нарушенной пострадавшим от огня авангардом, корабли которого, поврежденные огнем противника, внесли смятение в арьергард и т. д. Клерк утверждает далее (и, кажется, справедливо), что по мере развития сражения французы, спускаясь под ветер, в свою очередь, заставляли англичан повторять тот же способ атаки[61].
В сражении при Стромболи мы видим подобное же отступление де Рюйтера, но мотивы, которыми он руководствовался, не ясны. Клерк указывает также, что артиллеристы флота, занявшего подветренное положение по тактическим побуждениям, должны целиться в рангоуты нападающего – носители его движущей силы, чтобы атака его могла быть задержана по желанию обороняющегося… А при Стромболи рангоуты французского флота были очевидно повреждены, ибо после того, как Рюйтер спустился под ветер и не мог более поддерживать свой отделившийся арьергард, он был в сущности оставлен в покое французами, хотя ни один их корабль не был потоплен. Если поэтому нельзя с уверенностью приписать Рюйтеру сознательный выбор подветренного положения (а в те времена подобного прецедента еще не было), то очевидно, что он воспользовался всеми его выгодами и что свойства французских офицеров его времени, неопытных моряков, но отчаянных храбрецов, – представляли как раз те условия, которые давали наибольшие преимущества слабейшему из противников, занявшему оборонительную позицию.