Требования, выставленные Англией как условия мира в 1711 г., показали, что ей пришло время сделаться морской державой, в самом точном смысле этого слова, и притом не только в действительности, но и в ее собственном сознании. Она требовала: чтобы одно и то же лицо никогда не было одновременно королем Франции и Испании; чтобы барьер из укрепленных городов был уступлен ее союзникам, Голландии и Германии, как оборонительная линия против Франции; чтобы союзникам ее были возвращены земли, завоеванные у них французами. Для себя же она требовала формальной уступки Гибралтара и Порт-Маона, стратегическое значение которых было указано выше; уничтожения дюнкеркского порта, служившего гнездом для каперов, охотившихся за английской торговлей; уступки французских колоний – Ньюфаундленда, Гудзонова залива и Новой Шотландии (последнюю она уже занимала в то время) и, наконец, торговых договоров с Францией и Испанией и монополии на торговлю рабами с испанской Америкой, торговли, известной под именем Asiento, которую Испания передала Франции в 1701 г.
Переговоры продолжались, хотя военные действия еще не закончились; и в июне 1712 г. четырехмесячное перемирие между Великобританией и Францией оторвало от союзных армий на континенте английские войска, великий вождь которых, Мальборо, был отставлен от командования ими за год до того. Кампания 1712 г. была благоприятна для Франции, но почти во всех случаях уход Великобритании с театра войны делал окончание последней лишь вопросом непродолжительного времени. Голландские представления были встречены возражением, что с 1707 г. она выставляла не более трети условленного числа кораблей, а в течение всей войны – не более половины. Палата общин в адресе, обращенном к трону в 1712 г., жаловалась, что:
«Служба на море в течение всей войны неслась на условиях, крайне невыгодных для королевства вашего величества, ибо необходимость требовала, чтобы ежегодно снаряжались большие флоты для сохранения превосходства в Средиземном море и для сопротивления силе, которую неприятель мог подготовить либо в Дюнкерке, либо в портах западной Франции; готовности вашего величества снаряжать свою долю флота для всех отраслей службы совсем не вторила Голландия, – последняя ежегодно выставляла совершенно недостаточное число кораблей, по сравнению с тем, которое снаряжалось вашим величеством. Поэтому ваше величество были вынуждены восполнять эти пробелы своими кораблями. Из-за этого множество кораблей вашего величества были вынуждены плавать в отдаленных морях и ко вреду своему оставаться там в неудобное для кампании время года. Это обстоятельство ослабило также конвоирование торговых судов; за недостатком крейсеров, берега были открыты для нападения, и вы были не в состоянии вредить неприятелю в самой благодетельной для него торговле с Вест-Индией, откуда он получал те огромные сокровища, без которых он не смог бы нести издержки по ведению войны».
Действительно, между 1701 и 1716 гг. торговля с испанской Америкой дала Франции сорок миллионов долларов звонкой монетой. На эти жалобы голландский посланник в Англии мог возразить только, что Голландия буквально не была в состоянии выполнить свои обязательства. Неудачи 1712 г., присоединившиеся к настойчивому желанию Англии заключить мир, заставили и Голландию решиться на последний. И Англия, несмотря на свои претензии к союзнику, была еще так проникнута старой ненавистью к Франции, что поддерживала все сколько-нибудь резонные требования Голландии. 11 апреля 1713 г. был наконец подписан почти всеобщий мир – между Францией с одной стороны и Англией, Голландией, Пруссией, Португалией и Савойей – с другой стороны, мир, известный под названием Утрехтского и составивший эпоху в истории. Император все еще держался; но потеря британских субсидий сковала движение его армий, и с уходом со сцены морских держав континентальная война могла бы прекратиться сама собой. Однако Франция, у которой были теперь развязаны руки, провела в 1713 г. блестящую и успешную кампанию в Германии. 7 марта 1714 г. был подписан мир между Францией и Австрией. Искры войны продолжали еще тлеть в Каталонии и на Балеарских островах, упорствовавших в своем возмущении против Филиппа V; но они скоро были усмирены, лишь только оружие Франции обратилось против них. Барселона была взята штурмом в сентябре 1714 г.; острова подчинились следующим летом.
Перемены, явившиеся следствием этой долгой войны и закрепленные миром, опуская детали, не имеющие особого значения, могут быть коротко изложены следующим образом: 1. Дом Бурбонов был утвержден на испанском троне, и Испанская империя удержала свои Вест-Индские и американские владения; стремление Вильгельма III уничтожить ее господство там было обречено на неуспех, когда Англия стала поддерживать австрийского принца и, таким образом, привязала большую часть своих морских сил к Средиземному морю. 2. Испанская империя потеряла свои владения в Нидерландах, так как Гельдерланд отошел к новому королевству Пруссии, а Бельгия – к императору; испанские Нидерланды сделались, таким образом, австрийскими. 3. Испания потеряла также главные острова в Средиземном море: Сардиния отдана была Австрии, Менорка с ее великолепной гаванью – Великобритании и Сицилия – герцогу Савойскому. 4. Испания потеряла еще и свои итальянские владения, так как Милан и Неаполь отошли к императору. Таковы, в общих чертах, были для Испании результаты борьбы за ее трон.
Франция вышла из борьбы истощенной и потерявшей значительную территорию. Она добилась утверждения короля из своего королевского дома на троне соседней державы, но ее морская сила была истощена, ее население уменьшилось и финансы пришли в расстройство. В Европе она сделала территориальные уступки на северных и восточных границах; и она отказалась от пользования портом Дюнкерк – базой каперской войны, так устрашавшей английских купцов. В Америке уступка Новой Шотландии и Ньюфаундленда была первым шагом к полной потере ею Канады, происшедшей полстолетия спустя. Но на этот раз она удержала остров Кап Бретон (Cape Breton Island), с его портом Луисбург – ключом к заливу и к реке Св. Лаврентия.
Приобретения, сделанные Англией во время войны и по трактату, примерно соответствовали потерям Франции и Испании; все они способствовали распространению и укреплению ее морской силы. Гибралтар и Порт-Маон в Средиземном море и вышеупомянутые колонии в Северной Америке превратились в новые базы, расширявшие и защищавшие ее торговлю. К выгоде ее послужило также ослабление морских сил Франции и Голландии, расшатанных упадком их флотов, что явилось следствием огромных издержек на ведение сухопутной войны; дальнейшие сведения об этом упадке будут даны ниже. Небрежное отношение Голландии к снаряжению условленного числа кораблей во время войны и плохое состояние снаряженных судов хотя и налагали дополнительное бремя на Англию, но в конечном итоге можно сказать, что они вели к ее благу, побуждая ее флот к большему развитию и большим усилиям. Диспропорция между военно-морскими силами обеих стран была еще усилена уничтожением портовых сооружений в Дюнкерке, так как последний, даже не будучи сам по себе первоклассным портом и не имея глубокой гавани, обладал большой искусственной военной силой, и его положение было особенно благоприятно для того, чтобы французы могли тревожить английскую торговлю. Он отстоит только на сорок миль от южного Форланда и от Доунса, и кратчайшее расстояние от него до английского берега Канала равно только двадцати милям. Дюнкерк был одним из самых ранних приобретений Людовика, который заботился об его развитии, как о своем детище; срытие укреплений и засыпка порта показывает глубину его унижения в это время. Мудрость Англии состояла в том, чтобы не основывать своей морской силы единственно только на военных позициях или даже на боевых кораблях… И только коммерческие выгоды, которые она обеспечила себе во время войны и по мирному договору, были весьма велики.
Торговля рабами с испанской Америкой, приносившая огромные барыши, сделалась для Англии еще более прибыльной, превратившись в базу для обширной контрабандной торговли с некоторыми странами и частично вознаградив англичан за то, что им не удалось овладеть этими странами; вместе с тем уступки, сделанные Португалии Францией в Южной Америке, послужили главным образом к выгоде Англии, которая приобрела контроль над португальской торговлей по договору 1703 г. Уступленные северо-американские колонии были весьма ценны не только и даже не столько как военные базы, но и в торговом отношении; кроме этого, Англией заключены были на выгодных условиях торговые договоры с Францией и Испанией. Один министр того времени, защищая договор в парламенте, сказал: «Выгодность этого мира для нас проявляется в увеличении нашего богатства; в большом количестве слитков металла, перечеканенного за последнее время в монету; в огромном увеличении со времени заключения мира нашего судоходства как рыбопромышленного, так и вообще торгового; в замечательном росте пошлин на предметы ввоза, а также наших мануфактур и нашего вывоза», – одним словом, в оживлении торговли во всех ее отраслях.
В то время как Англия вышла, таким образом, из войны в хорошем состоянии и явно обеспечила за собой ту гегемонию на море, которую она так долго сохраняла, ее старый соперник в торговле и на поле битвы остался безнадежно позади. В результате войны Голландия ничего не приобрела на море – ни колоний, ни станций. Торговый договор с Францией поставил ее в те же условия, что и Англию; но она не получила никаких уступок, которые дали бы ей в Южной Америке такое же положение, как приобретенное ее союзником. Больше того, за несколько лет до заключения мира, когда коалиция все еще действовала в пользу Карла, британским послом заключен был с последним тайно от Голландии трактат, фактически предоставлявший британцам монополию на испанскую торговлю с Америкой. Эту монополию англичане делили с одними только испанцами, что было равносильно тому, чтобы не делить ее ни с кем. Договор случайно сделался известен голландцам и произвел на них большое впечатление, но Англия была тогда так необходима для коалиции, что совершенно не рисковала быть оставленной другими ее членами. Приобретения Голландии на суше состояли только в военной оккупации некоторых укрепленных пунктов в австрийских Нидерландах, известных в истории как «барьерные города»; ничего не прибавилось к ее доходам, к населению или ресурсам; ничего – к той национальной силе, которая должна лежать в основе военных учреждений.