которые были трехпалубными. После этого Конфлан немедленно отозвал ушедшие в погоню корабли и начал готовиться к сражению. Ему надлежало определить свой образ действий при обстоятельствах, которых он не предвидел. С WNW дул сильный ветер, и имелись все признаки того, что он еще усилится; французский флот находился недалеко от подветренного берега, а неприятель был гораздо многочисленнее его, ибо кроме двадцати трех линейных кораблей Гауке приходилось еще считаться с четырьмя 50-пушечными кораблями Даффа. Конфлан поэтому решил вести свою эскадру в Квиберонскую бухту, возлагая большие надежды на то, что Гауке, учтя неблагоприятные условия погоды, не осмелится последовать за ним в бухту, изобилующую мелями и банками и опоясанную рифами, которые мореплаватель редко видит без страха и никогда не минует без волнения. И вот среди таких грозных опасностей сорок четыре больших корабля были уже близки к тому, чтобы сразиться в хаотической свалке, ибо место было слишком тесно для маневрирования флотов. Конфлан утешал себя надеждой, что войдет в бухту первым и сможет подняться под защиту ее западного берега, заставив неприятеля, если бы тот все же последовал за ним, занять позицию между ним и берегом в шести милях в подветренном направлении. Ни одно из этих ожиданий не сбылось. При отступлении он занял место в голове своего флота, желая точно показать, чего именно он хотел, но это было весьма невыгодно для его репутации, так как ставило адмирала впереди бегущего флота. Гауке смело шел навстречу предстоявшим ему опасностям, размеры которых он, как искусный моряк, полностью сознавал; но он обладал спокойным темпераментом, был храбр и решителен и правильно оценивал риск, нисколько не умаляя и не преувеличивая его. Гауке не оставил нам своих соображений, но мы имеем все основания думать, что он смотрел на шедших впереди французов, как на лоцманов, и ожидал, что они первые сядут на мель, он полагался на дух и опытность своих офицеров, испытанных в суровой школе блокады, рассчитывая на превосходство их перед французскими; Гауке знал, что правительство и страна требовали, чтобы флот неприятеля не достиг благополучно другого дружественного порта. В тот самый день, когда он таким образом преследовал французов посреди опасностей и в условиях, которые сделали это морское сражение одним из самых драматических сражений, портрет его был предан в Англии сожжению за то, что он дал уйти французам.
Когда Конфлан, во главе своего флота, огибал Кардиналы, – так называются самые южные скалы у входа в Квиберонскую бухту, – головные английские корабли заставили французский арьергард вступить в сражение. Это был другой случай общей погони, закончившийся свалкой (mêlée), но в исключительно интересной и величественной обстановке штормового ветра, большого волнения, близости подветренного берега, большой скорости судов, зарифленных парусов и множества сражающихся кораблей. Один французский семидесятичетырехпушечный корабль, настигнутый многочисленными противниками, отважился открыть порты нижней палубы, и тогда вкатившиеся через них волны потопили корабль со всеми находившимися на нем людьми, кроме двадцати человек. Другой был потоплен огнем с флагманского корабля Гауке. Еще два корабля, один из которых нес вымпел коммодора, спустили флаги. Остальные были рассеяны. Семь бежали по направлению к северу и востоку и стали на якорь в устье маленькой реки Вилены (Vilaine), в которую успели войти в высокую воду двух приливов, – подвиг, никогда до тех пор не совершавшийся. Семь других кораблей, взяв на юг и восток, искали убежища в Рошфоре. Один из них, будучи сильно поврежден, сел на мель и погиб близ устья Луары. Флагманский корабль, носивший то же название, что и корабль Турвиля, сгоревший при Ля Хуге (Солнце короля), с наступлением ночи стал на якорь у Круазика, немного к северу от Луары, где простоял благополучно до рассвета. На следующее утро адмирал увидел себя одиноким и – возможно, слишком поспешно – выбросился на берег, чтобы не отдаться в руки англичан. Этот поступок осуждался французами несправедливо, так как Гауке никогда бы не позволил ему уйти. Большой французский флот был уничтожен, ибо четырнадцать кораблей, не взятых неприятелем и не потопленных, разделились, как мы видели, на два отряда; и те, которые вошли в Вилену, смогли постепенно выйти оттуда только в промежуток времени между пятнадцатью месяцами и двумя годами после сражения. Англичане потеряли два корабля, которые сели на мель (а) и были безнадежно разбиты; потери же их в сражении были очень незначительны. С наступлением ночи Гауке поставил свой флот и призы в положение, показанное на плане буквой b.
Вместе с поражением Брестского флота Франция лишилась какой бы то ни было возможности вторжения в Англию. Сражение 20 ноября 1759 г. было Трафальгаром этой войны; и хотя блокада остатков французского флота, стоявших в Вилене и Рошфоре, поддерживалась английским флотом, последний получил теперь полную возможность действовать против колоний Франции, а позднее против колоний Испании, причем в большем масштабе, чем когда-либо до тех пор. Год, видевший это большое морское сражение и падение Квебека, был также свидетелем взятия Гваделупы в Вест-Индии, Гори на западном берегу Африки и исчезновения с ост-индских морей французского флота после трех нерешительных сражений между коммодором д’Аше и адмиралом Пококом, что неизбежно должно было привести к падению французского могущества в Индии, которое затем никогда уже не возрождалось. В том же году умер король Испании, и ему наследовал брат его, принявший имя Карла III. Этот Карл был королем Неаполя как раз в то время, когда английский коммодор дал его правительству только один час для решения вопроса об отозвании неаполитанских войск из испанской армии. Он никогда не забывал этого унижения и принес с собою и на трон Испании нерасположение к Англии. Эти его чувства способствовали сближению Франции и Испании. Первым шагом Карла было предложение своего посредничества, но Питт был против этого. Глядя на Францию как на главного врага Англии, а на моря и на колонии как на главный источник силы и богатства, Питт желал теперь, когда Франция была разбита, ослабить ее совершенно на будущее время, как это было сделано в настоящем, и на развалинах ее прочнее утвердить величие Англии. Позднее он предложил некоторые условия, но влияние фаворитки Людовика, привязанной к императрице Австрии, заставило последнего настаивать на исключении Пруссии из переговоров, а Англия не согласилась на это. Да Питт, в действительности, и не был еще готов к миру. Год спустя, 25 октября 1760 г., Георг II умер, и влияние Питта начало падать, так как новый король был менее склонен к войне. В течение 1759 и 1760 гг. Фридрих Великий все еще продолжал смертоносную и разорительную войну своего маленького королевства против великих государств, ополчившихся на него. Был момент, когда дело его казалось так безнадежно, что он готов был на самоубийство; но продолжение им войны отвлекало значительные силы Франции от Англии и от моря.
Быстро приближался час для больших колониальных экспедиций, которые ознаменовали последний год войны триумфом морской силы Англии над объединившимися Францией и Испанией. Но сперва необходимо рассказать совершенно аналогичную историю влияния, оказанного морской силой на Индостанском полуострове.
Об отозвании Дюплэ и о совершенном отказе Франции от его политики, в результате чего обе ост-индские компании были уравнены в правах, уже говорилось. Однако условия этого договора 1754 г. полностью не выполнялись. Маркиз де Бюсси (de Bussy), храбрый и способный солдат, бывший помощник Дюплэ, совершенно согласный с его политикой и притязаниями, оставался в Декане – большой области на юге центральной части полуострова, где Дюплэ был некогда правителем. В 1756 г. возникли трения между англичанами и туземным князем в Бенгалии. Набоб этой провинции умер, и его преемник, молодой человек девятнадцати лет, атаковал Калькутту. Город сдался после недельного сопротивления, в июне месяце, и за взятием его последовала знаменитая трагедия, известная под именем калькуттской Черной Дыры. Вести об этом достигли Мадраса в августе месяце, и Клайв, имя которого уже упоминалось, отплыл туда с флотом адмирала Ватсона, после долгой и досадной проволочки. Флот вошел в реку в декабре месяце и появился перед Калькуттою в январе, когда она перешла опять в руки англичан так же легко, как была потеряна ими.
Набоб сильно разгневался и двинулся против англичан, послав в то же время приглашение французам в Чандернагоре присоединиться к нему. Хотя было известно о войне между Англией и Францией, но французская компания, вопреки опыту 1744 г., еще надеялась, что между нею и англичанами может быть сохранен мир. На приглашение набоба французы ответили отказом и одновременно заявили английской компании о своем нейтралитете; Клайв двинулся навстречу индийским силам и разбил их; набоб сразу запросил мира и стал искать союза с Англией, уступив всем ее требованиям, из-за которых он сначала совершил нападение на Калькутту. После некоторых размышлений его предложение было принято. Клайв и Ватсон обратились тогда против Чандернагора и принудили французское поселение к сдаче.
Набоб, который не хотел допустить этого, вошел в сношения с де Бюсси, находившимся в Декане. Клайв, имея точные сведения о различных интригах набоба, решил лишить его трона и организовал против него обширный заговор, в детали которого здесь нет нужды входить. В результате война разразилась снова, и Клайв, с тремя тысячами человек, треть которых были англичане, встретил набоба, стоявшего во главе пятнадцати тысяч всадников и тридцати пяти тысяч пехотинцев. Перевес неприятеля в артиллерии был почти так же велик. И вот, при таких неравных шансах, Клайв дал и выиграл сражение при Плесси (Plassey) 23 июня 1757 г. Этот день и принято считать днем основания Британской империи в Индии. За свержением набоба последовало возведение на бенгальский престол одного из участников заговора, который, будучи ставленником Англии, был полностью от нее зависим. Бенгалия, перешедшая таким образом под контроль Великобритании, была первым плодом, сорванным ею в Индии. «Клайв, – говорит один французский историк, – понял и применил систему Дюплэ».