После полудня 5 июля эскадра Сюффрена пришла на вид английской, стоявшей на якоре у Куддалора. Через час внезапный шквал снес грот– и бизань-стеньги с одного из французских кораблей. Адмирал Юз снялся с якоря, и оба флота маневрировали всю ночь. На следующий день ветер благоприятствовал англичанам, и оба противника оказались в боевой линии, идя правым галсом и держа на SSO, при ветре с SW. Так как потерпевший аварию французский корабль провел ночь в непростительной бездеятельности, не исправив своих повреждений, то число кораблей, готовых к сражению, было с каждой стороны одинаковое – по одиннадцати. В одиннадцать часов утра англичане спустились все вместе и атаковали противника, корабль против корабля, но, как бывает обыкновенно при таких условиях, арьергардные корабли не подошли так близко к противнику, как бывшие впереди их (план XVI, положение I). Капитан Шевалье подчеркивает, что их неудача была прекрасным возмездием за неудачу французского арьергарда 12 апреля[180], но упускает заметить в этой связи, что французский авангард как в этом случае, так и 3 сентября маневрировал столь же плохо, как и арьергард. В уме внимательного читателя остается мало сомнений в том, что, в общем, французские капитаны, как моряки, стояли ниже своих противников. В течение первой части сражения четвертый корабль во французской линии, Brilliant (а), потерял свою грот-мачту, вышел из линии (а) и постепенно отошел назад и под ветер (а'')
В час пополудни, когда бой сделался наиболее жарким, ветер внезапно переменился на SSO, задув в левую скулу кораблей (положение II). Четыре английских корабля: Burford, Sultan (s), Worcester и Eagle, видя приближение бриза, повернули влево по направлению к французской линии; другие, застигнутые врасплох, повернули вправо. Французские же корабли, за двумя исключениями: Brilliant (а) и Sévère (b), повернули в сторону от английской линии. Влияние перемены ветра было поэтому таково, что разделило главные силы обеих эскадр и соединило между линиями четыре английских корабля с двумя французскими. Технический порядок был, следовательно, нарушен. Brilliant, отнесенный далеко назад от своей позиции, попал под огонь двух английских арьергардных кораблей: Worcester и Eagle, которые спустились вовремя и поэтому приблизились к французам. Сюффрен лично пришел к нему на помощь (положение III, а) и отогнал англичан, которым угрожало приближение еще двух французских кораблей, повернувших на запад, во исполнение сигнала. Пока происходила эта стычка, другой французский корабль Sévère (b) был атакован английским Sultan (s) и, если верить французскому капитану де Сийяр (М. de Sillart), еще двумя английскими кораблями. По положению его в линии вероятно, что Burford также атаковал его. Как бы то ни было, Sévère спустил свой флаг; но в то время, когда Sultan уходил от него, поворачивая через фордевинд, он возобновил свой огонь, обстреливая противника продольно. Приказание сдаться, отданное французским капитаном и приведенное в исполнение формальным, твердо установленным символическим актом, было оставлено без внимания его подчиненными, которые стреляли по неприятелю со спустившего уже флаг корабля. Внешне действия французов в этом случае свелись к гнусной ruse de guerre, но было бы несправедливо настаивать на том, что это было сделано преднамеренно. Положения различных кораблей были таковы, что Sultan не мог взять своего приза: приближались другие французские корабли, которые должны были отнять его. Негодование младших французских офицеров на слабость своего капитана поэтому было оправданным; их отказ повиноваться ему может быть прощен им, как людям, неожиданно столкнувшимся с вопросом чести в пылу сражения, под уколами стыда. Несмотря на это, более развитое чувство чести потребовало бы от них, чтобы они ждали освобождения от других рук, не связанных действиями их командира, или, по крайней мере, чтобы пощадивший их противник не пострадал от них. Капитан, отрешенный от должности, отправленный домой Сюффреном и разжалованный королем, совершенно скомпрометировал себя своими попытками оправдаться. «Когда капитан де Сийяр увидел, что французские корабли удалились, ибо все корабли, за исключением Brilliant, легли на другой галс, – он решил, что бесполезно уже продолжать обороняться, и спустил флаг. Корабли, сражавшиеся с ним, немедленно прекратили свой огонь, и тот, который был справа от него, начал удаляться. В этот момент Sévère положил лево на борт, и его паруса надулись; капитан де Сийяр приказал тогда возобновить огонь из орудий нижней батареи – единственной, при которой прислуга была еще на своих местах, и присоединился к своей эскадре[181].
Это сражение было единственным из пяти сражений Сюффрена у берегов Индии, в котором английский адмирал был нападающим. В нем нельзя найти никакого указания на какие-либо особые военные замыслы или тактические комбинации, но, с другой стороны, Юз постоянно выказывал способности, сообразительность и предусмотрительность искусного моряка, так же как и мужество при всех испытаниях. Он был поистине прекрасным образчиком среднего английского морского офицера середины XVIII столетия, и если невозможно не осуждать общего невежества его в самой важной области военной профессии, то все-таки полезно заметить, в какой мере полное усвоение других ее деталей и неуклонная решимость не уступать противнику восполняли этот серьезный недостаток. Как римские легионы часто исправляли ошибки своих генералов, так английские капитаны и матросы часто спасали то, что терялось ошибками их адмиралов, – ошибками, которых ни капитаны, ни матросы не понимали и даже, вероятно, не допускали. Нигде эти солидные качества не выказывались так ясно, как в сражениях с Сюффреном, потому что нигде в других случаях к ним не предъявлялись такие требования. В морских летописях нет более великолепных примеров отчаянного, но все-таки полезного сопротивления подавляющему превосходству сил противника, чем сопротивление, оказанное Monmouth 12 апреля и Exeter 17 февраля. Рассказ о последнем корабле достоин цитирования его здесь. «В конце сражения, когда Exeter был уже почти совершенно разбит, старший офицер подошел к коммодору Кингу (King) спросить его, что делать с кораблем, так как два противника опять спускались к нему. Капитан лаконически отвечал: “Ничего не надо делать, как только сражаться, пока он не потонет”»[182]. Но он был спасен.
Сюффрен, напротив, был в это время нестерпимо раздражен дурным поведением своих капитанов. Сийяр был отослан домой, но кроме него еще два капитана, люди с влиятельными связями (и один из них был родственником самого Сюффрена), были отрешены от командования. Как бы это ни было необходимо, немногие, кроме Сюффрена, проявили бы решимость поступить так; ибо он был тогда лишь капитаном первого ранга, а даже и адмиралам не было позволено такое обращение с подчиненными офицерами. «Вы может быть будете сердиться, монсеньор, – писал он, – что я не прибегнул к строгости раньше, но я прошу вас помнить, что устав не дает этой власти даже офицеру в генеральских чинах, в каковых я не состою».
Именно после сражения б июля превосходство энергии и военных способностей Сюффрена начало особенно заметно влиять на исход борьбы между ним и Юзом. Борьба была суровая, но военные качества начали брать верх, как это, конечно, и должно было быть. Потери обеих эскадр в людях, понесенные в последнем сражении, относились между собой, как один к трем, в пользу англичан: с другой стороны, последние, видимо, больше пострадали в парусах и в рангоутах, т. е. в движущей силе. Оба флота стали на якорь вечером – англичане близ Негапатама, французы под ветром близ Куддалора. 18 июля Сюффрен был опять готов к выходу в море, тогда как Юз в этот день только решился идти в Мадрас для окончания ремонта. Сюффрен был еще затем задержан политической необходимостью официального визита к Гайдер-Али, после которого он отплыл в Батакало, прибыв туда 9 августа для ожидания подкреплений и припасов из Франции. 21-го последние прибыли, и два дня спустя он отплыл, теперь с четырнадцатью линейными кораблями, в Тринкомале, став на якорь близ города 25-го числа. На следующий день были высажены войска, установлены батареи и поведена энергичная атака. 30 и 31-го два форта, составлявшие оборонительную силу крепости, сдались, и этот важнейший порт перешел в руки французов. Убежденный, что Юз должен был скоро появиться там, Сюффрен с готовностью согласился на соблюдение по отношению к побежденным всех военных почестей, потребованных губернатором, и удовольствовался достигнутым существенным результатом. Через два дня, вечером 2 сентября, французские разведывательные фрегаты известили, что показался английский флот.
В течение шести недель, которые Сюффрен использовал так деятельно и эффективно, английский адмирал оставался спокойно на якоре, занимаясь ремонтом и погрузкой запасов. Нет ни одного точного известия, которое позволило бы решить, насколько эта задержка была неизбежна, но, имея в виду хорошо известное искусство английских моряков того времени, едва ли можно сомневаться, что, обладай Юз неутомимой энергией своего великого соперника, он смог бы выиграть те несколько дней, которые решили судьбу Тринкомале, и спас бы последний, дав противнику сражение. В самом деле, такое мнение подсказывается донесениями самого Юза, которые указывают, что 12 августа корабли были почти готовы к выходу в море; тем не менее, хотя и ожидая нападения на Тринкомале, он не отплыл до 20-го числа. Потеря этой гавани понудила его покинуть восточное побережье, которое сделалось небезопасным при приближении северо-восточного муссона, и дала важное стратегическое преимущество Сюффрену, не говоря уже о политическом влиянии этого факта на туземных правителей Индии.