тупления дурного сезона, он назначает ему рандеву в Ачеме. Эта неопределенность произвела тяжелое впечатление на Гайдер-Али, которого сначала уверили, что прибытия де Бюсси следовало ожидать в сентябре, и который вместо этого получил известия о прибытии Бикертона и об измене своих старых союзников – махратов. Сюффрен был принужден притвориться оптимистически настроенным, и это, вместе с влиянием его личного характера и успехов, побудило султана продолжать войну. После этого эскадра отплыла в Ачем 15 октября, став там на якорь 2 ноября.
Спустя три недели Бюсси прислал судно с известием о том, что его прибытие откладывается на неопределенное время вследствие эпидемии, свирепствующей в его войсках. Сюффрен поэтому решился поспешить со своим возвращением к берегу и отплыл 20 декабря. 8 января 1783 г. он стал на якорь близ Ганджама (Ganjam), в пятистах милях к северо-востоку от Куддалора, откуда он мог в любое время отплыть дальше с попутным ветром. Он поставил себе целью атаковать не только каботажные суда, но и английские фактории на берегу, так как бурун в это время часто был умеренный; но, узнав 12-го числа через один английский приз важную и печальную для французов весть о смерти Гайдер-Али, он отказался от всех второстепенных операций и тотчас же отплыл в Куддалор, надеясь обеспечить своим присутствием продолжение союза так же, как и безопасность гарнизона. Он прибыл на место 6 февраля.
За те четыре месяца, что он отсутствовал, неприбытие де Бюсси с войсками и появление Бикертона, который успел показаться на обоих берегах, серьезно поколебало дело французов. Мирным договор между англичанами и махратами был ратифицирован, и первые, освободившись от этой войны и получив подкрепления, атаковали султана на западном, или Малабарском, берегу. Влияние этой диверсии, конечно, сказалось на восточном берегу, вопреки усилиям французов поддержать там нового султана. Однако в начале ноября на Иль-де-Франсе прекратилась эпидемия в войсках, и если бы де Бюсси тогда вышел оттуда без промедления, то он и Сюффрен встретились бы теперь в Карнатике, обладая полным господством на море и большими шансами на берегу. Юз прибыл только два месяца спустя.
Оставаясь, таким образом, по-прежнему один, Сюффрен снесся с Типпу-Саибом (Tippoo-Saib), новым султаном Майсора, и отправился в Тринкомале; и только здесь он наконец соединился 10 марта с де Бюсси, которого сопровождали три линейных корабля и большое число транспортов. Горя желанием вывести войска в поле, Сюффрен отплыл 15-го числа с самыми быстроходными кораблями и на следующий день высадил отряд в Порто-Ново. Он возвратился к Тринкомале 11 апреля и у входа в гавань встретился с флотом Юза, состоявшим из семнадцати линейных кораблей. Поскольку с ним была только часть его сил, никакого сражения не последовало, и англичане отправились в Мадрас. Теперь как раз дул юго-западный муссон.
Нам нет нужды следить шаг за шагом за несложными операциями следующих двух месяцев. Поскольку Типпу сражался на другом берегу полуострова, а де Бюсси проявлял мало энергии, тогда как Юз находился близ берега с превосходными силами, то дела французов на суше стали идти все хуже и хуже. Сюффрен, имея только пятнадцать кораблей против восемнадцати английских, не желал идти под ветер Тринкомале, боясь, что последний может в таком случае попасть в руки неприятеля прежде, чем он успеет возвратиться туда. При таких условиях английские войска выступили из Мадраса, пройдя поблизости от Куддалора, и расположились лагерем к югу от него у берега моря. Недалеко от армии находились тендера и легкие крейсера, а адмирал Юз с крупными кораблями стоял на якоре милях в двадцати к югу, где, будучи на ветре, он прикрывал упомянутую часть английских сил.
Чтобы оценить по достоинству дальнейшие действия Сюффрена, необходимо обратить внимание на тот факт, что де Бюсси, хотя и будучи главнокомандующим на суше и на море, не осмелился приказать ему оставить Тринкомале и идти к нему на помощь. Дав почувствовать всю глубину опасности, он передал ему, что не следует оставлять порт иначе как в том случае, если он услышит, что армия заперта в Куддалоре и блокирована английской эскадрой. Письмо об этом было получено 10 июня. Сюффрен не стал больше ждать. На следующий день он отплыл, и через сорок восемь часов его фрегаты увидели английский флот. В тот же день, 13-го числа, после жаркого сражения французская армия была заперта в городе, за очень слабыми стенами. Все зависело теперь от действий флотов.
При появлении Сюффрена Юз передвинулся на другое место, став на якорь на расстоянии от четырех до пяти миль от города. В течение трех дней господствовали переменные ветры, но по возобновлении муссона 16-го числа Сюффрен приблизился к неприятелю. Английский адмирал, не желая принять сражение на якоре и под ветром, в чем был совершенно прав, поднял паруса; но, придавая большее значение наветренному положению, чем предотвращению соединения морских сил с сухопутными, он отошел от берега в море с южным или юго-восточным ветром, несмотря на свое превосходство в численности. Сюффрен построился на том же галсе, и эту ночь и следующий день противники провели в маневрировании. В восемь часов утра 17-го французская эскадра, не поддавшись попыткам Юза увлечь ее в море, стала на якорь близ Куддалора и установила связь с главнокомандующим. Тысяча двести человек гарнизона были поспешно посажены на суда для замещения недостававшей орудийной прислуги.
До 20-го числа ветер, неожиданно установившись с запада, лишил Юза того преимущества, которого он искал. И, наконец, в этот день он решился принять сражение и ждать атаки. Она была предпринята Сюффреном с пятнадцатью кораблями против восемнадцати, причем огонь был открыт им в четыре часа пятнадцать минут пополудни и продолжался до половины седьмого. Потери обеих сторон были почти равны; но английские корабли, покинув как поле сражения, так и свои армий, возвратились в Мадрас. Сюффрен стал на якорь перед Куддалором.
Затруднения британской армии были теперь очень велики. Тендера, от которых зависело их снабжение, бежали перед сражением 20-го числа, и результат последнего сделал, конечно, невозможным их возвращение. Легкая кавалерия султана нападала на ее коммуникации на суше. 25-го числа командовавший ею генерал писал, что «душевные мучения не дают ему ни минуты покоя со времени ухода флота, так как он знает свойства г-на де Сюффрена и видит, что французы получили огромное преимущество теперь, когда армия англичан предоставлена самой себе». Он перестал тревожиться, только получив известие о заключении мира, которое привез 29-го в Куддалор парламентер Мадраса.
Если у читателя осталось еще какое-либо сомнение относительно сравнительных достоинств двух флотоводцев, то последние дни кампании, конечно, устранят его. Юз ссылается на большое число больных и на недостаток воды как на причины его отказа от борьбы. Затруднения Сюффрена, однако, были столь же велики[187]; и если он имел преимущество в обладании портом Тринкомале, то не забудем, что он сам приобрел его превосходством своего руководства и деятельности. Тот простой факт, что с пятнадцатью кораблями Сюффрен принудил восемнадцать кораблей противника снять блокаду, освободил осажденную армию, усилил собственный экипаж и победоносно выдержал бой, производит впечатление, которое не следует умалять в интересах истины[188]. Вероятно, что самоуверенность Юза была сильно потрясена предшествовавшими встречами с Сюффреном.
Хотя вести о мире, посланные Юзом де Бюсси, опирались только на неофициальные письма, они все-таки были слишком определенными, чтобы можно было оправдать продолжение кровопролития. Представители правительств обеих наций в Индии вступили между собой в переговоры, и военные действия прекратились 8 июля. Два месяца спустя, в Пондишери, дошли до Сюффрена и официальные депеши. Его собственные отзывы о них достойны цитирования их здесь, так как они показывают, в каком угнетенном состоянии он находился, играя такую благородную роль: «Хвала тебе, о господи, за мир! Ибо было ясно, что в Индии, хотя мы и имели средства временно предписывать закон, все было бы потеряно. Я с нетерпением жду ваших приказаний и горячо прошу вас позволить мне уехать отсюда. Одна только война может сделать переносимой утомительность некоторых вещей».
6 октября 1783 г. Сюффрен наконец отплыл из Тринкомале во Францию, сделав остановку в Иль-де-Франсе и у мыса Доброй Надежды. Путешествие его на родину протекало среди непрерывных и самопроизвольных оваций. В каждом посещавшемся им порту он пользовался самым лестным вниманием со стороны людей всех классов и всех наций. Что особенно радовало его, так это чествование его английскими капитанами. Это вполне понятно: никто другой не завоевал такого права на его уважение как воины. Ни в одном столкновении между Юзом и Сюффреном, кроме последнего, у англичан не было более двенадцати кораблей; но шесть их капитанов сложили свои головы, упорно сопротивляясь его усилиям. В то время, когда Сюффрен находился у мыса Доброй Надежды, отряд из девяти кораблей Юза, возвращаясь с войны, стал на якорь в гавани. Капитаны их, во главе с храбрым коммодором Кингом (капитан Exeter), поспешили посетить адмирала. «Добрые голландцы приняли меня как спасителя, – писал Сюффрен, – но между почестями, которые особенно польстили мне, ни одна не доставила мне больше удовольствия, чем признание моих заслуг и уважение, засвидетельствованные мне англичанами, находящимися теперь здесь». По прибытии его на родину он был осыпан наградами. Оставив францию капитаном, он возвратился туда контр-адмиралом; и немедленно затем король учредил четвертое вице-адмиральство – специальный пост, занимавшийся Сюффреном и упраздненный после его смерти. Такими почестями он был обязан только самому себе; они были данью его неутомимой энергии и гению, проявившимся не только в боях, но и в той стойкости, с которой он всегда оказывался на высоте положения, среди всех затруднений, создававшихся тяжелыми лишениями и неудачами.