Он сказал:
— Помадка. Твоя мама покупала нам помадку. Помнишь, как мы сидели на первом ряду и там была танцовщица? Ну та, у которой торчали волосы из-под нижнего белья. Во время канкана.
Она сказала:
— Я такого не помню!
Он наклонился к ней, поцеловал ее в шею. Люди решат, что на нее напала стая осьминогов. Везде маленькие красные отметины, будто от присосок. Она зевнула.
— Ой, да ладно! — возразил он. — Все ты прекрасно помнишь! Твоя мама расхохоталась и не могла остановиться. Рядом с нами сидел парень, и он все время фотографировал.
Она сказала:
— Как ты все это запомнил? Я все школьные годы вела дневник, и то не помню всего того, что помнишь ты. Например, я помню, как ты неделю со мной не разговаривал из-за того, что я сказала, будто «Атлант расправил плечи» показался мне скучным. Еще помню, как ты рассказал мне, чем заканчивается «Империя наносит ответный удар», прежде чем я посмотрела фильм. «Слышь, прикинь? Дарт Вейдер — отец Люка!» У меня тогда был грипп, и ты пошел в кино без меня.
Он сказал:
— Ты мне не поверила.
— Не в этом дело!
— Ну да. Наверное. Извини.
— Я скучаю по той шапке. С помпончиками. Какой-то алкаш украл ее из моей машины.
— Я куплю тебе другую.
— Не парься. Просто когда я ее надевала, мне лучше леталось.
— Это не совсем полет, — сказал он. — Скорее ты зависаешь в воздухе. Паришь над землей.
— Ну да, а прыжки с шестом делают тебя особенным? Ладно, допустим, делают. Но ты все равно похож на идиота. С этими огромными ногами. В этом костюме. Тебе кто-нибудь когда-нибудь это говорил?
— Что ж ты такая заноза в заднице?
— А почему ты такой вредный? Почему тебе необходимо выигрывать каждую схватку?
— А тебе, Баннатин? Я должен выигрывать. Это моя работа. Все хотят, чтобы я был добродетельным. Но я просто добрый.
— И в чем же разница?
— Добродетельный парень не делает вот так, Баннатин. Или вот так.
— Представь, что ты застряла в квартире. Здание горит. Ты на шестом этаже. Нет, на десятом.
Она все еще чувствовала себя отупевшей после первой демонстрации. Она сказала:
— Эй! Сними меня отсюда! Ну ты, козел! Вернись! Куда ты собрался? Ты что, оставишь меня здесь?
— Держись, Баннатин. Я возвращаюсь. Я спасу тебя. Ну вот. Теперь можешь отпустить.
Она крепко вцепилась в ветку. Вид был так прекрасен, что она не могла этого вынести. Можно было почти не обращать на него внимания, притвориться, что сама сюда поднялась.
Он продолжал подпрыгивать.
— Баннатин. Отпускай.
Он схватил ее за запястье и стащил вниз. Она сделалась как можно тяжелее. Земля помчалась им навстречу, и она извернулась. Изо всех сил. Выпала из его объятий.
— Баннатин!
Она подхватила себя на расстоянии фута от бывшей дороги из желтого кирпича, в которую чуть не врезалась.
— Со мной все в порядке, — сказала она, зависнув над землей. Но все было даже лучше, чем просто в порядке. Отсюда тоже открывался прекрасный вид.
Он выглядел обеспокоенным.
— Господи, Баннатин, прости меня…
У него был такой испуганный вид, что ей захотелось рассмеяться. Она осторожно опустилась на землю. Весь мир был бокалом, а внутри этого бокала плескалось шампанское, а Баннатин, будто искристый пузырек, взлетала все выше, и выше, и выше.
Она сказала:
— Прекрати извиняться, ладно? Было здорово! Выражение у тебя на лице. Вот так зависнуть в воздухе. Давай еще раз, Бисквит! Сделай это еще раз. На этот раз я позволю тебе сделать все, что захочешь.
— Хочешь, чтобы я сделал это еще раз? — спросил он.
Она чувствовала себя маленьким ребенком.
— Давай еще раз! Давай еще раз! — сказала она.
Конечно, не следовало садиться к нему в машину. Но это был всего лишь старый извращенец Поттер, и он был в ее власти. Она объяснила, что он должен дать ей больше денег. А он просто сидел и слушал. Сказал, что надо поехать в банк. Он провез ее через весь город, припарковался за магазином «Фуд Лайон».
Она не волновалась. Он все еще был в ее власти. Она сказала:
— Что ты хочешь делать, извращенец? Собираешься пошарить по мусорным ящикам?
Он смотрел на нее.
— Сколько тебе лет? — спросил он.
Она сказала:
— Четырнадцать.
— Сойдет, — сказал он.
— Почему ты уехал после окончания школы? Почему ты всегда уезжаешь?
Он сказал:
— А почему ты порвала со мной в одиннадцатом классе?
— Не отвечай вопросом на вопрос. Никому не нравится, когда ты так делаешь.
— Вот, может быть, поэтому я и уехал. Потому что ты вечно на меня орешь.
— В школе ты не обращал на меня внимания. Как будто ты меня стеснялся. Увидимся позже, Баннатин. Отстань, Баннатин. Я занят. Разве ты не считал меня симпатичной? В школе было полно парней, которые считали меня красивой.
— Они все идиоты.
— Ты меня неправильно поняла. Я не то имел в виду. Просто я хотел сказать, что все они и вправду были идиотами. Признайся, ты ведь тоже так думала.
— Давай сменим тему.
— О’кей.
— Дело не в том, что я тебя стыдился, Баннатин. Ты меня отвлекала от дел. Я старался следить за успеваемостью. Пытался чему-нибудь научиться. Помнишь, как однажды мы с тобой вместе делали уроки и ты порвала все мои конспекты и съела их?
— Я так поняла, они до сих пор не нашли того парня. Того психа. Который убил твоих родителей.
— Нет. И никогда не найдут. — Он бросал камни туда, где раньше сидела сова, и сбил с ветки эту жалкую, невидимую, отсутствующую птицу.
— Нет? — спросила она. — Почему?
— Я об этом позаботился. Знаешь, он ведь хотел, чтобы я его нашел. Он просто хотел привлечь мое внимание. Поэтому тебе надо быть осторожной, Баннатин. В мире есть люди, которым я очень не нравлюсь.
— Твой отец был очень милым. Всегда давал двадцать процентов чаевых. Целый доллар, когда заказывал только кофе.
— Да. Я не хочу о нем говорить, Баннатин. Все еще больно. Понимаешь?
— Да. Извини. Как твоя сестра?
— Нормально. Все еще в Чикаго. У них теперь ребенок. Девочка.
— Ага. Я, кажется, слышала. Симпатичная?
— На меня похожа, представляешь? Но она вроде ничего. Нормальная.
— Мы что, сидим на ядовитом плюще?
— Нет. Смотри, там олень. Наблюдает за нами.
— Когда тебе на работу?
— Не раньше шести утра. Только сначала мне нужно забежать домой и принять душ.
— Отлично. А пиво еще осталось?
— Нет, извини, — сказала она. — Надо было принести побольше.
— Ничего. Сейчас принесу. Ты будешь?
— Почему бы тебе не уехать отсюда?
— Зачем мне обслуживать столики в другом месте? Мне нравится здесь. Я здесь выросла. Для ребенка это хорошее место. Мне нравятся все эти деревья. Мне нравятся здешние люди. Мне даже нравится, как туристы очень медленно ездят отсюда до Буна. Мне просто нужно найти новую работу, иначе мы с мамой друг друга поубиваем.
— Я думал, вы нормально ладите.
— Ага. Пока я делаю все в точности, как она говорит.
— Я видел ее на параде. С каким-то ребенком.
— Ага. Она присматривает за дочкой подруги из ресторана. Маме это нравится. Она читает ей сказки. Мама терпеть не может диснеевские фильмы, а ребенок только их и хочет. Сейчас они читают «Волшебника Страны Оз». Кстати, я должна взять у тебя автограф. Для мелкой.
— Конечно! Ручка есть?
— Блин! Нету! Ладно, неважно. Может, в другой раз.
Сначала темнело медленно, а потом вдруг все резко погрузилось во мрак. Так было всегда, даже летом, словно дневной свет вдруг осознавал, что ему срочно нужно оказаться в другом месте. Не здесь. Она приезжала сюда по выходным и читала в машине детективные романы. В окна бились мотыльки. То и дело она выходила, чтобы пройтись и поискать детей, попавших в беду. Она знала все места, куда им нравилось ходить. Иногда мутанты репетировали на бывшей сцене. Они создали музыкальную группу. Они все время спрашивали ее: ты точно не умеешь петь? Она совершенно точно не умела петь. Ничего страшного, всегда отвечали мутанты. Можно просто выть. Кричать. Нам это нравится. Они меняли ее самогон на сигареты. Рассказывали ей длинные, запутанные мутантские анекдоты, сопровождающиеся множеством жестов и имеющие непонятный конец. Ночь была ее любимым временем суток. Ночью она могла вообразить, что это действительно Страна Оз, что, когда солнце больше не сможет оставаться в стороне, когда солнце наконец взойдет, она все еще будет там. В Стране Оз. Не здесь. Стукни каблучками, Баннатин. Нет места лучше летнего дома.
Она сказала:
— Тебе все еще снятся кошмары?
— Ага.
— Про конец света?
— Да, назойливая сучка. Те самые.
— Мир все еще погибает в огне?
— Нет. От наводнения.
— Помнишь тот сериал?
— Какой?
— Ну ты знаешь. «Баффи — истребительница вампиров». Он даже маме нравился.
— Я видел пару серий.
— Я все думаю, что когда тот вампир, Ангел, превращался в злодея, это было сразу понятно, потому что он надевал черные кожаные штаны.
— Ты прямо помешана на том, как люди одеваются. Черт, Баннатин! Это же просто сериал!
— Да, я знаю. Но те черные кожаные штаны, которые он носил, наверное, были его штанами зла. Как штаны для потолстения.
— Чего-чего?
— Штаны для потолстения. Это такие штаны, которые сбросившие вес люди хранят у себя в шкафу. На случай, если снова поправятся.
Он молча смотрел на нее. От выпивки его большое некрасивое лицо покраснело и покрылось пятнами.
Она сказала:
— Я вот о чем. Вампир Ангел хранит у себя в шкафу черные кожаные штаны? На всякий случай. Как штаны для потолстения. У вампиров есть шкаф? Или когда он снова становится хорошим, он отдает свои штаны зла благотворительной организации? Если так, то всякий раз, как он становится злым, ему нужно идти и покупать новые штаны зла.
Он сказал:
— Это всего лишь телевидение, Баннатин.
— Ты все время зеваешь.