– Нет, – прошептала я, с трудом сдерживая слезы. – Я должна была тебе сказать…
– Да, черт возьми, ты должна была мне сказать. Рокси, у тебя на это было одиннадцать месяцев. Это немало.
– Рис… – начала я, поднимаясь на ноги.
– Но вместо этого ты все время мне врала! – Взглянув на него, я увидела на его прекрасном лице все то, что там боялась увидеть: боль, обиду, недоверие и гнев, из-за которого он крепко стиснул зубы. – Ладно. Не врала. Но позволяла мне верить в ложь.
Я обошла кухонный стол.
– Прости меня. Понимаю, это ничего не меняет, но мне правда очень жаль. Просто сначала ты со мной не разговаривал, а потом прошло столько времени, и…
– И ты не знала, как подступиться к этой лжи? Черт, как мне это знакомо, – бросил Рис. Я сразу поняла, что он имеет в виду своего отца. – Вот честно, Рокси, я и не думал…
Он не закончил фразу, но в этом и не было необходимости. Он не думал, что я могу так нагло его обмануть, но я превзошла все его ожидания. Сердце сжалось от боли. Мне захотелось залезть под стол, но я осталась на месте, ведь именно так поступают взрослые люди.
Рис открыл рот, но его прервал приглушенный звонок телефона. Развернувшись на пятках, он подошел к своей сумке, лежавшей там, где он оставил ее накануне, наклонился и достал телефон из бокового кармана.
Взглянув на меня, он ответил на звонок.
– Привет, Колт.
Звонил его брат, и я не знала, личный это звонок или рабочий.
– Черт. Ты серьезно? – Рис поднял свободную руку, провел ею по волосам и снова уронил ее. – Плохо дело.
Я понятия не имела, что происходит, поэтому развернулась, взяла его пустую тарелку со стола и открыла посудомойку. Тарелка чуть не выпала у меня из рук.
В квадратном отделении для мелкой посуды лежали мои трусики. Когда я взглянула на них, у меня задрожали руки. Это были… боже, это были те самые черные кружевные стринги, которые мне хотелось надеть прошлой ночью.
Каким образом они оказались в посудомойке?
Если я не ошибалась, ее я не открывала с воскресенья. Накануне я не пользовалась тарелками, а грязную чашку поставила в раковину.
Потрясенная, я поставила тарелку в посудомойку, но трусики не вытащила. Мне не хотелось их касаться. Похоже, мой Каспер был извращенцем. Если же я сама положила трусики в посудомойку и не запомнила этого, мне срочно нужно было сделать рентген головы. Возможно, все-таки стоило согласиться на предложенный Кэти спиритический сеанс.
– Да, – сказал Рис, и я вздрогнула. – Я все сделаю. Скоро перезвоню.
Закрыв посудомойку, я оставила трусики внутри. Меньше всего на свете мне хотелось их доставать. Мне и так было что объяснить Рису, а это я не могла объяснить даже себе самой. Развернувшись, я увидела, как Рис достал из сумки футболку и быстро натянул ее через голову. Не глядя на меня, он застегнул штаны.
– С твоим братом все в порядке? – спросила я.
Рис поднял голову и расправил футболку. Его прекрасное лицо не выражало никаких эмоций. Он взглянул на меня своими ясными синими глазами.
– Да, все супер. Мне нужно идти, – сказал он и пошел по коридору.
Я стояла не шевелясь. Он уходит? Мы не закончили разговор. Не теряя больше ни секунды, я поспешила за Рисом и нашла его в спальне. Он сидел на краешке кровати, надевая носки и ботинки.
Я видела лишь смятые простыни, одеяло, две сплющенные подушки. Его вчерашняя футболка, которой он вытер меня, скомканная валялась на полу.
Мое сердце билось так часто, что я боялась, как бы оно не взорвалось подобно воздушному шарику.
– Тебе правда нужно идти? Прямо сейчас?
– Да. – Он завязал шнурки и поднялся, став на добрые две головы выше меня. – Нужно выгулять собаку Колта.
Я одними губами повторила эти слова, не в силах осознать, что это истинная причина его ухода. Да, мне, конечно, не хотелось, чтобы песик описался, но нам нужно было закончить разговор.
– А он не может… немного подождать?
– Это она, – поправил меня Рис, поднимая грязную футболку. – Ее зовут Лейси. И она не может ждать.
Он вышел из спальни, и у меня на глазах навернулись слезы. Я стояла и смотрела на кровать. Казалось, с чудесного утра прошли целые годы.
Развернувшись, я пошла вслед за Рисом. Он уже взял сумку и надел черную бейсболку, козырек которой скрывал его глаза.
– Рис, я… – Голос предательски дрожал. – У нас все хорошо?
Мускулы под его белой футболкой напряглись, словно он вдруг решил размять затекшие плечи. Он повернулся ко мне лицом. Линия его подбородка казалась острой, как лезвие.
– Да, – ответил он без эмоций, – у нас все хорошо.
Я не поверила ему ни на йоту. Борясь с желанием заплакать, я несколько раз моргнула. Говорить я не могла, потому что рисковала разрыдаться.
Рис отвел глаза и поиграл желваками.
– Я тебе позвоню, Рокси. – На пороге он остановился. На мгновение во мне поселилась надежда, которая вспыхнула подобно яркой спичке. – Не забудь запереть дверь.
С этими словами он ушел.
Я тяжело вздохнула, взялась за ручку двери и проводила Риса взглядом. Очень быстро он повернул по дорожке направо и скрылся из вида. В оцепенении я закрыла дверь, заперла ее на замок и сделала шаг назад. По моим щекам катились слезы. Дрожащими руками я подняла очки на лоб и закрыла ладонями глаза.
Господи, все прошло хуже некуда. Я подошла к дивану, плюхнулась на него и опустила руки.
– О боже, – прошептала я.
Я знала, что он рассердится, и боялась, что возненавидит меня за ложь. В конце концов, именно поэтому я не сказала ему правды сразу, как только мы снова начали общаться, но после прошлой ночи – и этого утра – я не думала, что он просто уйдет. Я понимала, что он все равно расстроится, но… Даже не знаю, что я и думала.
Слезы катились у меня из глаз. Я всхлипнула и задержала дыхание. Мне было так плохо, но винить оставалось лишь саму себя. Я одна была во всем виновата.
– Хватит плакать, – сказала я себе. Такое впечатление, что мне на плечи вдруг положили здоровенную гирю. Я все повторяла, что Рис сказал, уходя. – Он сказал, что у нас все хорошо. Он сказал, что позвонит.
А Рис не лгал.
В отличие от меня.
Он не звонил мне до конца вторника.
Я не рисовала и даже не входила в студию, а просто лежала на диване, как бревно, и смотрела на телефон, надеясь, что раздастся звонок или придет сообщение.
Рис не позвонил и не написал и в среду.
Я не заходила в студию и встала с дивана только потому, что мне нужно было на работу. Я бы даже сказалась больной, если бы не разбитое лобовое стекло. Да, это было мое очередное идиотское решение, за которое мне приходилось расплачиваться как в прямом, так и в переносном смысле.
Смена в баре выдалась на редкость отстойная.
Пульсирующая боль перешла с висков на глаза, а затем снова сосредоточилась в висках. Веки опухли, и я сказала себе, что всему виной аллергия. На нее я и сослалась, когда Джекс спросил, почему я так плохо выгляжу. Но это была ложь. Проснувшись в среду утром, я почувствовала, что мои простыни до сих пор едва уловимо пахнут одеколоном Риса, и… И разревелась, как в тот день, когда узнала, что Рис встречается с Алисией Мейберс, идеальной светловолосой теннисисткой, которая всего несколько месяцев назад переехала в наш город. Только тогда рядом со мной был Чарли, который помог мне пережить конец света, притащив с собой шоколад и диски с глупыми ужастиками.
Я все твердила себе, что оплакиваю конец нашей дружбы, а не крах моих надежд на нечто большее. Я никогда не позволяла себе представить будущее с Рисом, поэтому не могла рыдать из-за него.
Просто не могла.
В разгар вечера в бар заглянул Брок Митчелл по прозвищу Зверь – на этот раз он был без своей свиты из хорошеньких девиц и крепких ребят. Брок здесь был большой шишкой. Подающий надежды борец, он тренировался под Филадельфией. Я понятия не имела, откуда они с Джексом знали друг друга, но Джекс, казалось, знал всех и каждого.
Брок был выше Джекса и явно каждый день часами качался в спортзале. Он был настоящим красавчиком. Его темные волосы стояли торчком, а кожа была цвета обожженной глины. Брок казался грозным, что отпугивало людей, которые не были с ним знакомы, но со мной он всегда вел себя по-доброму и не кичился собственной славой.
Брок сел за стойку и подмигнул мне, когда Джекс подошел к нему поздороваться, тут же завязав разговор. Я не обращала на них внимания, но была среда, в баре сидели одни завсегдатаи, и не играла музыка, а потому я не могла не слышать их беседу. Сначала в ней не было ничего особенного. Брок рассказывал о грядущем поединке в клетке смерти и о каком-то спонсорском соглашении, при упоминании которого Джекс чуть не испытал оргазм. Но затем тема беседы сменилась.
– У меня сегодня отстойный день, – сказал Брок, делая глоток из бутылки. – Одна из девчонок, работающая в клубе, где я тренируюсь, вчера не пришла на работу. Тренер Симмонс сказал, что не может до нее дозвониться, но… – Он покачал головой, и его темные глаза сверкнули от гнева. – Ее схватил какой-то подонок.
Я замерла на месте, сжимая в руке тряпку, которой протирала выставленные на всеобщее обозрение бутылки с дорогим алкоголем.
– Что случилось? – спросил Джекс, наклонив голову набок.
– Какой-то мерзавец вломился к ней в квартиру. Как я понял, сильно ее избил. – Он сжал кулаки. – Друг, у меня в голове не укладывается, как мужик может сделать больно женщине. Я просто этого не понимаю.
– Боже, – пробормотал Джекс, качая головой, – так это уже третий случай за месяц!
– Еще одна девушка исчезла в начале лета, – сказала я, подходя к ним, и положила тряпку на стойку. – Кажется, ее звали Шелли.
Брок кивнул.
– Я не коп и не психиатр. Но такое впечатление, что здесь орудует маньяк.
Я скрестила руки на груди. По спине у меня пробежал холодок. Мне стало не по себе, когда я вспомнила о странных вещах, творящихся у меня дома. Казалось полным сумасшествием предполагать, что это как-то связано с несчастными девушками. К тому же в этом не было никакого смысла. Как кто-то мог без моего ведома проникать ко мне в квартиру и делать мелкие пакости? И все же мне стоило задать один вопрос.