Рис отпустил меня. Я слезла с кровати и подняла трусики с пола. На мгновение наши взгляды встретились, и я сделала вид, что не заметила его немого вопроса. Поправив бюстгальтер и майку, я развернулась и пошла в ванную. Много времени мне не понадобилось, ведь я понимала, что не смогу уйти, если задержусь хоть на минуту. Я привела себя в порядок и надела трусики.
Мне нужно было уйти, так ведь? Я не могла остаться здесь, не могла быть с ним, потому что я…
Я уже любила его.
Я так давно была в него влюблена.
Грудь снова обожгло огнем. Я попятилась от двери, пытаясь проветрить голову, но мыслей было слишком много. Я села на бортик ванны, почувствовав холод сквозь тонкие трусики.
Что я делала?
Я убегала. Я боялась. Он не сказал ничего нового. Черт, да я почти все это знала, но он озвучил это и сломал те стены, которые я воздвигла вокруг себя, сама того не заметив.
– Рокси!
Я вздрогнула, услышав низкий голос Риса.
Уставившись на дверь, я попыталась вздохнуть, но у меня ничего не получилось. Давление нарастало. Я чувствовала, что вот-вот сломаюсь.
– Ты в порядке? – спросил он.
У меня задрожала нижняя губа. Я сжала кулаки. Уйти от Риса не было проявлением силы. Это было проявлением слабости, ведь именно так я и поступала, когда дело касалось серьезных вещей. Но проблема была куда глубже.
Дверь в ванную распахнулась, и на пороге возник Рис. Он не застегнул ни рубашку, ни пуговицу на брюках. Он взглянул на меня. Должно быть, все мои мысли были написаны у меня на лице. Его черты смягчились.
У меня перехватило дыхание.
– Это я виновата.
Рис медленно вошел в ванную, словно боясь меня спугнуть.
– В чем ты виновата, малышка?
– В том, что случилось с Чарли, – дрожащим голосом сказала я. Казалось, я рассыпаюсь на части.
Нахмурившись, Рис опустился на колени передо мной и положил руки на бедра.
– Милая, ты не виновата в том, что с ним случилось.
– Виновата, – прошептала я, не в силах сказать это в полный голос. – Ты не понимаешь. Тебя там не было. Это я усугубила ситуацию.
– Рокси… – начал Рис.
– Генри тогда приставал ко мне.
– Рокси, ты не сделала ничего плохого, – сказал Рис, и его лицо исказилось от гнева и печали. – Ты вправе сказать парню «нет». И ты не должна переживать о последствиях. Ты ни в чем не виновата.
Я покачала головой.
– Он всегда ко мне приставал, и это было нормально. Но он оскорбил Чарли. Назвал его гомиком. – Задрожав, я обхватила себя руками за талию. – Я накричала на Генри. Он принялся обзывать Чарли. Чарли все просил меня остановиться, но я не могла, ведь я знала, как сильно он из-за этого переживает. Он терпеть не мог все эти оскорбления. Они его задевали. Генри спросил, не «лесбуха» ли я. Мол, может, поэтому я и общаюсь с этим «голубком». И тут я взорвалась. Я толкнула Генри. Как оттолкнула тебя. – Я согнулась пополам и уставилась на собственные ноги. Тот вечер снова оживал у меня в голове. – Чарли схватил меня и повел прочь. Генри тоже пошел своей дорогой. И тогда я… обернулась и сказала… Я сказала, чтобы он проваливал дрочить в душе, потому что на большее такому уроду, как он, не стоит и рассчитывать.
Рис закрыл глаза.
– Тут он схватил камень и швырнул его нам вслед, – сказала я и покачала головой. – Если бы я просто промолчала, мы разошлись бы в разные стороны, и все сложилось бы иначе. Да, я боюсь. В этом ты прав. Я ужасно боюсь потерять тебя и снова ощутить эту боль, но дело не только в этом. Разве я имею право заниматься тем, чем хочется, когда у Чарли этого права уже не будет? Я сболтнула лишнего. Я усугубила ситуацию. Разве людей за такое в тюрьму не сажают? Разве это не пособничество нападению? Не пособничество убийству? Разве я тебя заслуживаю? Разве я заслуживаю заниматься любимым делом до конца своей жизни?
Когда Рис открыл глаза, в них не было ни осуждения, ни порицания – одна боль.
– Слова, – тихо сказал он. – Ты просто обронила несколько слов, как и Генри. А ты знаешь, что слова могут причинить огромный вред. Я не говорю, что это не так. Порой слова ранят сильнее ножа. Но не ты подняла тот камень. Не ты его швырнула. Это решение принял Генри. Похоже, он больше всего на свете жалеет о нем. Вряд ли он понимал, что может так сильно покалечить Чарли, но этого уже не изменить. И ты не можешь забрать свои слова назад, но, Рокси… – он приподнялся на коленях и медленно, нежно взял мое лицо в ладони, – ты не виновата в случившемся с Чарли. Это не ты его покалечила. Это был Генри. Я понимаю, моих слов недостаточно, чтобы ты это поняла, но я каждый день буду напоминать тебе, что ты, черт возьми, заслуживаешь всего, что только может предложить тебе эта жизнь.
Я всхлипнула. Глаза защипало. Все затуманилось, по моим щекам потекли слезы.
– Помнишь, что я сказал тебе в спальне? Я тоже боюсь. Порой я тоже задаюсь вопросом, чего заслуживаю, но теперь мы вместе. Падай вместе со мной, – сказал он, поглаживая большими пальцами мои скулы. – Позволь себе упасть, малышка. Я тебя поймаю. Я помогу тебе справиться с этим. Ты просто должна рискнуть.
Тут я сломалась и разразилась рыданиями, ужасными, душераздирающими рыданиями, которые никому не добавляли привлекательности. Слезы наконец одержали верх. Я плакала обо всем: чего лишился Чарли, что пришлось сделать Рису, даже о Генри – потому что в тот момент я вдруг очнулась и осознала, что, швырнув тот камень, Генри выбросил на помойку собственную жизнь, и это тоже было страшно, ведь Рис, возможно, был прав. Быть может, Генри этого не хотел. Я плакала, потому что наконец вышла из ступора. Мне было больно. Я боялась. Шесть лет назад я начала терять своего лучшего друга, но за все это время так и не попробовала отпустить всю боль, и ненависть, и другие жуткие чувства.
Я даже не заметила, как соскользнула с бортика ванной и оказалась в объятиях Риса, но он сдержал слово и поймал меня, когда я упала, рассыпаясь на части.
Глава 24
– Голова болит.
Рис осторожно поглаживал меня по волосам и массировал болевые точки.
– Ибупрофен скоро подействует.
Казалось, он не действовал целую вечность. В висках пульсировала боль. Болели даже глаза. Вполне возможно, от рыданий у меня повредился мозг. Как только слезы потекли по щекам, внутри меня словно прорвало плотину. Понятия не имею, сколько мы сидели в ванной. Рис обнимал меня, а я поливала слезами его парадную рубашку. Я почти не заметила, как в какой-то момент он поднял меня с пола и перенес на кровать. Он не отпускал меня несколько часов, пока не отлучился за водой и таблеткой ибупрофена. Вернувшись, он снял рубашку и брюки и натянул легкие спортивные штаны, прежде чем снова лечь со мной рядом. Я по-прежнему оставалась в майке и трусиках, но в тот момент в этом не было ровным счетом ничего сексуального.
Я лежала у него на груди как безжизненная кукла. Он гладил меня по голове. Несколько часов назад стемнело. Мы с самого утра ничего не ели, но не могли найти силы встать с кровати и приготовить себе хоть что-нибудь.
– Прости, что я так разрыдалась, – сказала я.
– Не глупи. Позволь мне быть твоей личной жилеткой. Я способен и на другие, более интересные, вещи, но можно считать меня многозадачным.
Я улыбнулась, смотря в пространство.
– Мне нравятся эти более интересные вещи.
– Знаю.
Погладив его по животу, я сделала глубокий вдох. Как ни странно, он не отдался болью. Мне нужно было время, чтобы принять свою роль в судьбе Чарли. Возможно, мне было не под силу полностью избавиться от чувства вины, но я хотела попытаться. Я правда решила попытаться, впервые за все время.
– Можно я кое-что тебе скажу? – спросил Рис.
– Ты можешь сказать мне что угодно.
– Ловлю тебя на слове, – бросил он. – Я не люблю прощаться.
– Я… помню, – нахмурившись, ответила я. – Ты однажды это говорил.
– Да, говорил. Я сказал тебе, что мы не прощаемся. Мы целуемся. Черт, мы можем говорить друг другу что угодно, но только не слова прощания.
– Почему? – шепнула я, хотя уже догадывалась, каким будет ответ.
Последовала пауза.
– Слишком уж они окончательные. Учитывая, где я работаю, я вовсе не хочу, чтобы ты слышала, как я прощаюсь с тобой. Я уж позабочусь, чтобы прощание не стало последним, что ты от меня услышишь.
Поежившись, я представила, как однажды снимаю трубку или открываю дверь перед… Я отбросила эти мысли. Здесь дело было не в рисках. Я просто не могла и не хотела думать о том, что однажды он может не вернуться с работы.
– Рокси, я хочу, чтобы ты кое-что знала. Я упрямый сукин сын. Ты это знаешь. Я не исчезну из твоей жизни без боя. Обещаю.
Слезы снова навернулись на глазах, и я испугалась, что вот-вот опять разрыдаюсь.
В голове прояснилось, и теперь я понимала, какой слабостью было отталкивать от себя человека просто потому, что однажды ты можешь его потерять. Как это было глупо! Но отчасти мне все же хотелось избежать этого риска. Я просто не могла совладать со своим страхом.
– Думаешь, я ненормальная? – тихо спросила я.
Он усмехнулся, и мне понравилось, как всколыхнулась его грудь у меня под щекой.
– Малышка, я всегда считал тебя чуток ненормальной. За это я тебя и люблю.
Услышав эти слова теперь, когда я соображала гораздо лучше, я затаила дыхание.
– Можешь сказать это снова?
Он провел рукой по моей щеке и запрокинул мне голову.
– Я их видел, – сказал он.
– Что? – нахмурилась я.
Глубоко вздохнув, он заглянул мне прямо в глаза.
– Я видел картины.
Я не сразу поняла, к чему он клонит. Рис провел большим пальцем по моей скуле, улыбнулся мягкой улыбкой… И тут я догадалась.
– Картины? – воскликнула я и попыталась сесть, но он не позволил мне подняться. – Картины у меня дома? – Когда он кивнул, я почувствовала, что лицо словно опалило лучами жаркого солнца. – Те, на которых…
– Я, – подсказал он.