- Да и пофиг! – горланит Аля в ответ, накидывает куртку и стартует с сумкой на выход.
Я подаюсь за ней, но та толкает меня. Изо всех сил.
Мешкаю пару секунду, но вскоре топлю вниз по лестнице.
- Не смей даже прикасаться! – заявляет в пролете между этажами.
Волосы на затылке дыбом становятся от ее тона. Прямого, грозного, отчаянного.
Убираю руку и отпускаю мелкую. Но долго смотрю ей вслед. Возвращаюсь домой и с ходу бью стену кулаком. Задеваю вазу, которую мама дарила. Плевать, все равно не нравилась никогда.
Следом за вазой на пол летят несколько тарелок и всякая мелочь. Сажусь в угол. На кухне. В окружении разбитой посуды. Осознание, какой я идиот, накатывает быстро и остро.
И на хрена я все это сделал? Ведь знаю же, что с Аленой нужно только честно. Иначе никак. Она и раньше мои слова делила на десять, а теперь? Я же не докажу ей, что это только ради нас. Что чем быстрее она переживет все заново и отпустит ситуацию, тем быстрее избавится от страхов.
Второй шанс псу под хвост. И я уже догадываюсь, что другого не будет.
Пздц.
Хер его, сколько времени проходит, пока я плаваю в жалости и ненависти к собственной персоне. Но когда слышу, как открывается дверь, хмурюсь. Я ее не закрыл? Это первая мысль. Вторая подрывает на ноги и толкает в коридор.
Мелкая тайфуном налетает на меня. Роняет сумку на пол. Глаза в глаза, и я на хрен тону в этом адском синем пламени. Она зла, пылает гневом и так отчаянно впивается пальцами в мои плечи. И снова толкает. А затем бросает что-то. Смотрю под ноги. Упаковка «Contex».
Сука, хочется заржать.
- Это я так намекаю, что ты гон…
На импульсе подскакиваю к мелкой и затыкаю ей рот. Нечего ей матом ругаться. Я итак все понял. Тугодум, да. Еще и творю вперед оценки действий. Прошу прощения языком. А она наказывает. Эта борьба, как прыжок с обрыва. Отдаюсь ему. И выдержит ли страховка… Да хер знает.
- Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу, - задыхается и шипит мне в губы между поцелуями.
Я останавливаюсь и смотрю Алене в глаза. Трусь носом о ее нос.
- Нет, малыш, - не узнаю собственный голос, - это зовется по-другому.
Меня не обманешь, потому что чувствую то же самое.
Глава 22
Мари Краймбрери «Одинокий тип»
Аля
Вжимаюсь телом, сплетаю руки у Марата на шее. Зарываюсь пальцами в волосы и путаю их. Отпускаю себя.
Уже не сбежать, знаю. Но теперь понимаю, что это не сиюминутный порыв. Я ведь за полчаса прошла все стадии гнева и принятия. Я же собралась послать Олейника и стереть из памяти. А потом оказалась вдруг у его подъезда, на его этаже и в квартире.
Это заклятие какое-то.
Мы сталкиваемся языками, воюем. Все еще злюсь на Марата за глупость, за вранье. Но оторваться от него уже не выходит. Разве что с кожей, а я жить хочу.
Заваливаемся вдвоем на кровать и почему-то смеемся. Мне щекотно от цепких пальцев под футболкой. Его забавляет любое мое движение. Улыбается широко и кусает плечо.
Но все становится серьезнее, когда Марат тянет мою майку вверх и прохладный воздух оставляет мурашки на голой коже. Я против воли сжимаюсь и торможу его руки, что готовы избавить меня от лифчика.
- В чем дело? – моментально напрягается Марат и хмурит брови. – Мне остановиться? Аль?
Он ставит руки по обе стороны от меня, нависает сверху. Тяжело дышит и сдерживает себя, а я мотаю головой.
- Я найду тебя и, как сказала Роза, откручу яйца, если ты все-таки бросишь…
Не договариваю, он закрывает мой рот ладонью. Складка на лбу над широкими бровями говорит сама за себя.
Мне больно допускать даже мысль, что все может повториться. Но я уже не та наивная Аля, что верит в единорогов. Я сознательно иду вперед и хочу, чтобы меня слышали. Чтобы Марат понимал, что делает.
И мне чертовски страшно. Но едва он убирает руку, договариваю.
- Если ты бросишь меня утром.
Боюсь услышать ответ. Боюсь, что Марат задумается и решит не связываться со мной. Не такой ценой.
Но он целует кончик моего носа и проникновенно шепчет то, что я и не мечтала услышать.
- Не могу представить подобный исход. Но обещаю, что самолично отрежу себе яйца и подарю их тебе в коробке с праздничным бантом, если что-то сделаю не так.
Черт! С ума сводит полутонами.
Отпихиваю его от себя, улыбаюсь. Какой же красивый! Приподнимаюсь на локтях, чтобы рассмотреть в тусклом свете.
Сейчас все по-другому. Не так, как в первый раз. Мы никуда не спешим, меньше стесняемся. И пусть страх не ушел, но теперь я знаю, что не нужно прятать слова и взгляды.
Любуюсь тем, как перекатываются мышцы на его руках. Как выделяются рельефы на подтянутом животе, пока он расстегивает ремень. Очень медленно. Рот наполняется слюной.
- Ты меня соблазняешь? – хриплым голосом спрашиваю я.
- Получается?
Опять смеемся. Это вообще нормально столько ржать?
С трудом сглатываю, когда Марат спускает штаны. Вижу твердый член под белыми боксерами с кричащим названием фирмы. Член может быть красивым? Потому что мне кажется, он такой.
Не могу оторвать взгляд. Марат медлит.
- Ален, посмотри на меня, - произносит твердо. – Мне нужно твое «да». Потому что я не смогу остановиться, если коснусь тебя.
Невозможный. Красивый. Такой, о котором мечтала. И даже больше. Как я могу сказать ему «нет»? Я хочу, хочу согласиться. Только язык плохо слушается.
- Заканчивай стриптиз, - бормочу под нос, - и иди ко мне.
Пытаюсь дернуть его за руку, но не выходит. Стоит как Китайская стена.
- Алена.
- Да! - выдаю вроде бы резко, но голос ломается.
Олейник одним движением сбрасывает трусы и делает шаг ко мне. А я подпрыгиваю и сажусь. Сегодня не хочу оставаться безучастной. Хочу узнать все, что он мне позволит. Все, что упустила в первый раз.
Марат целует меня медленно, нежно. Очерчивает языком нижнюю губу. Слегка тянет ее и прикусывает, а затем смотрит в глаза. Я опускаю взгляд вниз и задаю немой вопрос.
- Он не укусит, - ухмыляется Олейник, и хочется сразу его убить.
Но я замечаю, как загораются серые глаза, когда я облизываю губы.
- Дотронься, - добавляет уже с хрипотцой.
Касаюсь пальцами, сжимаю руку вокруг твердого ствола. Слышу громкий свистящий звук над головой. Это Марат выдыхает, когда я делаю движение ладонью вверх-вниз. И еще раз.
Боже, у самой пожар между ног от картины перед лицом. Что за порочная магия? Поддаюсь порыву и наклоняюсь ближе. Смыкаю губы на головке. Прикрываю глаза и целую его.
Не успеваю, как следует, подумать над тем, что вообще творю и где потеряла стыд. Марат толкает меня, вжимает в кровать и кусает шею.
- Я от твоих губ кончу в два счета, - рычит на ухо, - давай потом?
Согласно киваю, потому что тоже хочу большего. И теряюсь в ощущениях. Потому что в следующую секунду он уже посасывает мочку уха, высвобождает из белья грудь и сжимает ее.
Я выгибаюсь, когда Марат чуть оттягивает сосок. С губ срывается стон, который тотчас ловят. Олейник впивается в мой рот и грязно вылизывает его. Затем скользит языком по шее, спускается ниже.
- А-а-а, - не могу сдержаться, когда он облизывает, а затем осторожно кусает грудь.
Прохладный воздух ласкает соски, когда он дует на них. Возбуждает сильнее. Марат не останавливается, рисует узоры на коже дальше. Задевает пупок и ниже. Замирает на пуговице джинсов дольше, чем нужно бы.
Толкаюсь бедрами наверх, чтобы продолжал. Слышу смешок. Плевать уже. Хочу его. Так, что шумит в голове. Так, что вместо мыслей взрываются фейерверки.
Меня раздевают, но я не успеваю замерзнуть. Потому что на внутренней стороне бедра остается влажный след от языка. И с каждым миллиметром, который он задевает, между ног пылает все больше. Неистово пульсирует.
Марат кусает меня через ткань стрингов. Я кричу.
Боже, как стыдно и потрясающе круто мне!
И кажется, это «фаталити». Потому что следом слышу протяжный рык. Марат перекатывается на бок и тянется к джинсам. Я плыву, но даже через туманную поволоку различаю шелест фольги и кусаю губу. Ожидание убивает меня.
А в следующий миг я растворяюсь, потому что его рот и руки снова на мне. Снова повсюду – на шее, щеках, груди, внизу. Я осознаю, что лежу голая, и его член упирается мне между ног. Вместе с толчком отмираю, оживаю, обвиваю руками и ногами.
В этот раз больно нам обоим. Потому что в этот раз нам обоим не все равно. Я чувствую по тому, как Марат сдавливает мою талию пальцами. Он шипит и пытается разделить это со мной. А я ценю настолько, что стараюсь забыть о неприятных ощущениях.
Хотя, если и думала, что второй раз будет не таким болезненным, я ошиблась. Боль едва ли меньше. И явно не имеет ничего общего с безмерным наслаждением, что обещают сайты, которые я читала в попытке оседлать хотя бы теорию.
- Малыш, расслабься, - слышу шепот и плыву на поверхность за ним. – Ален.
А? Что? Ловлю фокус, вижу его обеспокоенный взгляд и прихожу в себя. Выдыхаю.
Марат делает толчок, внимательно следит за мной. Еще один, но я теряю его, потому что закрываю глаза. Третий, четвертый, и он опять целует меня без остановки – плечи, ключицу, ямочку на ней. Он двигается медленно, явно сдерживает себя.
- Пздц, ты узкая, - шипит он.
Сжимаюсь невольно от его слов и от чувств. Различаю гулкий стон. Не мой. Темп нарастает. А я понимаю, что трения больше нет. Марат спокойно скользит во мне. Боль притупилась. И сейчас каждое его движение вызывает мелкие приятные покалывания внизу живота.
- Блть, ты и правда только моя?
Это риторический вопрос? Или нужно отвечать? Потому что я не могу. Марат закидывает мою ногу себе за спину и входит глубже. Впиваюсь ногтями в его плечи, ловлю губы и целую. Больше не сдерживаюсь.
- Моя? – повторяет он сквозь гул в голове.
Открываю глаза и вижу испарину у него на лбу. И напряженные скулы. Вижу вытянутую шею и пристальный взгляд. Просто киваю, потому что не могу ворочать языком. Внизу живота будто струна натягивается. И каждым тол