Еще одно известное строение Гауди — Каса-Мила, жилой дом, построенный в 1906–1910 годах. В то время уже изобрели микроскоп и для людей открылся совершенно новый мир. Мысль о нем свела с ума архитекторов и живописцев! В этом проекте Гауди вдохновлялся уже не только природой, что вокруг, но и скрытой ее стороной. Сверху Каса-Мила напоминает какие-то клетки, которые на наших глазах делятся.
Создается впечатление, что Каса-Мила — это огромная волна, ожившая в камне. Она постоянно движется, не останавливаясь на протяжении столетия. Даже балконы похожи на водоросли, которые остаются на дне, когда волна отходит. Этот дом — произведение искусства. Но при этом он заполнен новаторскими (на то время) изобретениями: лифтами, функциональными кухнями, электричеством… Жить в нем — сплошное удовольствие. Удивительно, как Гауди удалось все это создать. С одной стороны, это абсолютная эстетика, с другой — абсолютный функционализм. Это является важной особенностью модерна: фасад сказочный и мистический, а внутри — что-то современное и полезное. Все функциональные детали всегда обернуты в красивую оболочку.
Отдельное удовольствие — путешествовать по крыше Каса-Мила. С нее видно одно из величайших архитектурных произведений в истории человека — Саграда Фамилия (Храм Святого семейства). Это самое важное произведение в жизни Гауди. На момент, когда его пригласили к работе, за плечами архитектора был всего один реализованный проект. Но и этого хватило, чтобы люди понимали: это либо сумасшедший, либо гений! К тому же Гауди был голубоглазым каталонцем, а человек, который заказывал храм, имел виде́ние, будто строить его будет голубоглазый мужчина. Для Испании такие глаза — редкость.
В начале строительства храм стоял на окраине Барселоны. Это сейчас город окружил его, а на старте всюду виднелись поля. Храм Святого семейства принадлежал ордену Святого Иосифа и возводился без финансирования со стороны города, только на пожертвования. Он является символом жертвы Иисуса Христа, и каждый, кто видит его, должен вспоминать про тот невероятный подарок, который Иисус сделал нам, страдая за наши грехи на кресте.
Гауди никогда не имел предварительного плана. Представьте себе архитектора, который даже линейкой не пользовался! Порой кажется, что моделью для его храма выступили замки на песке. Изначально он задумывал возвести двенадцать башен в честь двенадцати апостолов, еще четыре, поменьше — в честь евангелистов, и одну огромную башню создать в честь Иисуса Христа. Но при его жизни был закончен только один фасад. Гауди многое переделывал: мог построить часть здания, а ночью ему являлось виде́ние, что все неправильно, и наутро все сносилось и строилось заново. Вот почему он успел построить только фасад Рождества.
Как читать символику этого фасада? Здесь три входа, три портала, которые архитектор назвал Вера, Надежда и Любовь, по цитате из Библии: «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь, но больше всего любовь». Центральный, самый большой вход — это любовь. Фасад Рождества весь украшен натуралистичными скульптурами. Иногда, чтобы изобразить животных, Гауди усыплял их хлороформом и делал с них модели.
Для сцены избиения младенцев он брал мертворожденных детей и делал с них слепки. Он не хотел ничего придумывать от себя, а старался полностью подражать природе, смотреть на Божьи творения и повторять их. О том, как должен выглядеть храм, он говорил: «Это будет подобно лесу. Мягкий свет будет литься через оконные проемы, находящиеся на различной высоте, и вам покажется, что это светят звезды». Действительно, когда находишься внутри, создается ощущение, что вокруг шумят дубы, и солнечный свет проникает сквозь витражи как сквозь густую листву.
Свой храм Гауди так и не достроил. По пути с работы его сбил трамвай, и кумир горожан оказался в больнице для бедных. Только на второй день в неизвестном старике узнали великого архитектора. Но пациент сказал, что не хочет в больницу для богатых, а желает умереть среди народа.
Фигура Гауди необычайно интересна. Он был невероятно близок к Богу, а еще буквально жил на строительной площадке и близко общался с работниками. Он жестко наказывал за пьянство, но в то же время всячески заботился о тех, кого нанимал. Храм строили много десятилетий, и когда кто-то становился слишком стар для тяжелого труда, его не выгоняли, а поручали что-то попроще. За это люди отвечали Гауди любовью.
Другой фасад был построен уже позже, но по эмоциональности он соответствует фасаду Рождества. Еще Гауди планировал центральную, самую высокую башню в честь Христа, которую так и не возвели. Он хотел сделать ее высотой в 170 метров — на один метр ниже, чем самая высокая гора в Барселоне, чтобы показать: нет ни одного творения на земле, которое будет выше творения Бога.
Модерн не заканчивается на Гауди, он славен еще многими интересными явлениями — например, орнаментом, без которого новый стиль невозможен. Чаще всего он был цветочный. Художники модерна предпочитали все необычное: лилии, кувшинки, маки, орхидеи, гортензии, хризантемы, водоросли цветки цикламена — что-то такое, на что раньше живописцы и архитекторы не обращали особого внимания. Но только не розы! Они ассоциируются с классическим искусством, а модерн — это искусство новое.
Достаточно просто посмотреть на орнамент классицизма и орнамент модерна, чтобы почувствовать разницу. Классический орнамент продуманный, орнамент модерна — живой, подвижный, не скованный рамками, он живет по принципу «Куда хочу, туда и развиваюсь». Кажется, еще чуть-чуть — и цветы начнут ползти.
Хрестоматийный образец модерна — орнаменты чешского художника Альфонса Мухи. Особое внимание стоит обратить на волосы, которые переплетаются и являются частью узора, словно живут своей жизнью.
Альфонс Муха получил признание после знакомства с Сарой Бернар — величайшей актрисой, иконой стиля того времени. Он, чешский паренек, только объявился в Париже и был никому не известен. Саре Бернар требовалось срочно получить афишу, но дело было под Рождество и никто не хотел работать. Муха взял заказ и в результате прославился на весь мир. Его плакат спектакля с Бернар произвел эффект разорвавшейся бомбы и фурор. По ночам за афишами велась охота: каждый хотел сорвать кусочек легенды себе в коллекцию.
Сара Бернар оставалась музой Альфонса долгие годы. В день их знакомства ей было пятьдесят, ему — тридцать четыре, но все были в восторге от этой прекрасной женщины и культовой фигуры своего времени. «Госпожа Сара Бернар как бы создана для изображения удрученного скорбью величия. Все ее движения исполнены благородства и гармонии», — говорили о ней. Она была иконой стиля конца XIX века. Но Муха однажды сказал, что она прекрасна только при искусственном освещении и самом тщательном макияже. Вот так бывает: она сделала художнику имя, а он наградил ее такими «комплиментами».
Альфонс Муха создал еще несколько работ с Бернар, и самой популярной стала афиша трагедии «Медея». Согласно древнегреческому мифу, Ясон, который ходил на корабле «Арго» за золотым руном, был мужем Медеи, у них было двое детей. Когда Ясон полюбил другую женщину, Медея из ревности убила собственноручно и новую избранницу супруга, и общих с ним сыновей.
На руке Медеи Альфонса Мухи мы видим змейку. Посмотрев на афишу, ювелир Жорж Фуке решил в реальности воссоздать такое украшение для Сары Бернар. Она с радостью носила его на спектакли и светские приемы. Благодаря сложной конструкции, змейки двигались, и казалось, будто они живые.
Подражание природе проявлялось не только в архитектуре и орнаменте, но и в ювелирном искусстве. Фуке создал немало украшений невероятной красоты, о которых мечтает любая женщина. В его работах самое важное — не ценность материалов, а образ.
Делала Сара Бернар заказ и у другого великого ювелира эпохи ар-нуво — Рене Лалика. Вместо драгоценных камней он вставлял в украшения простое стекло, полудрагоценные камни и тем самым доказал, что в ювелирном деле не столь важна стоимость материала, сколь сюжет и мастерство автора. Кстати, часто героем ювелирных сюжетов был павлин: переливы хвоста этой птицы вдохновляли мастеров.
Павлиньи переливы перешли с украшений на одежду и появились потрясающие наряды, расшитые золотом и мелким бисером. Чтобы увидеть эти платья в движении, можно пересмотреть фильм «Титаник». Там вообще все интерьеры и наряды сделаны в духе ар-нуво. Платья S-образной формы стали еще одним «трендом» того времени, ведь S больше других букв алфавита напоминает природу. В ней видно плавное движение. Поэтому художники модерна очень любили ее, часто использовали в шрифтах, а в итоге буква перешла даже в форму костюма.
Для создания такой формы требовался корсет. Бедные женщины! Этот предмет гардероба сильно деформировал фигуру и внутренние органы, но все равно на протяжении многих столетий барышни носили его, чтобы утянуть талию, поднять или, наоборот, ужать грудь. Но вскоре модерн поставил в этом точку. Парижский модельер Поль Пуаре изобрел платье, для которого корсет не требовался. Сначала это было чем-то вроде эпатажа: без привычной утяжки некоторые девушки чувствовали себя голыми. Но вскоре мода закрепилась, и дамы наконец-то освободились от дьявольского изобретения.
Каким был эталон женской красоты того времени? Как правило, это барышня с маленькими губками, так называемым римским носом, бледная… В общем, как Сара Бернар. Кстати, если посмотреть на ее фотографии, видно, как хорошо она сохранилась и в 50–60 лет.
Женщины в то время хотели выглядеть, как героини мистических пьес, как Медея. Они активно использовали белую пудру и рисовали темные круги под глазами. Если у тебя, упаси Бог, есть румянец на щеках, значит, ты крестьянка и работаешь в полях. У настоящей светской женщины его быть не может! Ее «выдают» темные круги, бледное лицо и постоянная головная боль. Женщины пили уксус и специально не высыпались, чтобы выглядеть нездоровыми.
Пример видной красавицы того времени — Адель Блох-Бауэр. Это дочь генерального директора Венского банковского союза Морица Бауэра, известная по портрету