Я молчу, обдумывая сказанное им.
– Тогда почему, папа? Почему вы держали меня в ежовых рукавицах и запрещали рассказывать ему?
– Я могу говорить только за себя. Тебе нужно задать этот вопрос своей матери, но я пытался защитить тебя. От него. Ты думаешь, я не замечал, как сильно моя малютка-дочь влюблена в этого мальчика? Я годами наблюдал со стороны, как ты тосковала по нему. Наблюдал, как он пытается побороть свои чувства и как причиняет тебе боль. Я не вынесу снова видеть такое. Боюсь, что Кэлвин недостаточно взрослый, чтобы справиться, Лана, и боюсь, что тебе снова будет больно. Я хотел оградить тебя от этого.
Острая боль пронзает мое сердце. Неужели он прав? Исчезнет ли Кэл, когда узнает?
– Вне зависимости от того, как он отреагирует, он должен знать.
– Согласен, – говорит папа.
– Согласен? – Я удивлена услышать такой ответ после его разъяснений.
– Да. Также я уверен, что ты достаточно сильная, чтобы справиться. Надеюсь, что он докажет, что я не прав. Я знаю, у него есть к тебе чувства, Лана. Просто не уверен, достаточно ли они сильны, чтобы он оказался нужным тебе человеком.
– Он приехал за мной, папа. И он стал другим. Он изменился. Вырос.
– Рад слышать это, Лана. И я надеюсь, что у тебя все получится, но тебе стоит быть реалисткой. Держи себя в руках. Малыш нуждается в тебе. Если Кэлвин не сможет быть мужчиной и поддерживать тебя и сына, то вам в любом случае будет лучше без него.
Я проверяю, как там Хьюсон, прежде чем отправиться на поиски мамы. Он все еще крепко спит, скинув во сне укрывающее его одеяло.
Мама сидит на балконе своей спальни и потягивает вино из бокала.
– Мама? Мы можем поговорить?
– Конечно, милая. – Она смотрит в пространство перед собой. – Присоединяйся.
Я сажусь на плетеный диванчик рядом с ней.
– Хочешь бокал вина?
Чуть на пол не рухнула.
– Что? – сбивчиво переспрашиваю я.
На ее губах играет легкая улыбка.
– Думаю, нашей беседе не повредит. Если ты достаточно взрослая, чтобы быть матерью, то и для бокала вина ты тоже вполне взрослая.
– Хорошо.
Мама наливает вина и протягивает мне.
– Прости за то, что я наговорила сегодня утром, – извиняется она, заговорив первой. – Всю свою жизнь я пыталась поступать правильно в отношении тебя, но теперь ты выросла. Стала матерью. Я должна позволить тебе принимать решения самостоятельно.
– Папа мне рассказал. О вас. – Я беру свободной рукой ее за руку. – Я так рада. Я с ума сходила от мысли, что разрушила ваши отношения.
Она сжимает мою руку.
– Я слишком люблю твоего отца, чтобы бросить его, тем более чтобы бросить по требованию своей деспотичной матери.
– Мама, почему? Зачем мы сделали это? Почему мы приехали сюда? – Я хотела сказать, что, конечно, знаю причины, но то, что в прошлое Рождество казалось таким логичным, теперь адекватным не выглядит. – Я могла бы подождать следующего года и тогда подать документы на стипендию. Мы могли бы сейчас быть с папой.
– Пытаться вырастить ребенка на одну лишь стипендию – это те трудности, которых я не хотела для тебя, Лана. Я знаю, как тебе тяжело находиться всю неделю вдали от Хьюсона, но я также знаю, какая ты умная, трудолюбивая и талантливая, и что ты получишь степень в кратчайшие сроки. Я хочу, милая, чтобы у тебя оставался выбор. Выбор, которого не было у меня.
– Ты жалеешь об этом? О выборе, который сделала.
Она ставит свой бокал, забрала и отставляет мой, затем сжимает мои руки.
– Никогда. Я никогда не жалела о том, что у меня есть ты, или о любви к твоему отцу. Твой отец был моей жизнью. И я буду рядом с ним до конца дней. Бог благословил меня на любовь хорошего человека. Благословил на прекрасную дочь.
– Но? – спрашиваю я, потому что чувствую, что оно последует.
– Но я жалею, что лишила тебя возможностей. Думаешь, я хотела служить верой и правдой у Кеннеди? Я выше этого. Но у меня никогда не было возможности поступить в университет, и мне пришлось воспользоваться тем, чем я могла. И, буду честной, нам повезло, что они рискнули и дали нам хорошее место. Все сложилось не так уж плохо, но я жалею, что не добилась в жизни большего.
– Не могу поверить, что твои родители, имея столько денег, так ужасно обошлись с тобой.
– Ты своими глазами видела, каковы мои родители. Папа, храни его бог, неплохой человек. У него доброе сердце, но она тиранит его. Он потерял власть над своими собственными помыслами. У него нет собственного мнения. Ни права голоса, ни власти. Моя мать всегда была холодной расчетливой женщиной. Я часто задаюсь вопросом, не стала ли я ошибкой, не собиралась ли моя мать никогда не иметь детей. Повзрослев, она с головой ушла в бизнес. Меня воспитывали няни и прислуга. Моя мать выставляла меня напоказ, если это было для нее удобно. Она отдала меня учиться в лучшую школу, и я могла бы поступить в университет из Лиги Плюща, если бы не забеременела. Она хотела, чтобы я вращалась в нужных кругах. Чтобы вышла замуж за потомственного богача. Она была разочарована, когда я влюбилась в сына дворецкого. Никогда не забуду выражение ее лица, когда я сказала, что ношу под сердцем его ребенка.
По ее щеке скатывается слеза.
– Она отвесила мне пощечину. Представляешь, как бы ты себя чувствовала, если бы я дала тебе пощечину, когда узнала о твоей беременности?
Я наклоняюсь и обнимаю ее. Мои родители были шокированы и расстроены, узнав о моей беременности, у нас возникли разногласия в том, как действовать дальше, но они никогда не проявляли ни грубости, ни озлобленности. Вместо этого они поддерживали меня и жертвовали собой. Я только теперь начала понимать, как тяжело моей маме далось возвращение сюда.
– Мама, ты правда думаешь, что мама Кэла может забрать Хьюсона?
Она пожимает плечами.
– Если честно, я не знаю. Надеюсь, что нет, но она тоже любит держать все под контролем.
– Не пойми меня неправильно, мама, – мягко говорю я, – но, возможно, ты проецируешь чувства своей матери на нее. Александра не бабушка. Да, они обе снобы и трудоголички, но главное их различие в том, что Алекс сделает для своих детей что угодно. Она бы не отказалась от них, как поступила твоя мать.
Мама ничего не отвечает, но я вижу, как вздымается ее грудь, и знаю, что задела ее за живое. Я не хочу расстраивать ее, но чем больше думаю об этом, тем больше смысла вижу в точке зрения отца. Не то чтобы я позволила этому омрачить мое решение. Я собираюсь сказать Кэлу в любом случае, даже если его мать попытается заполучить опеку. Это будет уже другая битва.
– Я не хочу больше здесь оставаться. – Она открывает рот, но я качаю головой, отметая ее возражения. – Я расскажу Кэлу, потому что он заслуживает знать. Я не знаю, какова будет его реакция. Думаю, скорее всего, он возненавидит меня, но я смогу жить с этим, зная, что он будет правильно вести себя со своим сыном.
Я думала об этом последние несколько часов.
– Самое важное во всем этом – Хьюсон. По крайней мере, Кэл обеспечит его материально. Я знаю, что ты думаешь о нем, мама, и не собираюсь отрицать очевидное, но это только часть его. Я ему небезразлична, и у него доброе сердце. Кэлвин поступит правильно.
Позади нас слышит вежливое покашливание.
– Прошу прощения, мадам, мисс, – поклоняется дворецкий нам обеим. Мне это всегда казалось нелепым пережитком прошлого, и каждый раз бывало неловко, но тиранша настаивала на таком церемониале. – Прошу простить, что прерываю вас, но у ворот молодой человек, и он просит впустить его. Он отказывается уезжать, пока не поговорит с мисс Ланой.
У меня сердце проваливается в пятки, меня начинает тошнить.
– Его зовут Кэлвин Кеннеди? – спрашиваю я, хотя ответ уже известен.
– Так и есть, мисс Лана.
Я поднимаюсь, держа спину прямо.
– Пожалуйста, впустите его, Джером. Я поговорю с ним.
Глава 26
Кэлвин
Сразу из аэропорта я отправляюсь к дому бабушки и дедушки Ланы. Принять душ и переодеться успел еще перед отъездом из Гарварда. Когда я оказываюсь у огромных богато украшенных ворот из красного дерева, мои нервы напряжены до предела. Мое сердце бешено колотится, будто я участник заездов Формулы 1. Я вытираю потные ладони о штаны, когда слышу, как скрипнула дверь.
Передо мной стоит Лана, на ней обрезанные короткие джинсовые шорты и обтягивающий топ с длинными рукавами пурпурно-розового цвета с узором из бабочек. Ее ступни обнажены, а волосы зачесаны назад и собраны в конский хвост. На лице ни капли макияжа. Она выглядит такой юной, такой красивой. Точно такая, какой я ее всегда помнил. Молча она отступает в сторону, давая мне возможность войти, но я стою как вкопанный и не в состоянии пошевелиться. Я пристально смотрю на нее, обратив внимание на холодную решимость, написанную на лице. По нему скользит целая череда эмоций, и Лана не пытается их скрыть. Уже не пытается. Мое сердце бешено колотится о ребра, пока мы продолжаем смотреть друг на друга. Ее глаза скользят по мне обеспокоенно. Мои – впиваются в ее в поисках ответа, который я уже знаю.
– Это мой ребенок?
– Да. – Ее голос звучит твердо, уверенно. – У нас есть сын, Кэл.
Мое сердце пускается в пляс, крича, радуясь, паникуя. Я спотыкаюсь и едва успеваю ухватиться за дверной косяк, чтобы не упасть.
Черт. Вот черт. Это правда.
У меня есть сын.
Я отец.
Я цепляюсь за косяк не в силах ослабить хватку. Мой пульс учащается, дыхание тоже. Я изо всех сил пытаюсь удержать вертикальное положение.
Признание выбивает меня из колеи гораздо сильнее, чем я могу представить. Меня переполняют эмоции.
Слишком много эмоций.
Сдавленный стон срывается с моих губ.
Она делает движение, чтобы приблизиться ко мне, но я поднимаю руку, сохраняя расстояние.
– Он… он в порядке? – Я не могу забыть отчаянные крики, которые слышал прошлой ночью. Нескрываемый страх Ланы. – Он болен?