Я фыркаю со смехом.
– Чертовски круто! Как ты могла подумать, что так будет честно?
– Я была в незавидном положении, Кэл….. – Она замолкает. – Я не извиняюсь, потому что знаю: это непростительно, но я находилась в жестокой депрессии после судебного разбирательства. Не могла ни есть, ни спать, и существовала будто в тумане. Как будто меня постоянно окружал мрак, я не могла видеть, не могла ясно мыслить. Я не горжусь тем, что дважды поддалась чужому влиянию вопреки своему мнению, но я была сама не своя. К тому же меня все время тошнило. Я не понимала, что это из-за беременности, о которой я узнала за пару недель до Рождества.
От ее настроения веет каким-то сверхъестественным дежавю.
Секреты и ложь.
Вот и все, к чему мы пришли.
– Думаешь, я поверю, что ты была беременна во время судебного разбирательства и не знала об этом?
Как можно не знать, что ты беременна? Для меня это звучит подозрительно.
– Я знаю, о чем ты думаешь, и не могу винить тебя, но я не вру. Пару месяцев у меня не было менструаций, но я была в отчаянии и стрессе, поэтому списала это на свое моральное состояние. Мне даже в голову не приходило, что я могла быть беременна. Пока однажды не оказалась в аптеке, покупая для мамы лекарства, и не наткнулась на тесты. В тот момент как будто по щелчку все встало на свои места. И я поняла. Поняла, что беременна. Я купила два теста и пошла в уборную в задней части магазина. Оба были положительными.
Величие момента поразило меня, хотя я все еще был в замешательстве, но мне стало жаль Лану. Я злился из-за того, что мне отказали в удовольствии разделить это с ней.
– Я должен был находиться там с тобой.
Ее нога беспокойно постукивает по покрытому ковром полу, и она нервно кусает губы.
– Как бы ты поступил, если бы я сказала тебе тогда?
Я откидываюсь на спинку дивана и, вздохнув, гляжу в потолок.
– Я не уверен, – признаюсь я. – Но я бы не бросил тебя разбираться самостоятельно.
– Я была не одна. Мама и папа очень меня поддерживали.
– Я должен был стать твоей поддержкой, – рычу я. – Поддержкой нашего ребенка.
Мой голос срывается, и я начинаю терять контроль над своими чувствами. Я на взводе. В одно мгновение я чувствовал боль и гнев, в другое – счастье и трепет, потом печаль и обиду. Голова болит, и я не смог бы описать свои чувства, если бы вообще пришлось их описывать.
– Я зол, что ты прошла через это одна и даже не сказала мне. Знаю, что между нами все было кончено, но как ты могла так поступить со мной, Лана? Как ты могла отказать мне в этом?
– Хотела бы я повернуть время вспять. Действительно хотела бы.
– Но ты не можешь. И именно я пропустил… – Голова шла кругом. – Сколько ему?
Она сглатывает.
– Через пару недель будет полгода.
Вздох вырывается из моего рта, и я роняю голову на руки.
Я не могу. Просто не могу.
Я поднимаю голову, слезы застилают глаза.
– Я никогда не смогу наверстать это время. Как ты могла поступить так со мной, Лана? Девушка, которую я знал, никогда бы так со мной не обошлась.
Ее нижняя губа дрожит, а в глазах стоят слезы, но она не плачет. Держит себя в руках.
– Я знаю, – шепчет она, ее лицо искажается. – Но я не та девушка.
Я пристально всматриваюсь в ее лицо. Я вижу многое от той Ланы, но она права. Она изменилась. Как и я.
– А я не тот парень, которого знала ты.
Правда.
– Что мы будем делать дальше? – Она облизывает губы и ерзает на месте, положив руки на колени. – Я имею в виду, что будет с нами?
Я, онемев, смотрю на нее, будто в оцепенении. В комнате повисает сильное напряжение.
– Я не знаю, что сейчас чувствую, – признаюсь я. – Все, чего я хотел, была честность, Лана. Я так много просил?
Пронзительный крик раздается из устройства на столе. Изображение на экране расплывчатое, но по нему видно, что ребенок проснулся, его легкие работают должным образом, и плач теперь набирает силу. Лана вскакивает, глядя на часы.
– У него четкий распорядок, вероятно, он ищет бутылочку. – Она быстрыми шагами направляется к двери. Обернувшись через плечо, она бросает: – Если хочешь, можешь покормить его.
Я сглатываю, во рту пересыхает. Я медленно киваю, до конца не осознавая. Ее ответная улыбка сияет, пока она не скрывается за дверью.
Я в изумлении наблюдаю через монитор, как она входит в комнату, поднимает ребенка, прижимает к груди, бормочет успокаивающие слова, качает его на руках.
– Все хорошо, милый. Я понимаю.
У меня в горле встает ком, перехватывает дыхание. Пот струится по лбу.
– Папочка здесь. И он даст тебе твою бутылочку, – продолжает ворковать она.
Дрожь озноба проходит по моей спине, а во рту становится горько от желчи.
Я начинаю лихорадочно вышагивать по полу.
Я не знаю, что делаю.
Я не могу этого сделать.
Могу ли я заботиться о ребенке, если даже о себе позаботиться не могу?
Это было ошибкой.
Мне пока не следовало сюда приезжать.
Я не готов справиться с этим.
Лана думает, что я смогу включиться в роль. В ту роль, в которой она отказывала мне на протяжении шести месяцев, и что все будет солнечно и радужно.
Что ж, не будет.
Полная лажа.
Меня охватывает паника, и я не могу ясно мыслить. Сердце бешено бьется, рубашка прилипла к спине.
Мне нужно выбраться отсюда.
Я выбегаю из комнаты, сбегаю по лестнице и вылетаю через парадную дверь.
Забираюсь во внедорожник и переключаю передачу. Не оглядываясь, срываюсь с места, стараясь как можно скорее увеличить расстояние между собой и этим домом.
Глава 27
Лана
Мое сердце замерло, когда я вернулась в гостиную, а Кэла и дух простыл. Не было необходимости проверять. Я знала, что он ушел. Я устроила Хьюсона у себя на руках и начала кормить из бутылочки, пока по моему лицу катились слезы.
Я понимала, что не могло быть все так хорошо.
Возможно, я слишком давила.
Это ужасно сложно осознать. У меня были месяцы, чтобы привыкнуть к этой мысли, у него – меньше суток. Мои слезы высохли. Ему просто нужно больше времени, чтобы привыкнуть. Чтобы разобраться в своих чувствах.
Я верила, что он примет верное решение.
Я могла подождать.
Мы могли подождать.
Я не стала рассказывать маме, что Кэл испарился прошлой ночью, потому что не хотела ловить хмурые взгляды и слышать «Я же тебе говорила». Я сказала ей, что нам над многим предстоит потрудиться, но пока все в порядке.
Это значит, еще одна ложь в целом море лжи, правда?
В понедельник Хьюсону стало лучше. Он пока не вернулся к своему привычному состоянию, отсыпался, но температура вернулась в норму, и все бутылочки он выпил по расписанию. Мне было тяжело от мысли, что придется его покинуть, и хотя я не любила пропускать смены в центре, я приняла решение задержаться еще на одну ночь, собираясь поехать первым автобусом до Университета Флориды, так что занятия пропускать не придется.
Я поцеловала сына в лоб и на цыпочках вышла из комнаты, когда забрезжил рассвет утра вторника. Я снова плакала. Было ощущение, что я плакала всегда в такие дни, но я поклялась, что оставлю эту привычку в прошлом.
Я должны стать сильной.
Ради Хьюсона.
Ради Кэла.
Ради себя.
После занятий я рассказываю обо всем Лив, она внимательно слушает, ни разу не перебив и не напомнив, что она предупреждала: все так и получится.
– Что ты собираешься делать?
– Дать ему немного времени. Пусть обдумывает это столько, сколько понадобится. – Да, меня это убивает, так как он снова стал неотъемлемой частью моей жизни, и я безумно скучаю по нему, но я не могу быть эгоисткой. Нельзя торопить его. – Я доверяю Кэлу, – честно говорю я. – Он примет верное решение.
Прошла неделя, наступили и прошли выходные, от Кэла не было ни слова, и я начала сомневаться. Думала, к этому моменту он хотя бы поинтересуется, как Хьюсон, но я не получала от него вестей и не видела поблизости.
Кофе ранним утром и поездки до школы остались в прошлом. С каждым новым днем мои надежды таяли, а страхов становилось все больше.
В понедельник вечером я отправилась в центр с тяжелым сердцем. Бренда сразу же загрузила меня работой, и я была благодарна за это. Через пару часов после начала смены она попросила меня побыть с новой клиенткой, пока та дожидалась своего первого приема.
Девушка, ожидавшая на диванчике, казалась глубоко встревоженной. Подняв полные отчаяния голубые глаза на меня, она слегка нахмурилась. У нее были длинные рыжие волосы и ровная густая челка, которая не слишком ей шла. На ней была несвежая серая рубашка свободного покроя и черные брюки. Я почувствовала болезненный укол. Что случилось с этой девушкой? От чего она не может отойти?
– Привет, я Лана. Могу предложить что-то? Воду? Кофе?
Она смотрит на меня, и на ее лице отображается замешательство.
– Мы не знакомы? – Меня накрывает волной тревоги.
– Не думаю, что мы раньше встречались.
Она отмахивается, покачав головой, и я расслабляюсь.
– Было бы здорово получить черный кофе.
– Сейчас сделаю, – улыбаюсь я и ухожу готовить напиток.
Когда возвращаюсь, она сидит на диванчике, выпрямившись, и сверлит меня глазами. Моя улыбка дрогнула, когда я передаю чашку с дымящимся горячим кофе.
– Ты та самая девушка, не так ли? – спрашивает она, вставая. – Та дрянь Лана из дела Кеннеди?
Я больше не собираюсь скрываться. Ложь и секреты принесли много вреда. Я выпрямляюсь.
– Да, я та Лана.
Ее глаза сужаются.
– Что ты здесь делаешь? Тебя не должно тут быть.
– Я работаю волонтером, потому что хочу помогать.
– Тебе не кажется, что ты уже достаточно помогла? – выплевывает она, и с каждым словом ее тон становится все более ядовитым.
– Прошу прощения. Я не хочу обижать тебя или причинять большую боль, – я делаю шаг назад, – я ухожу. Попрошу Бренду прийти и побыть с тобой.