– Давай, убегай, – усмехается она. – Убегай и разрушай все на своем пути. У тебя хорошо получается.
Я получаю удар прямо в сердце. Она попала точно в цель.
– Мне жаль. – Я начинаю ненавидеть эти два слова, и меня уже тошнит от них. Бесит, что из-за моего поведения приходится говорить их все чаще. Девушка смотрит на меня как на самого ужасного в мире человека. Но она не понимает, что не сможет ненавидеть меня сильнее, чем я сама. Я повернулась, чтобы уйти, когда она выплескивает в меня свой кофе. Обжигающе горячая жидкость пропитывает рубашку, забрызгав открытую шею. Несколько капель попадают мне на лицо, и возникает ощущение, что мою кожу сдирают ножом. Дикий крик вырывается из моего горла, когда невыносимая боль накрывает всю верхнюю часть тела. Я стаскиваю рубашку и сухой ее частью вытираю жидкость, обжигающую грудь, шею, лицо.
Я стою на коленях, крики смешиваются с рыданиями, когда Бренда и двое терапевтов выбегают в коридор, дабы посмотреть, что случилось. Люсинда сразу начинают действовать. Девушку отводят в один из кабинетов, а меня – в офис Бренды. Люсинда достает аптечку, а Бренда помогает сесть на стул, нежно снимая мои руки с шеи. Она морщится.
– Нужно вызывать скорую.
Люсинда присаживается передо мной на корточки.
– Очень болит?
– Очень.
Она наносит на ожог немного мази и передает мне свой свитер.
– Надень его. Бренда доставит тебя в больницу. Хочешь, я позвоню кому-то и скажу, что случилось?
Перед глазами встает лицо Кэла.
– Можешь позвонить моей соседке по комнате?
Я скидываю номер Лив и позволяю Бренде отвезти меня в больницу. В машине она спрашивает меня, что произошло, и я все ей рассказываю. Она гладит меня по руке, ничего не говоря.
Лив приехала через час. Мы все еще ожидали приема. Бренда отказалась уезжать, поэтому мы продолжили ожидание втроем. Наконец врач осмотрел меня и подтвердил, что я получила легкие ожоги лица и ожог второй степени на правом боку, шее и груди. На правой груди уже начали образовываться волдыри – ряд пузырьков. Хорошо, что я уже закончила кормить грудью. Врач обработал ожоги на шее и груди и нанес охлаждающий крем на лицо. Выдав рецепт на медикаменты, отправил меня домой.
Вернувшись в общежитие, я аккуратно забираюсь под одеяло, улегшись на неповрежденную сторону. Лив протягивает мне бутылку воды, и я проглатываю пару таблеток.
– Хочешь, я позвоню ему? – тихо спрашивает она.
– Нет. Он не хочет со мной разговаривать.
Она печально кивает.
– Ладно. Скажи, если тебе что-то понадобится.
– Хорошо. Спасибо, что приехала.
– Без проблем. Попробуй поспать.
К моему удивлению, мне удается неплохо выспаться, но когда я просыпаюсь утром, то чувствую мучительную боль. Я боюсь смотреть в зеркало, потому как не знаю, что там увижу. Был один вариант – остаться дома, и я ругаюсь про себя, потому что ненавижу пропускать занятия.
Через пару дней боль уже не была такой сильной, а краснота на лице сошла настолько, что я могла показаться на публике. Четверг стал моим первым днем после происшествия, и он оказался богатым на различные события.
– Что, черт возьми, с тобой случилось? – спрашивает Майя, сев рядом со мной перед началом занятий по финансовым счетам.
Я вздрагиваю, удивившись тому, что она заговорила со мной. После нашей последней беседы она бежала от меня, как от чумы.
– Девушка в центре выплеснула на меня горячий кофе в понедельник вечером.
Она выглядит напуганной.
Я пожимаю плечами.
– Нападения мне не впервой.
На ее лице появляется смущение.
– Ужасно, Лана. Тебе очень больно? – Она указывает на мою все еще забинтованную шею.
Следы ожога на лице практически исчезают, поэтому не привлекают внимания.
– Не очень. Я пью таблетки и меняю повязку каждый день. Волдыри на боку и груди гораздо более неприятные. Но и они, кажется, проходят.
К счастью. Врач предположил, что в противном случае пришлось бы прибегнуть к осушению. И я содрогаюсь от мысли, как это могло быть больно. Майя замолкаю. В аудиторию входит профессор и готовится к лекции.
– Я прошу простить меня.
– Не стоит. Все в порядке.
– Нет, стоит. – Она разворачивается ко мне лицом. – Я была слишком категорична, когда стоило проявить чуть больше понимания. Ты моя подруга, а я даже не дала тебе возможности объясниться.
– Честное слово, Майя. Все в порядке. Я привыкла.
– Это ненормально. Никто не имеет права так обижать тебя. Это просто в корне неправильно.
– Что есть, то есть. Я думаю, что все это будет преследовать меня до конца жизни.
– Надеюсь, что нет. Это слишком несправедливо.
– Разве ты не получала сообщение? – шучу я. – Жизнь сама по себе несправедлива.
Наш разговор заканчивается, когда профессор призывает к тишине, но после мы отправляемся выпить кофе и поболтать. Из кофейни я выхожу, чувствуя себя гораздо счастливее, чем в последние несколько дней. Я не смотрю, куда иду, когда налетаю на гору твердых мускулов. Боль пронзает меня, я роняю сумку и, пошатнувшись, вскрикиваю. Мощная пара рук поддерживает меня.
– Дерьмо! – восклицает знакомый голос, я поднимаю взгляд наверх. Бретт озабоченно смотрит на меня. – Ты в порядке?
– Буду через минуту, – хриплю я, осторожно держась за больной бок.
– Давай здесь присядем, – указывает он на скамейку у дороги. Потом поднимает мою сумку и помогает перейти через дорогу.
– Что с тобой стряслось? – Его взгляд останавливается на повязке на моей шее.
– Если расскажу, то ты не должен ему говорить. – Я хотела, чтобы Кэл связался со мной по другой причине.
Он потирает щетину на подбородке, поколебавшись.
– Я знаю, ребят, что, хм, у вас случилось некоторое… дерьмо, с которым нужно разобраться. Но он хотел бы знать, что у тебя проблемы.
– Пожалуйста.
Он откидывается на спинку скамейки, закинув мощную ногу на ногу.
– Ты убиваешь меня, Лана, но хорошо. Если ты не хочешь, чтобы он тебе помог, то давай помогу я.
– Мне не нужна помощь. Все не так. – И я рассказываю ему, что произошло вечером в понедельник.
– Тебе не следует принимать как должное подобные вещи.
– Я заварила кашу, мне ее и расхлебывать.
– Если честно, когда Кэл впервые рассказал мне о тебе, я был настроен скептически. Я изо всех сил старался понять, как он мог простить тебя. Теперь до меня дошло. Да, мы слишком поверхностно знакомы, но могу сказать точно, что ты хороший человек. Любой заметит это, проведя более десяти секунд в твоей компании.
– Спасибо. – Мы оба некоторое время молчим. – Ты не обязан делиться со мной информацией, но как он? В порядке?
Бретт крутится на месте.
– Он пытается осмыслить, но это непросто.
– Я знаю. – И, снимая невидимую соринку с подола куртки, продолжаю: – Стараюсь быть терпеливой, но это сложно. Я так скучаю по нему. – Я смотрю на небо, провожая взглядом пушистые белые облака. – Кажется, скучала по нему всю жизнь. Пожалуй, пора бы уже и привыкнуть, – шучу я, пытаясь развеять мрачное настроение.
– Он тоже по тебе скучает, но ты снова обманула его, Лана, и он взбешен.
От подтверждения моих опасений сердце обливается кровью.
– У него есть на это право.
Я встаю. Боже, как я устала жить. Если бы не Хьюсон, не знаю, как бы находила силы встречаться лицом к лицу с миром каждый день.
– У тебя есть фото? – спрашивает он.
– Что? – хмурюсь я.
– Хьюсона, – улыбается он. – Крутое имя.
– Это точно, – улыбаюсь я в ответ, доставая из сумки телефон. Нахожу милое фото и протягиваю телефон ему.
Улыбка Бретта становится нежной.
– Вау. У этого придурка прекрасные гены, надо отдать ему должное.
Я прокашливаюсь.
– Кхм.
Он смеется.
– Я просто подкалываю тебя. – Он хлопает по свободному месту на лавочке рядом с собой, и я снова сажусь. – Он чудо, Лана. Вы двое создали прекрасного маленького парнишку.
Я сияю от гордости.
– Никогда не думала, что можно любить так сильно. Я всегда с нездоровой силой любила Кэла, но это совсем другое. Когда я смотрю на своего сына, сердце переполняет счастье, радость, чистая и невинная, ничего подобного я раньше никогда не испытывала. Хочу, чтобы Кэл тоже это испытал.
Бретт передает мне телефон обратно.
– Он дойдет до этого, Лана. Я уверен. Он хороший человек.
– Я тоже так думаю. Это единственная причина, по которой я не ломлюсь в его дверь. Уважаю его желание все обдумать. Нужно дать ему время, чтобы понять. Единственное, о чем я прошу, это включить Хьюсона в его жизнь. Я хочу, чтобы он рос с отцом. С Кэлом.
– Из него получится отличный отец.
– Я знаю.
Он поднимается.
– Только не говори ему, что я так сказал. Хочу еще продолжить подкалывать его по этому поводу. – Бретт смеется, а я качаю головой, вставая рядом.
– Спасибо за дружбу с ним. Я рада, что ему есть с кем поговорить.
– Еще он разговаривает с Фэй и Каем.
– Я догадывалась, что так и будет. – И предполагала, что Фэй строго-настрого запретили звонить мне, поэтому от нее давно не было вестей. А мне не хватало смелости позвонить самостоятельно. Кроме того, было бы несправедливо ставить ее в неудобное положение, и я обещала этого больше не делать.
Я касаюсь руки Бретта.
– Мне нужно готовиться к смене в центре, но спасибо за все.
– Не за что. И всегда пожалуйста, Лана.
Я собираюсь уходить, но он придерживает меня за локоть.
– Дай мне снова твой телефон. – Я без вопросов протягиваю мобильный. – Если тебе что-то понадобится, что угодно, звони мне.
Он записывает свой номер, прежде чем вернуть мне телефон.
– Хорошо. Спасибо, Бретт.
Управляющий центра вызвал меня к себе, как только я пришла, я даже куртку снять не успела. Страх свинцовым шаром упал в живот. Я полагала, что получу извещение об увольнении.
Она провозилась со мной пару минут, спрашивая, как я себя чувствую и не нужно ли мне что-нибудь. Покончив с этим, перешла к сути дела. В моих услугах в качестве волонтера тут больше не нуждались. Теперь все знали, кто я такая, и мое присутствие было нежелательным. Спокойствие клиенток было важнее, ее обеспокоило то, что жертвы перестанут обращаться. Работа, которую они делали, слишком важна, чтобы рисковать.