– Я люблю свою племянницу. Она крутейшее и самое милое создание, но было сложно, пока она была младенцем. Первые несколько месяцев оказались гребаным кошмаром, я не собираюсь лгать тебе, приятель. У нее были колики, и она все время кричала. Когда я говорю «все время», я имею в виду именно это. Без берушей мне не удавалось заснуть.
Я понятия не имел, что такое колики, но и заниматься самообразованием не желал. Я соглашался с известной поговоркой: «Меньше знаешь – крепче спишь».
– Чувак, у этой девчонки были отличные легкие, скажу я тебе, – смеется он. – Генезис сделала ноги, когда Деми исполнилось четыре месяца, и с тех пор мы ее не видели.
Я выругался себе под нос.
– Сказать правду? Это был лучший вариант. Но на тот момент Ашер так не считал. Он принял все на свой счет. Чувствовал, что недостаточно помогал ей. Не сделал все, что мог, чтобы она почувствовала себя принятой в семью. Его давило ужасное чувство вины за то, что Деми росла без матери. Наша мама во многом помогала, но дочка все еще оставалась его зоной ответственности, и он включился в дело. Бросил Йель. Йель! Такие дела, приятель. – Он поднимает брови. – Ашер всегда был умником, предполагалось, что он возьмет на себя семейный бизнес, поэтому никто не удивился, когда он поступил в Йель, но ему пришлось бросить обучение. Он не хотел быть так далеко от Деми, поэтому поступил в местный университет и рвал жопу, чтобы получить диплом в сфере предпринимательства.
Выражение его лица становится серьезным.
– Пара лет у него выдалась очень тяжелой, но он делал все что нужно для своей дочери. Я никогда еще так не гордился своим братом, он стал замечательным отцом. Деми его обожает. Боготворит землю, по которой он ходит. Ашер сейчас работает в компании отца и займет пост генерального директора, когда отец выйдет на пенсию через три года. Два года назад он начал встречаться с Мелиндой, и она настояла, чтобы Деми была неотъемлемой частью их отношений с самого начала. Она стала для Деми той мамой, которую та заслуживала. Они недавно обручились и собираются пожениться в следующем году.
Милая история. Я понимаю, зачем он мне ее рассказал, но дальнейший сценарий все еще пугает меня до чертиков.
Рука Бретта ложится на мое плечо.
– Я знаю, ты беспокоишься, что не сможешь быть достаточно хорошим, но у тебя получится. Будет непросто, но за что тогда еще стоит бороться, если не за своих детей? Все это знают.
– Это еще не все. Еще есть Лана, и наши планы нужно рассказать родителям и моим братьям. Еще хренова куча дерьма, с которой нужно разобраться. И, если честно, чувак, я даже не понимаю, с чего начать.
– Ашер поначалу тоже был сбит с толку. И его переполняли приблизительно те же чувства, что и тебя, но он справился. Если бы ты поговорил с ним, он сказал бы, что не пожелал бы другого развития событий. Я могу организовать для тебя звонок, если это поможет.
– Возможно. Дай мне время подумать.
– В завершение хочу сказать только одну вещь, а потом я заткнусь. Есть несколько важных различий между историей моего брата и твоей. В твоей истории есть Лана, и ты любишь ее, я это знаю. Она приняла несколько плохих решений, но они не являются фатальными, если ты сможешь найти в своем сердце достаточно великодушия, чтобы простить ее. А она любит тебя. Любит всю свою жизнь. У тебя есть девушка и сын, за которых стоит побороться, Кэл. Не делай того, о чем будешь жалеть, потому что это может оказаться единственной вещью, от которой ты не сможешь оправиться.
Глава 29
Лана
Когда прошел следующий день, а от Кэла по-прежнему не было вестей, я погрузилась в отчаяние. Я потеряла его, и теперь меня беспокоит то, что его не будет рядом с Хьюсоном. У меня заканчиваются отговорки, чтобы отмахиваться от мамы, и придется в скором времени признать правду, если он не объявится. К тому же я переосмысливаю свой подход. Правильно ли было оставить его свыкаться с новостью самостоятельно, или, может, следовало вести себя решительнее? Я не хотела давить на него. Хотела, чтобы он принял решение сам.
Но что, если он примет не то решение? Ради Хьюсона мне в любом случае придется вмешаться. Он может отвергнуть меня, но будь я проклята, если позволю ему отвергнуть нашего сына, не поборовшись. Я думала, что если оставлю для него копию моей повести «История о нас» вместе с запиской в годовщину судебного разбирательства, то, возможно, в нем вспыхнет какое-то чувство. Но, похоже, все было зря. Это очень меня беспокоит. Пока я хорошо исполняю свою роль, но в глубине души боюсь, что обманываю себя, надеясь, что все закончится хорошо.
Я теперь не работаю волонтером в центре, поэтому у меня появилось больше свободного времени. Это может закончиться плохо, если не продолжить нагружать себя, так что я собираюсь воспользоваться возможностью и заняться двумя вещами: поработать над своей книгой и выяснить, можно ли будет жить в университете в следующем семестре. Когда я пару недель назад сказала маме, что не хочу больше здесь оставаться, я говорила серьезно. Я хочу, чтобы мы все избавились от влияния моей бабушки.
Я узнала, что на территории кампуса есть семейное жилье и детское учреждение – «Детеныши Аллигаторов» – и активно занялась изучением возможности попасть туда с Хьюсоном. Мне хочется, чтобы мама могла спокойно жить с папой в Коннектикуте. Конечно, она закатит скандал, но я готова и к этому. В крайнем случае добьюсь от Кэла финансовой поддержки для Хьюсона, так что все должно получиться. Главным вопросом остается оплата обучения в следующем семестре. На следующей неделе у меня запланирована встреча с администрацией, чтобы уточнить, смогу ли я получить стипендию. Выбранный мной путь не выглядит легким, но я собираюсь сделать все, что в моих силах, чтобы не зависеть от денег бабушки и дедушки. К тому же у меня оставалась еще одна идея как раздобыть денег, хотя шансы были не велики.
Во вторник вечером я одна из последних покидаю библиотеку и очень устаю к тому времени, как добираюсь до общежития. Из тени выступает силуэт, я вскрикиваю.
– Тише, Лана. Это всего лишь я, – говорит Кэл, пока я пытаюсь успокоить колотившееся сердце. Он засовывает руки в карманы джинсов и неловко смотрит себе под ноги. – Мы можем поговорить?
– Да, конечно, – выдыхаю я.
Он отводит меня к своему внедорожнику, и мы забираемся внутрь. Атмосфера кажется напряженной, пока я жду, когда он заговорит. Он прочищает горло, и я поворачиваюсь к нему лицом. Даже в тусклом освещении в салоне машины отпечаток напряжения последних дней отчетливо виден на его лице. Под глазами залегли тени, подбородок покрывает многодневная щетина, уже походящая на бороду. Похоже, он не брился несколько недель. Губы сжаты в тонкую полоску, а на лице ни кровинки.
Он выглядит так же плохо, как я себя чувствую.
– Прости, что сбежал. Я не должен был этого делать, но я перепугался, – пускается он в объяснения.
– Все в порядке. Я знаю, что ты был в шоке.
Он хмурится, когда его взгляд падает на мою шею. Я инстинктивно касаюсь рукой повязки.
– Что случилось?
– Ничего.
– Черт возьми, Лана! Неужели недостаточно было между нами лжи? Мало недоговорок?
У меня неприятно скручивает живот. Я медленно киваю и объясняю, что случилось.
– Ты должна была рассказать. Я бы поехал с тобой в больницу.
– Ты со мной совсем не разговаривал, и я не была уверена, захочешь ли ты знать.
– Конечно захотел бы! Да, между нами сейчас все пошло наперекосяк, но это вовсе не значит, что мне наплевать на тебя. Я пытаюсь осознать ситуацию, Лана, и мне это сложно дается.
Я сглатываю.
– Знаю. Я тоже испытывала такие чувства. Но, если тебе станет легче, Кэл, то он очаровательный маленький мальчик, за ним легко ухаживать. Теперь он спит всю ночь напролет, а днем всем доволен и постоянно улыбается. Его… несложно полюбить. Совсем несложно.
– Не думаю, что у меня все легко получится, – шепчет он. – Для начала, я не знаю, как быть отцом.
Я решаю рискнуть, слегка наклоняюсь и беру его руки в свои.
– Тебе просто нужно быть собой. Этого достаточно. Я в тебя верю.
– Как ты узнала? Как ты поняла, что делать?
Я фыркаю.
– Кэл, первые несколько недель я была в ужасе. Вся масштабность этого события открылась мне лишь в момент, когда я взяла его на руки. Поняла, насколько беззащитен этот маленький человечек, и он полностью зависел от меня. Это было самое ужасное и самое прекрасное чувство на свете. Поверь, я познала все глубины беспомощности. Я была готова следить за ним ночи напролет, пока он спит в своей кроватке, и стала бы совсем неадекватной. – Я прикусываю щеку изнутри. – Но, вместе с тем, все было решено, – смотрю я на него. – Я стала для него всем и обязана была дать все необходимое. Это придавало мне сил и решимости, в которых я так нуждалась. А еще книжки о детях, которые приходилось читать запоем, – смеюсь я, но смех звучит натянуто. – С ними и с мамой рядом я справилась и научилась всему по ходу дела. Ты тоже справишься.
Он трет затылок.
– Можешь одолжить мне те книги?
Уголки моих губ приподнимаются.
– Конечно. Они остались дома, но в эти выходные я тебе их привезу.
– Я, м-м-м, тут подумал… Может быть, я могу приехать в гости в эти выходные, если не помешаю?
Трудно сдержать широкую улыбку и охватившее чувство радости.
– Было бы здорово. Мы могли бы вместе с ним отправиться куда-нибудь, чтобы нам никто не мешал. Например, мы могли бы…
– Лана, – резко перебивает он, выдернув свои руки из моих, как будто только осознал, что я касаюсь его. – Я подумал, что в эти выходные ты могла бы показать мне, как ухаживать за ним. А после я мог бы забирать его по воскресеньям сам.
Разочарование – будто удар под дых.
– Да, конечно, – пытаюсь я унять свое неуместное воодушевление.
Он смотрит на меня в упор.
– Ты снова солгала мне, Лана. И я очень зол на тебя. Честно говоря, мне было не так сложно простить тебя за то дело, потому что тебе пришлось несладко, да и я приложил к этому руку. Но тут все иначе. Ты скрыла от меня кое-что очень важное. Лишила меня возможности присутствовать при рождении ребенка. Заставила пропустить первые шесть месяцев его жизни. Я никогда не смогу вернуть назад упущенное время.