– Давай же. Одна голова хорошо, а две лучше.
Я наполовину смеюсь, наполовину вздыхаю.
– Так банально.
Я сажусь, подтянув колени к груди.
– У меня один из «о, горе мне» дней.
– Дай-ка угадаю. Из-за Кэлвина?
Я киваю.
– Он прекрасно справляется с нашим сыном, Лив. Действительно прекрасно. Я и желать-то большего не должна, но все равно желаю.
– Ты ничего не можешь сделать с любовью к нему.
– Я знаю, но, думаю, сейчас все к лучшему для нас. Вряд ли он изменит свое мнение. В этот раз я слишком сильно его обидела. И заслужила такое отношение. Но не могу не думать о моменте, когда он снова начнет встречаться с кем-то. Мысли о том, что какая-то другая девушка будет проводить время с ним и с Хьюсоном, разбивают мне сердце. Что будет, когда он встретит девушку, на которой захочет жениться и с которой пожелает провести остаток дней? Не попытается ли другая женщина заменить меня в роли матери Хьюсона? Наверное, глупо смотреть так далеко в будущее, но я ничего не могу поделать со своей головой, от этих мыслей мне становится плохо, Лив. Не думаю, что выдержу подобное. – Я утыкаюсь головой в колени.
Она сжимает мое плечо.
– Это естественно – переживать о подобном, но я думаю, что ты слишком рано потеряла надежду.
Я поднимаю голову.
– Мне было бы гораздо проще, не будь он таким чертовски неотразимым. Клянусь, мои яичники в омлет превратились, когда я увидела его с нашим сыном. От этого он стал еще более желанным. Я думала, что любить его больше просто невозможно, но оказалось, что это не так. Любовь, которую я испытываю к нему, безгранична. Любит он меня или нет – неважно. Он для меня все. Я знаю, что больше никого не полюблю. Я стану одинокой старой девой, а он женится, у него появятся еще дети, Хьюсон захочет переехать жить к отцу, а я останусь совсем одна! – Я делюсь своим самым уродливым, самым жалким страхом, душащим меня из глубин моего сердца, и понимаю, как убого это звучит.
– Вау. Ты устроила отличные поминки по себе. – Она вскакивает на ноги. – Я знаю, что тебе нужно. Выпить и расслабиться. Простой пей, танцуй и выкинь все эти мысли из своей головы. Мы с Райли собрались в братство. Пойдем с нами.
Она протягивает мне руку, и я поднимаюсь, ухватившись за нее.
У меня нет настроения веселиться, но это все равно лучше, чем болтаться тут одной и жалеть себя.
Мы уже находимся здесь пару часов, народу под завязку. Сейчас, когда началась сдача экзаменов, такие мероприятия крайне необходимы для снятия стресса. Я выпила несколько винных коктейлей и, кажется, опьянела.
– Привет, красотка, – говорит Чейз, подходя ко мне. – Думается, кто-то избегал меня все это время.
Его дыхание касается моего уха, и я отодвигаюсь подальше.
– Ты знаешь, что избегала, и знаешь почему, – строго отвечаю я, скрестив руки на груди. Чейз практически назвал меня охотницей за деньгами в последний раз, когда мы с ним разговаривали, показав ту сторону себя, которая мне очень не понравилась.
Он потирает подбородок.
– Слушай, насчет этого, – наклоняется он к моему уху. – Я переборщил, прошу меня извинить. Знаю, что ты не из таких девчонок. Просто Кеннеди чертовски нервирует меня.
– Извинения приняты, Чейз, но это ничего между нами не меняет. Мне жаль.
Не жаль.
Его лицо становится грустным, и внутри меня вспыхивает чувство вины. Он кладет руки мне на бедра.
– Я уважаю твое решение, Лана, – прижимается он губами к моему уху. – И не собираюсь приставать к тебе, клянусь.
Сказал парень, держа руки на моих бедрах.
– Мне просто нужно знать одну вещь.
Я убираю его руки, делаю шаг назад и подозрительно смотрю на него.
– Что?
– Не здесь, – он указывает в направлении соседнего помещения, – там тише. А тут я даже мыслей своих не слышу.
Мне хочется покончить с этим как можно скорее, поэтому я соглашаюсь. Я следую за Чейзом, когда передо мной возникает Райли, преградив дорогу.
– Что ты делаешь?
– Не то, что ты думаешь.
Он пронзил меня пристальным взглядом.
– Чейз мне не интересен. Это наш последний разговор, на котором мы и закончим. Я хочу позаботиться о том, чтобы он окончательно все понял.
– Не стоит доверять этому парню.
Я вздыхаю, заметив, что Чейз, оглянувшись через плечо, хмуро смотрит на нас.
– Я знаю, поэтому покончу с ним прямо сейчас, – улыбаюсь Райли. – Спасибо, что заботишься обо мне. Я все поняла. – Я обхожу его и направляюсь к Чейзу.
Он уводит меня в комнату, заполненную облаками дыма, и я морщась. Я могла бы оказаться под кайфом, просто надышавшись этим. Отведя меня в укромной уголок, он прислоняется к стене и устремляет на меня несчастный взгляд.
Каждая моя клеточка приходит в состояние полной боевой готовности.
– Я знаю, кто ты, Лана, – его голос звучит обманчиво мягко, – теперь вся эта фигня с Кеннеди обрела смысл. Но я хочу, чтобы ты знала, что не одна. Тебе не придется с этим больше мириться. Я могу помочь.
Я прищуриваюсь.
– О чем ты, Чейз?
– Тебе не нужно притворяться. Я все знаю.
Я чешу затылок, совершенно сбитая с толку.
– Знаешь что?
– Он заплатил тебе, чтобы ты отозвала свое заявление. Все знают, что он изнасиловал тебя и заплатил за молчание.
Мой рот распахивается. Что за гребаная чушь? Прежде чем я успеваю возразить, он продолжил:
– Думаю, он пошел за тобой сюда, чтобы продолжать мучить тебя. И получил именно то, что хотел. Ты не должна позволять ему этого, Лана. Люди, подобные ему, люди с деньгами, считают, что могут править всем гребаным миром. Они считают себя вне закона, и что им все сойдет с рук. Но он не имеет права. Не имеет права так поступать с тобой. Мой дядя – адвокат, и я разговаривал с ним об этом. Ты можешь рассказать правду вне зависимости от того, какое соглашение о неразглашении они заставили тебя подписать. Есть способы обойти его. И я помогу.
Он делает движение, чтобы взять меня за руку, но я со шлепком отбрасываю его кисть.
Если бы я думала, что Чейз действительно заботится обо мне и честно верит в то, что сказал, возможно, я бы отнеслась к нему иначе. Возможно, была бы тронута, что кому-то не все равно настолько, что он решил вмешаться. Поступает со мной не так, как я привыкла.
Но я не куплюсь на его уловку.
Чейз показывает свое истинное лицо в последний наш разговор, и сочувствие на его лице кажется фальшивым, как и сиськи той брюнетки, на которую он все время украдкой поглядывает. У него какие-то проблемы с Кэлом. Дело определенно не во мне.
– Мне не нужна твоя помощь, – отвечаю я резко. – Ты переходишь границы приличного и слишком далек от истины. Кэл не насиловал меня и не подкупал. Я отозвала свое заявление, потому что оно было ложью. Я сказала об изнасиловании только чтобы причинить ему боль. Я отказалась от своих показаний в суде, потому что хотела, чтобы общественность узнала, что виновата я, а не он. И меня просто тошнит от таких людей, как ты, стремящихся воспользоваться ситуацией в своих интересах. Я не знаю, какие у вас дела с Кэлом, но я не собираюсь вмешиваться.
Губы Чейза скривились, и сквозь них просачивается отвратительное рычание.
– Ты снова ошибаешься, Лана.
– Отвали.
– Я знаю, чего ты хотела, – усмехается он, пока его взгляд блуждает по моему телу с неприкрытым безразличием. – Но я не собираюсь покрывать хлюпающие победы Кеннеди, даже будучи готовым сделать это ради общего блага.
– Ты больной. Я не хочу иметь с тобой ничего общего. Не подходи ко мне больше. – Я прохожу мимо него.
– И не говори, что я не предупреждал тебя! – кричит он мне вслед. – Все могло быть иначе, но ты не оставила мне выбора.
Слова Чейза стихают, когда я выхожу из комнаты, предоставив его самому себе.
В помещении, где проходила вечеринка, я сразу устремляюсь к стойке. С меня хватит. Пора что-то делать.
Большинство людей в кампусе теперь в курсе моей настоящей личности. Взгляды украдкой, тыканье пальцем и шепот за спиной в последние несколько недель не могли укрыться от моего внимания. Никто не пытался оскорблять меня, по крайней мере пока, но это не значило, что распространяющиеся слухи оставались без должного внимания. Я наконец научилась игнорировать людские предрассудки. Но меня до бесконечности злило то, что моя жертва, похоже, была бессмысленной. Люди до сих пор думали, что Кэл сделал это, и я хотела положить конец новым слухам раз и навсегда.
Я ныряю под стойку и достаю из закутка мегафон. Скинув обувь, забираюсь на стойку, где уже танцуют до упада три девушки. Толпа улюлюкает, когда я выпрямляюсь. Прочистив горло, я смотрю на диджея в углу комнаты и подношу мегафон к губам.
– Прошу уделить мне внимание, пожалуйста, – мой голос разносится по помещению, а диджей поднимает на меня взгляд, – вырубите музыку, пожалуйста. Мне нужно, чтобы все услышали то, что я сейчас скажу.
Сердце бешено колотится в моей груди, а вдоль позвоночника по спине скатывается струйка пота. Бабочкам в моем животе нашлось где разгуляться сегодня, но мой голос звучит уверенно, и я довольна. Решимость пронизывает меня насквозь, подстегивает к действию. Я знаю, что смогу это сделать, и знаю, что поступаю правильно. Я собираюсь сделать это ради Кэла. Ради Кэла и Хьюсона.
Наш ребенок не бывал в этом кампусе по понятной причине. Я пока не хотела, чтобы о нем знали. Но когда мы въедем в нашу квартиру, новости распространятся по кампусу как лесной пожар, поэтому важно, чтобы последний слух я опровергла лично. Меньше всего мне хочется, чтобы люди думали, что наш сын родился в результате изнасилования. Он был зачат в любви, и я не хотела оставлять ни малейших сомнений по этому поводу.
Диджей приглушает музыку, толпа смолкает. Практически все поворачиваются к стойке, уделяя мне свое внимание. Группы людей выползают и из комнаты, пропахшей травкой. Любопытно.
– Вероятно, большинство из вас знает, кто я, – начинаю я. – Но чтобы не осталось сомнений, я хочу объявить. Меня зовут Лана Тэйлор – девушка, которая обвинила Кэлвина Кеннеди в изнасиловании.