К Тине, которая стояла возле «Волги», подошел врач с большим медицинским чемоданчиком в руке.
– Идемте в автобус, милая, – обратился он к ней тоном, которым обычно разговаривают с душевнобольными, – вам надо руки перевязать и вообще осмотреть.
– А можно не в автобус? – спросила она. – Мне бы на воздухе.
– Конечно, конечно, – поспешил согласиться доктор. – Вы на подножку автобусную сядете, а я ваши ручки обработаю!
– Спасибо.
Он взял ее осторожно под локоток, подвел к автобусу и усадил на ступеньку. Внимательно осмотрев запястья девушки, раскрыл чемоданчик и принялся обрабатывать раны.
Тина отвернула голову, чтобы не смотреть. Она держалась из последних сил, не разрешая себе расслабиться и заплакать. Ведь все – все!! Бандитских дядек повязали, они с Артемом спаслись, и можно ничего больше не опасаться и расслабиться. Но именно этого и нельзя делать!
«Не смей плакать!! – прикрикнула она на себя. – Еще чего! Надо дотерпеть до дома! Совсем чуть-чуть!» – Она прикрыла глаза и стала себя уговаривать, успокаивать и даже поругивать, загоняя слезы назад.
Когда Тина открыла глаза, то с удивлением обнаружила, что вокруг них с доктором собрались почти все участники задержания, кроме троих бойцов, охраняющих арестованных. Впереди, прямо за спиной сидящего на корточках доктора, стояли Гриша, Артем и Андрей, командир отряда, за ними омоновцы в масках, с автоматами в руках и, вытягивая шеи, пытались рассмотреть, что делает врач.
Уже совсем стемнело, и место действия освещалось прожектором, установленным на одном из микроавтобусов, и фарами машин. Картина показалась Тине какой-то нереальной – темнота, ярко освещенная площадка перед автобусом; девушка, сидящая на подножке, перед которой присел доктор; стоящие полукольцом мужчины, ожидающие, что он скажет; лежащие на земле арестованные, о которых, казалось, все забыли.
Тине, охватившей все это сразу, одним взглядом, как бы со стороны, показалось, что она присутствует на спектакле или видит хорошо поставленную кульминационную сцену какого-то фильма.
– Почему они все на нас смотрят? – наклонившись к доктору, шепотом спросила она.
Он оглянулся на стоящих позади людей.
– А, это, – усмехнулся врач. – Все уже знают, как вы с «важняком» выбрались из комнаты. Вас считают героиней.
– Вы шутите? – с надеждой переспросила Тина.
– И не думал даже! – улыбнулся врач.
Тине стало неловко, и, чтобы разрядить обстановку, она быстро сменила тему и спросила деловым тоном:
– Скажите, доктор, у вас есть пустая пробирка или пузырек какой-нибудь?
– Есть, конечно, – удивился он.
– Я бы хотела попросить вас взять на анализ воду, которая стекает в той комнате по стене. Видите ли, мне пришлось поить Артема Константиновича. А в воде могут быть какие угодно микробы или вирусы или еще какая-нибудь дрянь, мы же не хотим, чтобы он заболел?
На секунду повисла полная тишина, которую нарушил Андрей:
– Конечно, не хотим! Будет очень обидно, если нашего «важняка» проберет понос!
И, разбивая ночь, тишину и нереальную картину происходящего, разразился, как раскат грома, всеобщий хохот. От дружного мужского «ржания» звенели стекла в машинах, а люди смеялись, хлопали друг друга по спинам, расслабляясь таким образом после проведенной операции и скидывая адреналин. Артем сел на землю, прикрыл глаза ладонью и хохотал так, что из-под пальцев по щекам текли слезы.
– Я что-то не так сказала? – спросила Тина смеющегося врача.
– Нет-нет! Вы сказали именно так и именно то, что надо! – продолжая смеяться, ответил он. – Сейчас я сделаю вам укол сыворотки, и мы отвезем вас домой, милая девушка. Руки ни в коем случае не мочить. Через день пойдете в поликлинику, сделаете перевязку. Что-нибудь еще беспокоит? Есть синяки, порезы, шишки?
– Наверное, есть, я пока не чувствую. Потом чем-нибудь намажу.
– Я дам мазь. – Он все еще улыбался.
Мужчины разошлись, поняв, что с ней все в порядке, и занялись более насущными делами. Возле Тины с врачом остались только Григорий и Артем.
– Артем Константинович, давайте я вас осмотрю, – предложил доктор.
– Со мной все в порядке, я просто мокрый и грязный.
– Мне надо обязательно узнать, что вам вкололи. – Врач усмехнулся и добавил: – Ну и, конечно, сделать анализ воды, девушка совершенно права.
– А сколько времени? – спросила Тина.
Ей казалось, что прошли, по крайней мере, сутки.
– Около девяти, – ответил Бывалый.
– Господи! – перепугалась она. – Ритка там с ума сходит, я же отключила телефон!
Тина быстро достала из сумки телефон и позвонила Рите.
– Тинка! Ты моей смерти хочешь?! – заорала подруга.
– Риточка, все в порядке! Я тебе все дома объясню. Ты где?
– Мы с Денисом давно у тебя дома, чуть с ума не сошли! На работе говорят, ты ушла на какую-то встречу и не вернулась, телефон у тебя отключен! Ты хоть представляешь, что я подумала?! – Рита сильно переволновалась и теперь орала, не обращая внимания на слова Тины.
– Рита, я скоро буду. – Она обратилась к Бывалому: – Сколько мне отсюда до дому ехать?
– Мы вас отвезем, – ответил он. – Где-то минут сорок.
– Ритуль, через сорок минут.
У Тины в горле стояли слезы, ей все тяжелее было держать спокойный ровный тон, особенно услышав голос Ритки, как совсем из другой, мирной жизни, – такой родной голос, даже когда подруга орет!
Тина торопилась закончить разговор, понимая, что еще совсем немного, какие-то миллиметры отделяют ее от истерики и бурных слез. Она почему-то очень стеснялась рыдать при этих мужчинах, но все-таки не отключала телефон, продолжая слушать Ритку, словно держалась за нить, соединяющую ее через расстояние с любовью близких, заботой, уютной теплой кухней, где ее ждут.
Сделав глубокий вдох и несколько глотательных движений, Тина загнала тугой комок слез внутрь и сказала:
– Рита, наполни мне, пожалуйста, ванну. У нас есть что-нибудь из еды?
– Да полно у нас еды, ненормальная! Ты же целую гору наготовила, и я продукты привезла! – Тут подруга замолчала, почувствовав, что все гораздо серьезней, чем она себе представляла, и совсем другим, осторожным тоном поинтересовалась: – Тиночка, ты в порядке?
– Не совсем. Я не могу сейчас говорить. Скоро буду! – И она быстро отключила телефон.
Артем встал с земли, подошел к девушке, внимательно слушая ее разговор и вглядываясь в лицо. Он видел, что она держится из последних сил, исключительно на силе воли, видел, как заострились ее скулы и выступили темные круги под глазами. Как чуткий приемник, настроенный на эту женщину всем телом и умом, он улавливал ее напряжение, состояние, близкое к истерике.
– Все, Тина, поехали. Серега нас быстро довезет, – сказал Беркутов, беря ее за руку.
– Да, пожалуйста, мне действительно надо быстро.
Артем помог ей подняться со ступеньки, обнял одной рукой за талию и повел к «Волге», но Тина остановилась и обратилась к Бывалому:
– Григорий…
– Павлович, – подсказал тот и разрешил: – Можно просто Гриша. Вам, Тиночка, теперь все можно!
– Спасибо! Поехали с нами. Я думаю, нам всем срочно надо выпить! – пригласила она и, улыбнувшись через силу, добавила: – И закусить!
– Тиночка, драгоценная вы моя, да вам цены нет за мудрость и понимание! – воспел хвалу женщине Бывалый.
Ритка открыла сразу, Тина и не успела убрать палец от кнопки звонка, а дверь уже распахнулась.
– О господи! – воскликнула Ритка, обозрев внешний вид подруги, и отступила.
– Тина! – закричал Денис, выскакивая в прихожую.
Он остановился перед ней на полном скаку, широко распахнутыми глазами оглядывая ее всю, с головы до ног, и строго спросил:
– Тина, что случилось?! Почему вы с Ритой мне ничего не рассказали, мы же, кажется, договаривались – никаких секретов друг от друга!
Взрослые молчали. Григорий с Артемом поразились: перед ними стоял не двенадцатилетний мальчик, а маленький мужчина.
Этот маленький мужчина, не по годам много понимавший и видевший, любил обеих женщин глубоко и преданно, боялся за них и готов был защищать от любых трудностей.
И тут Тина не выдержала, наконец, отпустив все свои внутренние тормоза и перестав бороться с собой, шагнула в квартиру, протянула к Денису руки и заплакала.
– Деничка, я не могу тебе рассказать, у меня просто нет сил это рассказывать! Пусть кто-нибудь другой все объяснит!
Денис кинулся к ней, обнял и крепко прижался, став опять маленьким мальчиком.
– Тиночка! Не плачь, пожалуйста. – Он повернул голову к маме и сказал: – Рита, дай ей водки скорее, ей же больно! Тиночка, тебе очень больно?
– Да, очень! У меня как-то все сразу заболело! – плакала, уткнувшись ему в макушку, Тина.
Мужчины переглянулись, не понимая, что происходит и почему ребенок предлагает такое лечебное средство. У них что, заведено пить в семье? Водка в чести?
Рита очнулась от первого испуга, кинулась к Тине, обняла их с Денисом, начав плакать в унисон с подругой. Она посмотрела через плечо Тины на Артема и Гришку и, увидев их недоумение, смешанное с большой долей осуждения и настороженности, пояснила:
– На Тину не действуют никакие обезболивающие средства, вообще никакие! Только от водки она может немного опьянеть и, главное, ненадолго притупить боль. Там, в морозилке, на кухне, есть бутылка. Кто-нибудь, налейте ей скорее!
Артем отодвинул обнимающуюся и рыдающую троицу и быстро прошел в кухню. Схватив первый попавшийся стакан с полки, он скомандовал:
– Гришка, тащи их всех сюда! Надо остановить эти реки слез!
Конечно, Беркутов понимал: невзирая на то, что Денис сильный человечек, он все-таки еще ребенок, а женщинам сейчас необходимо почувствовать мужскую защиту и силу и чтобы кто-то руководил и дал возможность побыть слабыми.
Гришка зашел в кухню, одной рукой обнимая за плечи Тину, другой таща за собой Риту, Денис шел впереди всей процессии.
Артем протянул Тине стакан, наполовину наполненный водкой.