– О Господи! – воскликнул он, швыряя на кресло свои кожаные штаны. – Я просто хочу, чтобы ты прислушалась ко мне…
– Я все время к тебе прислушиваюсь…
– Ну так сейчас ты меня не слышишь, черт побери! – рявкнул Лукас. – Вот в чем сложность – в твоем недалеком воображении. Ты не умеешь смотреть вперед. После тридцати поп-звезды умирают мучительной смертью. А тебе уже двадцать восемь. Ты должна думать о будущем и о том, чем займешься, когда все это закончится!
Но вчера ночью Одри уже не могла ни о чем думать. Она измучилась от последних приготовлений к шоу, а если говорить честно, то вчерашняя встреча с Джеком Прайсом всколыхнула в ней нечто такое, от чего она предпочла бы поскорее избавиться. А теперь Лукас хочет, чтобы она летела в Нью-Йорк и знакомилась с каким-то режиссером? И вдобавок ко всему вчера по дороге из города ей позвонила сестра, Гейл, и сообщила, что два дня назад пропал их брат Аллен.
– Пропал? – вскричала Одри. Страх клещами стиснул ее сердце. – Что ты хочешь этим сказать – пропал?
– Вряд ли его похитили или что-нибудь в этом роде, – хмыкнула Гейл. – Думаю, он в очередной раз загулял. Но инспектор, наблюдающий за условно осужденными, просто вне себя, Одри. Он сказал, что на этот раз отменит его испытательный срок.
Одри пришлось попросить, чтобы Гейл повторила свои последние слова – в лимузине как раз начали шумно праздновать, и все, сказанное сестрой, потонуло в этом шуме. Когда они остановились на аэродроме, Одри выбралась из машины, чтобы слышать сестру. Она не обращала внимания ни на полицейских, ни на папарацци – все они давно стали частью ее жизни – и даже не замечала, куда идет, так глубоко погрузилась в свой разговор.
Одри слушала Гейл, и сердце ее бешено колотилось. Аллен в тюрьме погибнет – так зачем же он исчез? Почему он как будто нарочно саботирует любую предоставленную ему возможность?
– Я не знаю, что делать, – сказала Одри Гейл. – Я как раз сажусь в самолет. Турне начинается завтра, Гейл, – мое первое турне по всей стране!
– Ну, я знаю, что он здорово переживает из-за оплаты адвокату, – хладнокровно отозвалась Гейл. – Адвокат требует две штуки только за то, что он появится в суде.
Одри не понимала, почему она удивляется; ее семья, как правило, звонила только из-за денег. Не далее как на прошлой неделе позвонил папа. Он просил денег на покупку гоночной машины. Одри на мгновение закрыла глаза, а когда открыла их, увидела Джека Прайса, стоявшего у трапа самолета.
Собственно, она не могла его не заметить – он такой красивый! Темные волосы были более волнистыми, чем ей помнилось, а синие глаза все такие же потрясающие. И джинсы «Ливайс» сидели на нем лучше, чем на каком-либо другом мужчине.
Они сидели на нем настолько хорошо, что Одри, слушая, как весело разглагольствует Гейл о нужной им сумме денег, не могла оторвать от Джека глаз, скрытых под очень темными солнечными очками. Забавно – ведь ей приходилось встречаться с таким количеством народа, со столькими голливудскими типажами, постоянно попадавшими в список самых красивых людей страны! Но Одри красивым считала только такого мужчину, у которого на костях есть хоть немного мяса, который выглядит так, словно может поднять на одной руке земной шар, и у которого в доказательство есть мозоли; мужчина, который готов работать, чтобы заработать себе на жизнь.
– Одри, ты меня слышишь? – пронзительно крикнула в трубку Гейл.
– Что? Да, конечно, слышу! – вздрогнув, ответила вернувшаяся в реальность Одри и снова зашагала к самолету. – Но я не могу прямо сейчас приехать в Техас.
– Тебе и не нужно приезжать сюда, – утомленно отозвалась Гейл. – Просто перешли маме немного денег.
Нет, в самом деле – Одри не жалела для семьи ничего, но неужели обязательно относиться к ней как к личному банкомату? Неужели нельзя по-другому?
– Хорошо, – сказала Одри.
Джек наблюдал за ней. Вот еще одна сторона славы – люди не церемонились, в открытую разглядывая ее. В таких случаях ей всегда казалось, что у нее в зубах застрял листочек шпината.
– Слушай, мне пора, – сказала она Гейл. – Я позвоню позже, чтобы узнать, как дела, хорошо?
– Ладно. Но ты можешь переслать деньги сегодня? – проныла Гейл, а на губах Джека медленно появилась сексуальная улыбка.
– Хорошо, да. Позже, – пробормотала Одри и отключилась. Глядя на Джека, она внезапно и глупо занервничала и по непонятной причине – видимо, потому что оказалась так близко к нему – вспомнила, как уже прикасалась к нему раньше, на залитом лунным светом пляже.
А это неизбежно напомнило ей о том, как его тело прижималось к ней, и Одри почувствовала растерянность. Именно поэтому, наверное, она и повела себя как избалованная примадонна. Она не хотела так себя вести, но в последнее время поняла, что единственный способ держать людей на расстояний – это быть гадкой. Лукас не уставал повторять, что она вынуждена это делать, иначе ей просто сядут на шею.
То, что она сунула Джеку в руки Бруно, был скорее инстинкт самозащиты, чем что-нибудь другое.
Джек посмотрел на нее так, словно она потребовала немедленно доставить ей каре ягненка или еще что-нибудь такое же нелепое, и Одри подумала: раз уж он собирается получить от нее кучу денег, то может выгулять Бруно, не изображая такую неприязнь.
Нечего и говорить, что полет с самого начала пошел наперекосяк. Усевшись напротив и разглядывая ее с самодовольной ухмылочкой, Джек привел Одри в страшное замешательство. Она не могла собраться с мыслями, не могла дождаться, когда они доберутся до отеля, даже гарнитуру оставила в самолете.
А потом Лукас завел свою шарманку насчет поездки на день рождения к Майку Синейту – как будто ей мало всего остального, как будто она сейчас должна думать о съемках в кино, а не сосредотачиваться на турне, от мыслей о котором ее буквально трясет.
В два часа ночи, когда она пыталась уснуть, все это снова и снова проигрывалось у нее в голове, и Одри крутилась и вертелась, пока Лукас работал над какой-то песней.
– Что случилось, крошка? – спросил Лукас.
– Не могу уснуть.
– Сейчас я тебе кое-что дам, – сказал он, отложив в сторону гитару.
– Нет, Лукас, я терпеть не могу эти таблетки.
Он остановился и посмотрел на нее.
– Ты хочешь заснуть или нет?
Одри хотела заснуть. Если она не поспит хоть немного, то будет чувствовать себя совсем разбитой. Поэтому она взяла таблетки, предложенные Лукасом, запила их водой, и это была ее последняя осознанная мысль, Одри погрузилась в глубокий мирный сон.
Ей показалось, что Лукас отсутствовал не больше пятнадцати минут, а потом снова начал ее трясти. Его рука у нее на бедре была на удивление крепкой. Одри чувствовала себя осоловевшей – почти что мертвой. Под одеялом, натянутым на голову, она заставила себя открыть глаза; потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, где она вообще находится.
– Прекрати! – хрипло пробормотала она; туман во рту пыл таким же густым, как туман в голове.
– Вставай! – прорычал Лукас необычно низким голосом.
Одри сбросила одеяло и приподнялась на локтях. Ей пришлось откинуть с лица спутавшиеся волосы, а когда голова перестала кружиться, она повернулась, чтобы посмотреть на Лукаса – и завизжала.
Над ней возвышался вовсе не Лукас. Это был Джек Прайс. Он хмурился, скрестив на груди руки.
– Какого черта ты тут делаешь? – воскликнула Одри, отползая на другую сторону кровати.
– Лучше спросить – какого черта ты тут делаешь? – парировал он. – Предполагалось, что ты приедешь на площадку два часа назад.
О нет… О Господи! Одри взглянула на часы в тот момент, когда они показали 12:36.
– Черт!
– Поздно легла? – лениво протянул Джек.
– Не твое дело! – огрызнулась Одри, сообразив, что на ней только прозрачные трусики и распашонка. Она схватила подушку и прикрылась, но слишком поздно. Его глаза буквально пылали.
– Думаю, это становится моим делом, когда ты не появляешься там, где должна быть. Это моя работа.
Черт бы побрал Лукаса и его идею нанять охрану!
– И вообще, как ты сюда попал? – сердито спросила Одри, пятясь в сторону ванной.
– Я твой охранник. Конечно же, у меня есть ключ от твоей комнаты. Лукас разрешил мне войти, потому что ты не отвечала на телефонные звонки.
Телефон звонил, а она не услышала? Ладно, не важно – когда она доберется до Лукаса, то задаст ему. Кто он вообще такой – разрешать постороннему мужчине входить в их комнату?
– Ладно. Хорошо. Ты выполнил свою работу, так что можешь проваливать, – произнесла Одри, указывая на дверь.
Джек рассмеялся и уселся в кресло.
– Я никуда без тебя не пойду, звезда моя. Я лично доставлю тебя на сцену.
– Просто пришли за мной машину! – сердито выкрикнула Одри, впечаталась в стену и сильно ушибла плечо. – Ой! Ой-ой-ой-ой-ой!
Он ухмыльнулся:
– Я и есть машина, детка. Поэтому просто поторопись, и мы забудем про это ужасное утро. – Заявив это, он положил ноги на кровать.
– Убери свои ноги с моей кровати! – возмутилась Одри, сдвинувшись вправо, в ванную комнату, и захлопывая за собой дверь. И тут же сообразила, что ничего с собой не взяла – ни туалетных принадлежностей, ни одежды. Даже трусиков.
Ладно, это просто глупо. На сцене на ней надето еще меньше. Верно… но там она накрашена, и обтянута кожей, и вообще – почему-то это совершенно разные вещи: когда на тебя смотрит целый зал или же один-единственный мужчина (таким взглядом).
Тем не менее Одри была просто вне себя из-за своего опоздания. Поэтому бросила подушку и рывком распахнула дверь. Джек поднял темную бровь, глядя, как она шагает, высоко подняв голову, к горе чемоданов в углу комнаты.
Одри рылась в своих чемоданах, мысленно проклиная Кортни. Почему Кортни не разобрала ее вещи? Единственное, в чем Одри была полностью согласна с Лукасом, – то в необходимости иметь ассистентку. Ну и где эта так называемая ассистентка? Почему у Одри всегда такое чувство, будто Кортни что-то против нее замышляет?