Какое-то время они вяло перебрасывались фразами, потом Белинда устала от напряжения и умолкла.
Спустя час-полтора Освальд притормозил у придорожного ресторанчика.
— Давай попьем чего-нибудь. Ехать еще довольно далеко.
Белинда, не говоря ни слова, подчинилась. Усадив ее за столик, он спросил:
— Есть хочешь? Мы доберемся до места не раньше чем через два часа. — Она покачала головой: аппетита не было ни малейшего. — Ты вообще сегодня что-нибудь ела?
— Нет, — призналась Белинда, — но я правда не голодная.
Они молча пили крепкий горячий кофе, запивая его ледяной минеральной водой. Белинда искоса посматривала на суровое лицо Фергюссона.
Наверное, он уже жалеет, что решил во что бы то ни стало наказать ее за своеволие. Если бы не это, мог бы проводить время с одной из многочисленных женщин, готовых выполнить любое его пожелание, думала она.
Например, с Самантой.
Эта мысль причинила ей неожиданно-острую боль.
К тому времени, когда они продолжили путь, началась буря. Освальд ехал, напряженно вглядываясь в дорогу перед собой, чтобы не съехать в кювет при практически нулевой видимости.
Спустя какое-то время, показавшееся Белинде вечностью, он сказал:
— Теперь уже недалеко осталось, несколько миль.
И правда, джип последние минут сорок планомерно карабкался вверх.
— Я рада, — искренне ответила Белинда. — Мне показалось, что ты ведешь машину вслепую.
— Так и есть. К счастью, я знаю дорогу как свои пять пальцев, иначе не вел бы себя так безрассудно. Черт, не думал, что буря доберется и сюда!
Прошло еще четверть часа, и Освальд остановил джип. Заметно потемнело, но они ориентировались на электрический свет, пробивающийся сквозь тучи пыли.
— Посиди пока. Я пойду сначала открою дверь, потом приду за тобой, — сказал Фергюссон и выскочил из машины. Он вернулся, накрытый клеенкой, помог ей выбраться и обхватил за талию. — Бежим скорее.
Оказавшись внутри домика, он отпустил Белинду, стряхнул на пороге пыль и песок, потом внимательно посмотрел на нее.
— Ну как, ты в порядке? Располагайся, а я сейчас загоню джип в гараж и принесу твой чемодан.
Она внезапно заметила, какое у него напряженное и утомленное лицо, и импульсивно спросила:
— А это обязательно?
— Нет, но лучше убрать, чтобы потом не выкапывать из-под песка. Песок мелкий, а это для мотора — смерть.
Когда дверь за ним закрылась, Белинда начала с интересом изучать обстановку. Комната была просторной, но без затей. Простая мебель, деревянные полы, в углу — высокие часы с кукушкой, как были у ее бабушки.
В воздухе пахло чем-то необыкновенно вкусным, и Белинда двинулась на запах. Открыла дверь и оказалась в кухне. Большая дровяная плита еще горела, на ней стояли горшки, от которых и шли эти пленительные ароматы.
Где же миссис Уоррен, о которой упоминал Освальд и которая, очевидно, приготовила обед?
Мысль появилась и исчезла, ибо в этот момент открылась входная дверь — Фергюссон уже загнал машину и вернулся, неся в руках ее чемодан. Он оставил его на полу в гостиной и тоже прошел в кухню. Ничто в нем не напоминало того улыбающегося мужчину, к которому она успела привыкнуть. Белинда внутренне содрогнулась и сказала, лишь бы нарушить пугающую тишину:
— Обед готов, плита горит, а миссис Уоррен нигде не видно.
— А ее тут и нет.
Господи, значит, они тут совсем одни? — испуганно подумала она и, заикаясь, спросила:
— Разве… разве она не живет в домике?
— Нет, она живет в деревне на берегу озера. Видя приближение бури, она, совершенно естественно, поспешила вернуться домой, как только закончила с делами.
— Но… но… как же она могла… Ведь ничего не видно…
— Миссис Уоррен живет здесь всю свою жизнь и в состоянии решить, когда опасно выходить из дому, а когда — просто немного неприятно.
— Неприятно? И этот ад на земле называется «неприятно»? — воскликнула Белинда.
— Это не ад, ада ты еще не видела. Впрочем, к утру буря утихнет, — сухо сообщил Освальд. — А теперь, поскольку мы оба целый день ничего не ели, не пора ли нам к столу?
— Д-да, конечно. — Белинда взглянула на уже накрытый стол и неловко предложила: — Давай я разложу еду по тарелкам…
— Нет уж, — иронически отозвался Освальд. — Ты все же моя гостья, хоть и не желала оказать мне эту честь.
Белинда покраснела, села к столу и молча смотрела, как Освальд надел цветастый фартук, взял большую разливательную ложку, снял с горшка крышку и начал накладывать в тарелки ароматное дымящееся мясо с овощами.
— Приступай, — сказал он. — Может, это и не традиционная рождественская еда, но баранье жаркое миссис Уоррен готовит просто изумительно. Гарантирую, что такого ты еще не пробовала.
Белинда неохотно взяла вилку. Есть совершенно не хотелось. Но, положив в рот сначала один почти микроскопический кусочек, потом второй — побольше, вдруг обнаружила, что просто умирает от голода, и начала есть с нескрываемым аппетитом и несказанным наслаждением. Да, миссис Уоррен действительно настоящая кудесница!
Собирая коричневую подливку куском домашнего хлеба, она вдруг ощутила какое-то беспокойство и подняла глаза — Освальд пристально наблюдал за ней.
Сурово нахмурившись, он строго спросил:
— Когда ты в последний раз ела?
— Не… не помню… — залившись краской, пробормотала Белинда.
— А точнее?
— Я завтракала.
— Сегодня?
— Вчера, — неохотно призналась она.
Он проворчал что-то явно нелестное по поводу молодых идиоток, которые позволяют себе не есть сутками, потом, взяв себя в руки, сказал:
— Ладно, поговорим после еды.
Поднявшись, Освальд прошел к плите и вернулся с тарелкой, полной пышного домашнего золотистого печенья. Потом достал из холодильника большую миску с мороженым, несколько мисок поменьше с разными ягодами и резаными фруктами, поставил все это на стол.
— Будешь?
— А мороженое какое? — робко спросила Белинда.
— Ванильное.
— Откуда ты знаешь, ты же не пробовал?
Он усмехнулся в ответ.
— Надо отдать миссис Уоррен должное. Она всегда готовит одно и то же, но ее мороженое, как и жаркое, — просто великолепно. Печенье, кстати, тоже.
— Тогда с удовольствием попробую.
Освальд положил на тарелки более чем щедрые порции мороженого. Белинда посмотрела на свою с выражением комического ужаса на лице и заявила:
— Только не говори, что тот, кто доедает последним, — моет посуду.
— Не волнуйся, с мытьем справится техника. Но кто закончит последним, будет разливать кофе.
Сочтя угрозу не страшной и опасаясь обещанного разговора, Белинда не спешила с мороженым, тем более что оно действительно заслуживало того, чтобы его смаковали не торопясь. Сложив грязную посуду в посудомоечную машину, она сварила кофе, перелила его в кофейник, поставила на поднос с кружками и молочником и понесла в гостиную.
Там было много прохладнее, чем в кухне, и Освальд, задернув занавески на окнах, разводил огонь в камине. Он посмотрел на нее через плечо, и блеск синих глаз встревожил Белинду. У него был вид человека, пришедшего к определенному решению и намеревающегося осуществить его любой ценой. Она занервничала.
С большим запозданием молодая женщина поняла, что совершила ошибку. Ей не следовало соглашаться приезжать сюда — Освальд конечно же блефовал. Он ни за что не остался бы проводить с ней Рождество в той жалкой дыре, где она пряталась.
Он с улыбкой наблюдал за ней, будто прекрасно знал, о чем именно она думает.
Присев к низкому столику и разлив кофе, Освальд спросил:
— Боишься, что я укушу тебя, если подойдешь ближе?
— Нет, конечно. — Но дрожащий голос выдал ее.
Он похлопал рукой по кушетке рядом с собой.
— Садись сюда.
Но она выбрала самое дальнее кресло и опустилась на самый краешек, готовая вскочить и убежать в любую секунду. Только вот бежать было некуда…
— Ага, не желаешь. Не хочешь рисковать, да?
Игнорируя вопрос, она взяла кружку с кофе, немного отпила и посмотрела в сторону. Потом, сознавая, что надо что-то немедленно предпринять, сделала вид, будто с трудом подавила зевок, и сказала:
— Я плохо спала сегодня. Мне бы хотелось поскорее лечь.
— Неплохая идея, — мягко одобрил Освальд. — Только сначала ответь, почему ты сбежала, ничего не сказав мне?
— Я… я не желаю говорить об этом.
— Ты жила в моем доме, спала в моей постели. Тебе не кажется, что я имею право знать?
Белинда закусила губу и, не произнося ни слова, посмотрела в сторону.
Немного помолчав, Освальд тихо спросил:
— Тебе не приходило в голову, что я могу с ума сходить от беспокойства?
Естественно, не приходило. Белинда считала, что он разозлится, придет в бешенство, все что угодно, но только не будет беспокоиться за нее.
— Так что, не приходило? — настаивал он.
— Нет. — И, защищаясь, она добавила: — Я взрослая женщина, а не беспомощный младенец.
— Ты, конечно, взрослая женщина, но ведешь себя много хуже, чем младенец, — резко бросил он. — Во всяком случае, ни один ребенок не будет сознательно морить себя голодом.
— Я не морила себя голодом, — вспылила Белинда. — Мне просто не хотелось есть, вот и все!
Освальд тяжело вздохнул.
— Скажи мне честно, Белинда, почему ты сбежала как трусливый заяц.
Она вздернула подбородок и гордо заявила:
— Я не собираюсь обсуждать это!
— Ясно… — Он усмехнулся. — Заяц в неприступной позе. Так все-таки что заставило тебя потупить подобным образом?
Белинда уже поняла, что он не отстанет, пока не добьется ответа, и сказала:
— Я поняла, что мне вообще не следовало приезжать.
— Гмм… А мне казалось, что Сидней тебе понравился.
— Да.
— Значит, это я тебе не понравился?
— Я не хотела вступать в такие отношения.
— Почему? — продолжал допытываться Освальд.
В полном отчаянии она воскликнула:
— Потому что мне претят легкие связи и уж тем более я не сплю с боссом.