Судя по всему, у Мануэля и Лилли много общего.
Мне всегда нравится слушать рассказы Майи про Мануэля, но разглядывать комнату Майкла гораздо интереснее. Конечно, я здесь уже бывала, но только вместе с ним. (Сейчас он в школе, несмотря на субботу, работает над программой для Зимнего бала; естественно, школьный модем быстрее домашнего. И как ни грустно мне об этом думать, в компьютерном клубе Майкл и Джудит могут спокойно заниматься программированием, не опасаясь, что им помешают родители.)
Пока Майя хлопочет, складывает рубашки и причитает что-то про сахар, которым в основном торгует ее страна, что почему-то угрожает политической платформе ее сына, я валяюсь на кровати Майкла, а его пес Павлов сидит рядом и горячо дышит мне в лицо. «Точно так же здесь лежит Майкл, – невольно думаю я. – Точно так же поднимает ночью голову и видит то же, что и я сейчас (он наклеил на потолок фосфоресцирующие звезды, воспроизводя очертания спиральной галактики Андромеды). А вот так пахнут его простыни (Майя пользуется порошком “Весенняя свежесть”). А таким он видит письменный стол, когда лежит на кровати».
Я бросила взгляд на письменный стол и вдруг заметила одну из своих открыток! Ту, с клубникой. Она не стоит на виду, ничего такого, просто лежит у него на столе. Ха, но это совсем не то же самое, что валяться помятой на дне рюкзака. Выходит, открытки что-то для него значат. Он не закопал их в куче барахла – инструкциях к DOS, антимикрософтовской литературе – и не выкинул в помойку.
Мысль об этом греет.
Ой, хлопнула входная дверь. Майкл??? Или профессора Московиц???? Надо бежать. Майкл не просто так обклеил свою дверь надписями типа «Хочешь войти? Рискни здоровьем».
Суббота, 13 декабря, 15:00, у бабушки
Каким образом, спросите вы, я за полчаса добралась от Московицев до бабушкиного номера в «Плазе»? Сейчас расскажу.
Беда пришла откуда не ждали в облике Себастьяно. Я с самого начала подозревала, что он только прикидывается милым, белым и пушистым. И сейчас единственная смерть, которая должна его беспокоить, это его собственная, потому что, если папа до него доберется, на земле станет одним модным дизайнером меньше.
Со своей стороны я могу твердо сказать: лучше бы Себастьяно сразу убил меня. Ну да, я была бы мертвой, и это очень печально, тем более что я так и не написала инструкцию по уходу за Толстяком Луи в мое отсутствие, но, по крайней мере, мне не пришлось бы идти в школу в понедельник.
А так я не только должна явиться в школу, но должна явиться, отчетливо понимая, что каждый мой одноклассник видел приложение к «Сандэй Таймс», а в нем – примерно двадцать фотографий, на которых я перед огромным трельяжем примеряю платья от Себастьяно. И заголовок на весь разворот: «У принцессы примерочный приступ».
Правда, я не шучу. У принцессы примерочный приступ.
Наверное, не стоит на него обижаться, на Себастьяно? Ну как не использовать такую возможность? Он ведь человек деловой, бизнесмен, а тут принцесса примеряет созданную им одежду – это же редкостная удача! Все газеты купят у него фоторепортаж. Как же, первый выход принцессы Дженовии в мир моды и все в таком роде. Получается, с помощью нескольких фоток Себастьяно покажет свою новую коллекцию всей планете. А я типа эту коллекцию представляю и поддерживаю.
Бабушка не втыкает, почему мы с папой так взбесились. Ну, почему папа взбесился, она, в общем, понимает. «Мою дочь использовали» и все такое. Но почему я такая убитая, до нее не доходит.
– Ты выглядишь прекрасно, – повторяет она.
Ну да, и что? Мне от этого не легче.
Бабушка считает, что я преувеличиваю размеры катастрофы. Ну здрасте, я когда-нибудь изъявляла желание пойти по стопам Жизели? Что-то не припомню. Мода – это точно не мое. Как насчет охраны окружающей среды? Прав животных? Меченосцев, в конце концов?
Никто не поверит, что я не позировала для этих фотографий. Все подумают, что я продалась, что я стала высокомерной расчетливой моделью.
Выскочив из комнаты Майкла после того, как хлопнула дверь, я и не подозревала, что меня ожидают кошмарные новости. Ну подумаешь, пришли родители Лилли из спортзала, где они занимались с личными тренерами. По дороге домой они заглянули в кафе, чтобы выпить латте и проглядеть «Сандэй Таймс», отдельные приложения которой по необъяснимой причине приходят в субботу, если вы подписаны на эту газету.
Вот они удивились-то, когда, развернув газету, увидели принцессу Дженовии, демонстрирующую новую весеннюю коллекцию модного дизайнера.
А я-то как удивилась, когда Московицы поздравили меня с началом карьеры модели. Еле пролепетала: «О чем вы?» Подошедшие Лилли и Борис с любопытством смотрели, как мама Московиц раскрывает передо мной газету. И нате вам, пожалуйста, – репортаж с фотографиями в четыре краски.
Не буду лукавить и говорить, что я неудачно вышла. Я вышла нормально. Но они отобрали те фото, на которых я соображаю, какое платье больше всего подойдет для выступления перед народом Дженовии, и красиво расположили их на фиолетовом фоне. Я на этих фото не улыбаюсь, не позирую, просто разглядываю себя в зеркале, явно думая что-то вроде: «Бе, ну ты и зубочистка ходячая».
Но тот, кто со мной не знаком, кто не знает, зачем я меряю столько платьев за раз, подумает, что я ненормальная, которую волнуют только наряды и то, как она в них выглядит. Ага, именно об этом я и мечтала всю свою жизнь.
НЕТ!!!
И еще мне немного обидно. Когда Себастьяно расспрашивал про Майкла, а я ему всё рассказывала, мне казалось, мы нашли общий язык и подружились. Что ж, видимо, я ошибалась, раз он смог так поступить со мной.
Папа уже позвонил в редакцию «Таймс» и потребовал, чтобы они удалили все нераскупленные приложения. Потом он позвонил консьержу «Плазы» и настоял на том, чтобы Себастьяно был включен в список персон нон грата, и это означает, что родственнику принца Дженовии вход на территорию «Плазы» отныне воспрещен.
Это, конечно, сурово, но далеко не так сурово, как папа хотел поступить вначале: вызвать полицию и обвинить Себастьяно в использовании фотографий несовершеннолетнего ребенка без разрешения родителей. Слава богу, бабушке удалось его отговорить. Она сказала: и без того будет много шума, не хватало еще унизительного ареста члена королевской семьи.
Папа до сих пор в таком бешенстве, что не может спокойно сидеть и носится взад-вперед по номеру. Роммель испуганно наблюдает за ним с бабушкиных колен, вертя головой туда-сюда, туда-сюда, как будто смотрит соревнования США по теннису.
Если бы Себастьяно был сейчас здесь, боюсь, одним разбитым телефоном он не отделался бы.
Суббота, 13 декабря, 17:00, дома
Ну вот. Кажется, бабушка окончательно перегнула палку. Серьезно. По-моему, папа отказался разговаривать с ней навсегда. Во всяком случае, я ей больше ни слова не скажу.
Да, она старая и не понимает, что поступила неправильно, и мне надо быть терпимее по отношению к ней.
Но как, как она могла так поступить? И ее при этом мои чувства не волновали! Нет, правда, я ее никогда не прощу.
Короче, как раз когда я собиралась уходить домой, снизу позвонил Себастьяно. Он был в полной растерянности и совершенно не понимал, за что папа на него так разозлился. Он сказал, что хотел подняться к нам, но его не пустила охрана.
Когда же папа ответил, что сам велел не пускать его, а затем объяснил почему, Себастьяно совсем расстроился. Он все время повторял:
– Но ты же разрешь, Филипп, ты же разрешь!
– Разрешил использовать изображение моей дочери для рекламы своих шмоток? – вспылил папа. – Ничего подобного!
Но Себастьяно продолжал твердить, что получил разрешение. И постепенно, понемногу мы разобрались. Он действительно получил разрешение, только не от меня и не от папы. Угадайте, кто дал ему это разрешение?
– Я сделала это, Филипп, – оскорбленно произнесла бабушка, – лишь потому, что Амелии не хватает уверенности в себе, ей необходимо поднять самооценку.
Но папа пришел в такую ярость, что не дал ей договорить.
– И чтобы повысить ее самооценку, ты у нее за спиной дала разрешение на использование ее фотографий для рекламы женской одежды? – взревел он.
Бабушке ответить было нечего. Она только тихо постанывала, как жертва из фильма ужасов, в которую с силой вонзили мачете, пришпилив ее к стене, но не добив окончательно (я на таких сценах всегда закрываю глаза, но не затыкаю уши, поэтому хорошо знаю, какие звуки они издают).
Я поняла, что, если бы даже у бабушки было разумное объяснение своего поступка, папа не стал бы ее слушать и мне не дал бы. Он схватил меня за руку и вывел из номера.
Я думала, сейчас у нас будет объединяющий момент, как у отцов и дочерей в разных телефильмах. Папа объяснит мне, что бабушка – очень больной человек и скоро он отправит ее отдыхать в какое-нибудь тихое местечко. Вместо этого папа сказал мне лишь:
– Двигай домой.
Он с грохотом захлопнул дверь бабушкиного номера, затем передал меня с рук на руки Ларсу и умчался к себе.
Бли-ин. Оказывается, в королевских семьях бывают такие же скандалы, как и в самых обычных. Легко могу представить нас в ток-шоу Тайры Бэнкс.
Тайра: Скажите, Кларисса, почему вы позволили Себастьяно поместить фотографии вашей внучки в рекламное приложение «Таймс»?
Бабушка: Я вам не Кларисса, а ваше королевское высочество, миссис Бэнкс. Я сделала это, чтобы поднять ее самооценку.
Представляю, как прихожу в понедельник в школу, и все такие: «Смотрите, Миа идет, эта притворщица, которая делала вид, что она вегетарианка и защищает права животных, и уверяла, что ей неважна внешность человека, потому что главное – это его внутренний мир. Но это не мешает ей позировать для фото в модных туалетах, да, Миа?»
Как будто мне мало того, что я исключена. Теперь меня будут презирать не только учителя, но и одноклассники.
Вот я и дома, пытаюсь притворяться, что ничего не произошло. Это непросто, я сразу вижу, что мама уже вытащила приложение из газеты и пририсовала рожки всем моим изображениям, после чего закинула его на холодильник.