Да. Лилли. Я не могла этому поверить.
– Миссис Спирс поставила тебе тройку по английскому? ТЕБЕ? Тройку?
Но Лилли была невозмутима.
– Мне пришлось пойти на принцип, Миа, – сказала она. – Но иногда, отстаивая свои принципы, приходится идти на жертвы.
– Это понятно, – согласилась я. – Но тройка? Родители тебя убьют.
– Не убьют, – покачала головой Лилли. – Всего лишь подвергнут психоанализу.
Да уж, это точно.
Ой, мама, вон Тина идет. Может, она забыла?
Нет. Помнит.
Мы направляемся к стенду компьютерного клуба. Не хочу идти. Я уже вижу, что там происходит. Майкл, Джудит и прочие компьютерщики сидят, тупо уставившись в цветные мониторы. Посетителей тоже сажают за монитор и предлагают сыграть в игру, разработанную клубом. Ты там идешь по школьным коридорам и встречаешь учителей в странных костюмах. Например, директора Гупту, затянутую в черную кожу и помахивающую плеткой, или мистера Джанини в длинной пижаме, который держит плюшевого мишку, ужасно похожего на него самого.
Понятное дело, когда подходили взрослые, компьютерщики меняли программу, поэтому преподаватели и администраторы не знали, что смотрят ученики, и не понимали, почему детки так заливисто хохочут.
Я не хочу на это смотреть и даже близко подходить не хочу, но Тина тащит меня за собой.
– Сейчас самое подходящее время, чтобы поговорить с Майклом, – твердит она. – Смотри, и Кенни нигде нет.
Вот так вот поделишься с подругой самым сокровенным.
Пятница, 19 декабря, все еще Рождественская ярмарка, но позже
И снова я прячусь в женском туалете. Подозреваю, что на этот раз я не выйду никогда. Буду сидеть тут, пока все не разойдутся по домам. Только после этого выйду. Какое счастье, что завтра я улетаю. Если повезет, к моему возвращению все уже забудется.
Хотя вряд ли. Не с моим везением.
Почему вся эта дрянь вечно случается именно со мной? Не, ну правда? Что я такого сделала, чем прогневала богов? Почему с Ланой Уайнбергер ничего подобного никогда не происходит? Почему со мной? Всегда именно со мной?
Короче. Я не собиралась ничего говорить Майклу. Пошла вместе с Тиной, поскольку выглядело бы странно, если бы я стала обходить компьютерный стенд за версту, тем более что Майкл много раз просил меня обязательно заглянуть к ним на стенд. Я просто не могла не пойти, но решила, что не скажу ни слова сами-знаете-о-чем. Ну а Тине пора учиться стойко переносить разочарования в этой жизни. Не бывает такого, чтобы любил человека полжизни, как я люблю Майкла, а потом такой подходишь к нему между делом на школьной ярмарке, типа: «Да, кстати, я вообще-то тебя люблю».
Ведь правда? Так не делается, и все.
Ну, мы с Тиной подошли к этому дурацкому стенду. Компьютерщики хихикали, поскольку их программа пользовалась такой бешеной популярностью, даже очередь выстроилась, чтобы поиграть. Но Майкл нас сразу заметил и крикнул:
– Идите сюда!
Типа это нормально мимо всей очереди вперед всех пройти. Мы, конечно, прошли, но народ заворчал нам вслед, да мы и сами так же ворчали бы на их месте.
Но, можно сказать, мы отделались легким испугом – думаю, благодаря пресс-конференции, на которой я всем объяснила, что согласилась принять участие в фотосессии, поскольку дизайнер собирался отдать все вырученные за платья средства «Гринпису». (На следующий день в школе я получила 243 положительных коммента и лишь один отрицательный – от Ланы, конечно.) Так что на нас поворчали немного и перестали.
И Майкл такой, сразу выдвигая кресло перед монитором:
– Миа, садись сюда.
Я уселась и стала ждать, когда включится компьютер. Все вокруг смеялись, глядя на мониторы, а в голове у меня почему-то крутилось: «Кто смел, тот и съел».
Глупость, конечно, я ведь не собиралась ничего говорить. Это во‑первых. А во‑вторых, я никого есть не собиралась, я вообще вегетерианка. Потом я услышала голос Джудит:
– Стой, ты что делаешь?
А Майкл:
– Все норм, у меня для нее отдельная программа.
Вспыхнул экран монитора. Я тяжело вздохнула и мысленно напомнила себе не забыть засмеяться, когда начнется эта чушь про учителей, чтобы компьютерщики думали, будто мне понравилось.
В общем, я сидела такая слегка расстроенная и ничего особо хорошего не ждала. Остальные были немного взволнованные, поскольку им еще предстояли танцы, но меня-то так и не пригласили на бал – никто, даже типа мой парень. Мне ждать было нечего. И на каникулы все разъезжались на разные там Багамы, а я куда? Тусоваться с представителями Ассоциации производителей оливок Дженовии? Не сомневаюсь в том, что все они милейшие люди, но мне-то что с того?
А до отъезда еще надо успеть поговорить с Кенни. Как же не хочется… Я ведь очень хорошо к нему отношусь и совсем не желаю его обидеть. Но придется. Впрочем, когда я вспоминаю о том, что он до сих пор даже не упомянул про бал, мне становится уже не так жалко его.
Завтра я улечу в Европу с папой и бабушкой, которые по-прежнему не разговаривают друг с другом (поскольку я с бабушкой тоже не разговариваю, полет будет что надо), а когда вернусь – при моем-то везении, – окажется, что Майкл и Джудит решили обручиться.
Вот о чем я размышляла, ожидая, когда вспыхнет монитор. А также о том, что мне совершенно неохота смотреть на учителей в дурацких костюмах. Но когда экран наконец осветился, я вдруг увидела замок. Прекрасный замок, в котором могли бы жить рыцари Круглого стола, или Красавица и Чудовище, или еще кто-то в том же роде.
Изображение изменилось, и мы пронеслись над крепостными стенами и опустились внутри замка, в чудесном саду, где цвели огромные пышные алые розы. С некоторых осыпались лепестки, они лежали повсюду на земле. Все это было очень красиво, и я подумала, что вообще-то ничего, круто, лучше, чем я думала.
Я как-то отключилась от того, что сижу перед компьютером на Рождественской ярмарке, а вокруг куча народу, и погрузилась в этот сад. И тут, заслоняя розы, взвилось знамя, на котором переливалась золотом надпись. Когда знамя разгладилось, я поняла, что на нем написано:
Лиловые фиалки,
Розы точно кровь.
Ну а ты-то знаешь
Про мою любовь?
Вскрикнув от неожиданности, я так резко вскочила с кресла, что оно опрокинулось. Все вокруг смеялись. Наверное, подумали, что я увидела директора Гупту в черной коже.
О том, что я увидела, знал лишь Майкл. Но он не смеялся.
А я не могла на него смотреть. И вообще ни на кого, только себе под ноги. Я не верила собственным глазам. Я не понимала, что происходит. Что это значило? Что Майкл знает, кто посылает ему открытки, и отвечает взаимностью?
Или он решил таким образом отшутиться?
Я не знала, не знала. Я только знала, что если не выберусь отсюда немедленно, то разрыдаюсь… перед всей школой.
Я схватила Тину за руку и дернула ее за собой изо всех сил. Кажется, я хотела рассказать ей о том, что увидела. Может, она поможет мне разобраться? Я сама не в состоянии.
Тина взвизгнула, я дернула ее слишком сильно. И Майкл крикнул:
– Миа!
Но я продолжала проталкиваться через толпу к двери, таща за собой Тину и думая только об одном: «В женский туалет, в женский туалет, скорее, пока не разревелась».
Внезапно кто-то схватил меня с такой же силой, с какой я держала Тину. Я решила, что это Майкл. Понимая, что разрыдаюсь как малявка от одного взгляда на него, я буркнула: «Пусти» – и попыталась выдернуть руку.
– Но, Миа, мне надо с тобой поговорить! – произнес голос Кенни.
– Не сейчас, Кенни, – попросила Тина.
Но Кенни был непоколебим.
– Сейчас.
Стало ясно, что он не уйдет без разговора. Тина закатила глаза и отошла в сторону. А я осталась стоять, мысленно умоляя Майкла, чтобы он не вздумал пойти за мной: «Пожалуйста, пожалуйста, Майкл, не ходи сюда. Пожалуйста, оставайся на месте. Только не приходи».
– Миа, – сказал Кенни. Вид у него был жутко смущенный. Я видела его смущенным много раз, он вообще стеснительный парень, но таким – впервые. – Я просто хотел… я хотел, чтобы ты знала. Ну… что я знаю.
Я уставилась на Кенни во все глаза. О чем он? Серьезно. Я и думать забыла о том, как обнимала Майкла из-за четверки по алгебре. Я твердила про себя: «Пожалуйста, пожалуйста, Майкл, не ходи сюда. Пожалуйста, оставайся на месте. Только не приходи…»
– Послушай, Кенни, – начала я, сама не зная как. Язык не желал шевелиться, и я чувствовала себя роботом, которого отключили. – Сейчас не самое подходящее время. Может быть, попозже…
– Миа, – проговорил Кенни, глядя на меня как-то странно, – я знаю. Я его видел.
И тут я вспомнила. Майкл, четверка с минусом…
– Господи, Кенни, – выдохнула я, – да ведь… да это… совершенно…
– Не бойся, – ответил он. Тут я поняла, почему его лицо кажется мне таким странным. Я никогда прежде не видела у него такого выражения. Только не у Кенни. Выражение покорности. – Я не скажу Лилли.
Лилли! Блин! Последний человек, которому я расскажу о своих чувствах к Майклу!
А вдруг еще не поздно. Я успею… но нет, сколько можно морочить человеку голову. Кажется, впервые в жизни я не знала, что соврать.
– Кенни, – сказала я, – мне очень, очень жаль.
Я поняла, что можно не спешить в женский туалет. По моему лицу уже текли слезы, и ладони, когда я провела ими по щекам, стали мокрыми. Голос отчаянно дрожал.
Ну супер. Я все-таки разревелась перед всей средней школой имени Альберта Эйнштейна.
– Кенни, – всхлипнула я, – я честно хотела тебе сказать. И ты правда мне очень нравишься. Только… я тебя не люблю.
Кенни сильно побледнел, но, в отличие от меня, плакать не стал. К счастью. Он даже попытался улыбнуться всё с тем же покорным видом и покачал головой.
– Надо же. Неужели! Когда я первый раз врубился, то не поверил себе. Не может быть, подумал я, только не Миа. Разве она может так поступить со своей лучшей подругой? Но… наверное, это многое объясняет, ну, про нас с тобой.