– Я вижу, ты близко сошлась с графиней Безобразовой. И всего за каких-то два дня.
– Ах, она так любезна, так любезна! – затараторила Софи. – И так великодушна! Вот ты… Ты даже не спросила, есть ли у меня деньги! – с обидой сказала сестра.
– Ты хочешь сказать, что одолжилась у Елены Алексеевны?!
– А что мне было делать? Она была так любезна, – потупилась Софи. Но ее взгляд, брошенный тайком, из-под опущенных ресниц на младшую сестру, был злым.
– Сколько ты у нее взяла?
– Ах, пустяки! Каких-нибудь пару тысяч.
– Пару тысяч?! А ты знаешь, что у Елены Алексеевны нет своих средств? Это деньги ее отца, следовательно, мои.
– Но… как же наследство?
– Какое наследство?
– Ведь все знают, что у тебя не может быть детей. Что ты бесплодна.
– Что-о?!
– Зачем ты так кричишь? Я не сказала ничего такого… Чего никто бы и так не знал.
– Да ты все время говоришь такое, что ставишь меня в неловкое положение! – разозлилась Александра. – Тебе вообще надо молчать! Ты что, не понимаешь, что над тобой все смеются? Елена Алексеевна для того и возит тебя по своим подругам!
– Ты не смеешь говорить так о добрейшей, великодушнейшей из женщин! – вскричала Софи.
– Это графиня Безобразова – великодушная? И как ты сказала? Добрейшая из женщин? – Александра не выдержала и рассмеялась. – Какая же ты дура! – в сердцах сказала она сестре.
– Я всегда знала, что ты меня не любишь! – вскочила Софи. – Ты мне завидуешь!
– Я? Завидую? Опомнись!
Александра тоже встала. Теперь они с сестрой стояли друг против друга.
– Ты не хочешь моих успехов в свете, – с обидой продолжала Софи.
– Да какие у тебя могут быть успехи?!
– Ты не хочешь устроить карьеру моего мужа! Ты злая, ты жадная. А вот Елена Алексеевна мне обещала…
– Устроить карьеру твоего мужа?
– Феде уже за тридцать, а он только штабс-капитан! Когда же он успеет стать генералом?
– Никогда.
– Ты решительно отказываешься мне помогать?
– Я не отказываю тебе в крове. Ты ешь и пьешь за мой счет. Да еще и одалживаешься у моей падчерицы. Впрочем, у тебя никогда не было совести.
– Это у тебя… – всхлипнула Софи. – Нет совести. Ты обманула меня… Мои ожидания.
– Можешь завтра же отсюда съехать. Я не стану возражать.
– Какая жестокость! Ох… – Софи схватилась за живот. – Мне дурно… воды…
– Маша! – крикнула Александра горничную. И схватив колокольчик, яростно в него зазвонила: – Кто-нибудь!
Вбежала Маша, потом два лакея, началась суета. Александра с досадой поняла, что разговор окончен. Но есть надежда, что Софи уедет. Раз она так обижена.
Но увы! Надежда эта была напрасной. Утром Софья Васильевна завтракала как ни в чем ни бывало, и вид у нее был вполне здоровый. Александра поняла, что сестра собирается вытянуть из нее денег, сколько возможно, и использует для этого все способы. И съезжать она никуда не собирается. Зачем, если здесь так хорошо? Странно, что Элен теперь не возражала против присутствия вульгарной госпожи Осинкиной в аристократическом доме отца.
– Ваша сестра весьма любезная женщина, – сказала она с улыбкой Александре. – Мы с ней уже успели стать подругами.
– Вы с Софи? – искренне удивилась графиня Ланина.
Подумать только! Элен не смогла сойтись с ней самой, такой же молодой, красивой женщиной, а главное, не имеющей в графине Безобразовой никакой корысти. И вдруг выбрала в подруги недалекую, вульгарную, некрасивую и приторно льстивую Софи. И называет ее любезной женщиной!
– Мы нынче собираемся к Карамзиным. Потом заедем на вечер к графине Долли. И к портнихе надо бы заехать, – непринужденно сказала Элен.
– Вам, должно быть, нужны деньги? – пересилив себя, спросила Александра.
– Я рада, что вы этим озаботились. Ваша сестра нуждается в новом гардеробе.
– Хорошо, я отдам распоряжение управляющему. Сколько вам надо?
– Какие-нибудь пустяки, тысяч пять.
Она с удивлением посмотрела на графиню Безобразову. Пять тысяч были вовсе не пустяки. Элен мило улыбнулась и пожала плечами, всем своим видом говоря: но это же для вашей сестры.
– Что ж… Вы их получите.
– Да, вот еще что…
– Я вас слушаю?
– Поскольку Софья Васильевна отныне будет здесь жить, я считаю, что и мне теперь можно остаться.
– Почему же вы так считаете?
– Вы ведь будете говорить об этом с отцом. О вашей сестре, – графиня Безобразова посмотрела ей прямо в глаза.
– Разумеется, буду.
– Я думаю, он обрадуется, что у нас теперь будет такая большая семья. А главное, дружная.
– Вы так полагаете?
– Я в этом уверена.
«Шах и мат, – подумала Александра. – Елена Алексеевна играет просто блестяще! И чем же мне ответить? Ладно бы я терпела все это из-за Жюли. В крайнем случае, из-за Мари, к которой тоже отношусь с симпатией, потому что она несчастна, она старая дева. Но Софи! Она же станет теперь за мной шпионить для обожаемой Элен! Вот в чем весь ужас-то!»
– Так вы со мной согласны? – с тонкой улыбкой спросила графиня Безобразова.
– Но хоть что-то я могу получить взамен? Обещание не принимать здесь господина Соболинского?
– В присутствии отца это и невозможно.
– Я буду считать, что получила от вас это обещание.
– Как вам будет угодно.
… Граф приехал накануне великого праздника. И первой его увидела, увы, не она. Александра опять была занята весь день при особе цесаревны, готовясь к большому выходу. Аннета все придумывала ей какие-то поручения, она даже заподозрила, что гофмейстерине дали высочайшее указание на сей счет. Противиться было бессмысленно, Аннета оказалась чрезвычайно изобретательна.
Мужа Александра увидела только вечером. И даже испугалась: таким он вдруг показался чужим. Две дамы, графиня Безобразова и штабс-капитанша Осинкина, уже успели доложить Алексею Николаевичу обо всем, что произошло в его отсутствие.
– Если бы ты знала, как я соскучился, дорогая, – сказал муж, целуя ей руку.
Ей показалось, что поцелуй холоден и слишком уж почтителен. Неужели же Алексей Николаевич на что-то сердит?
– Я тоже… скучала.
Александра томительно посмотрела ему в глаза. Ужин показался ей бесконечным. Слава богу, Софи уже, кажется, насытилась и вспомнила, как отламывать от ломтя хлеба маленькие кусочки вместо того, чтобы кусать его, как она это делала вначале. Сестра теперь во всем копировала обожаемую Элен. Так же улыбалась, так же держала вилку и нож, точно таким же жестом подносила к губам фарфоровую чашку. Александра всерьез опасалась, что в голове у сестры те же мысли, что и у ее злейшего врага. Елена Алексеевна словно раздвоилась, и теперь две графини Безобразовых сторожили каждое ее движение, ожидая, когда она сделает ошибку.
– Ты чем-то озабочена, мой друг? – ласково спросил граф. – Ты выглядишь бледной.
– Кто в Петербурге не выглядит бледным? Я просто устала. Хотела бы лечь пораньше.
– Что ж… – Алексей Николаевич улыбнулся, а лицо Элен, напротив, стало злым. – Я тоже устал. Дорога была утомительной.
Александре так много надо было ему сказать. Меж тем, завтра придется встать рано, они оба должны присутствовать на большом выходе, приглашение уже получено. Вряд ли при дворе им удастся сказать друг другу хотя бы словечко наедине. Мужа наверняка ждут с докладом. Завтра большой праздник, государь не станет разбирать дела, но Алексей Николаевич все равно будет нарасхват. Всем не терпится узнать результаты его поездки, от этого зависит движение всего проекта. А к нему многие уже причастны.
– Ты рада приезду сестры? – первым делом спросил граф, когда они, наконец, остались одни.
– Да. Рада, – с досадой сказала она.
– И я рад, что теперь мы будем жить почти что по-московски, патриархально, большой семьей. Не хватает только юного воспитанника или воспитанницы, – пошутил Алексей Николаевич. – И какой-нибудь престарелой родственницы, компаньонки.
– Мне хватает Элен, – она крепко прижалась к мужу.
– Вы с ней не ладите? – отстранившись, спросил он.
– Да с чего? Ладим вполне.
– Теперь у нас в доме три хозяйки и три маленьких мальчика, – улыбнулся граф. – Как это хорошо, когда в доме есть дети… Что с тобой?
– Нет, ничего.
Она чуть не плакала. Дети. Да если бы это были их дети!
– Сашенька, любимая моя… – он торопливо, как маленькую, гладил ее по плечам, по голове… – Не надо плакать…
– Кто сказал, что я плачу? – она спрятала лицо на груди у мужа, чтобы он и в самом деле не увидел ее слез.
– Ты еще так молода…
– Мне двадцать лет. У меня есть все… Все, кроме…
Она все-таки разревелась, как какая-нибудь деревенская баба. Взахлеб, размазывая по щекам слезы. Муж еще долго не мог ее успокоить. Вечер, на который Александра так надеялась, был испорчен.
А утро встретило ее улыбкой: вовсю светило солнце. В Зимний они с мужем ехали вместе. Оба молчали, помня вчерашний разговор. Граф боялся опять сказать неосторожное слово, а она боялась опять расплакаться.
«Вот она едет в Зимний дворец, к большому выходу, эта графиня Ланина, – думала Александра, словно о человеке постороннем. – Такая молодая, такая красивая, богатая, и… такая несчастная!» Она с грустью смотрела в окно на проезжающие экипажи, на нарядно одетых людей, идущих в церковь, к службе. Все они были счастливы, несмотря на бледный вид и утомление, связанное с долгой зимой. Все жили надеждой, жили весной, которая вот-вот придет. Все, кроме нее.
«Да что ж это я? – спохватилась она. – Сегодня замечательный день, и муж вернулся из долгой поездки. Я просто обязана быть счастлива!»
На большом выходе членов императорской фамилии графиня Ланина присутствовала впервые. Она поразилась количеству гостей, собравшихся в залах Зимнего дворца, все они были полны кавалерами в парадных мундирах и принарядившимися по случаю большого праздника дамами: Пикетный, Гербовый, Петровский, Фельдмаршальский, Аванзал, Николаевский… Собирались по особым повесткам, в строгом соответствии с рангами. Кроме генералитета и офицеров свиты, гвардии, ар