– Я полагаю, в Иванцовку, – певуче сказала Софи, переглянувшись с Элен.
– Почему же она вдруг решилась ехать в Иванцовку? – все еще недоумевал он. – Разве я не распорядился дать все, что она пожелает? Разве я не оставил своей жене достаточно денег, чтобы она безбедно могла жить здесь, в Петербурге?
– Papá, вы быть может, не знаете… – Элен слегка замялась и посмотрела на Софи. Та еле заметно кивнула. – При ней был алмаз.
– Алмаз? Какой алмаз? – заволновался он.
– Софья Васильевна знает, о чем идет речь. Извините меня, papá, но я ей все рассказала. Госпожа Осинкина имеет право знать, что случилось с ее сестрой. Видимо, Александрин выследили. За камнем все эти годы не прекращалась охота, он слишком уж огромен и ценен. Она уехала, потому что… потому что… О Господи! Разве можно объяснить все капризы беременной женщины? – всплеснула руками Элен.
Госпожа Осинкина кивнула, вздохнула и выразительно посмотрела на свой выпирающий живот.
– Но кто привез вам известие о ее смерти? – допытывался он. – Откуда стало известно о нападении разбойников?
Женщины опять переглянулись.
– Ее карету нашли на дороге, – нехотя сказала Элен. – Слуги были убиты. И… ее тело… Вы ведь знаете кучера Федота, papá. Того, который возил вас в саратовское имение.
– И что он?
– Гроб с его телом привезли сюда, Федот был застрелен разбойниками во время нападения. Это и убедило нас в том, что случилось несчастье.
– Но почему же не привезли ее? – с недоумением спросил он.
– Но ведь дорога дальняя, – сказала, словно пожаловалась, Элен. – За три дня пути с телом могло случиться что-то нехорошее. – Она невольно сморщила носик и поднесла к нему кружевной платочек. – Было решено отвезти тело графини в усадьбу и похоронить в фамильном склепе. Разве это неправильно?
– Да, так и следовало поступить, – кивнул он. – Именно в фамильном склепе. В моем саратовском имении. Рядом с… На ее родине.
– Вот видишь, мы все сделали верно, – мягко сказала Элен. – Ее тело, и впрямь, могло быть не в том состоянии… – она деликатно запнулась.
– Видели бы вы Федота! – с неожиданно грубостью сказала госпожа Осинкина. – От этакой жары он протух! Его четверо суток сюда везли! Я даже смотреть не смогла! Фу!
Он посмотрел на Софью Васильевну с неприязнью. Что за грубая, вульгарная женщина! Жадная, бесцеремонна, и, кажется, недалекого ума.
– Я уверена, что графиню похоронили согласно обычаю и ее высокому положению, – поспешила Элен сгладить ситуацию. – Если хотите, я туда напишу.
– Не надо, – поморщился он. – Я сам. Да… – он вдруг что-то вспомнил, что-то очень важное. – Вы сказали, что карету ограбили. Что ж, пропали все ее драгоценности и пропал алмаз?
– Именно так, – кивнула Элен. – Все пропало, papá.
– Проклятый камень! – он резко поднялся. – Извините меня, дамы, но я хотел бы побыть один.
На следующий день начались визиты. Узнав, что он в Петербурге, все, кто состоял с ним или с покойной графиней Александрой Васильевной хоть в каком-нибудь родстве, поспешили принести свои соболезнования. У дома на Фонтанке теперь все время стояли экипажи. В городе только и говорили, что о внезапной смерти c’est un roturier. В великосветских салонах строили догадки: как это могло случиться? Слухи ходили самые разные, но всей правды не знал никто.
Он с огромным трудом заставлял себя соблюдать приличия. Принимать всех этим дам и господ, слушать их фальшивые слова, отвечать на вопросы, в которых сквозило плохо скрываемое любопытство. Все, что происходило, лишь подтверждало случившуюся трагедию: его жена мертва. Так же, как и обожаемая им Лиза, она погибла от рук разбойников, будучи беременною. Это и угнетало его более всего.
«Зачем я уехал? Зачем оставил ее? Танцевала на балу с Соболинским! Следовало опять вызвать на дуэль господина Соболинского и на этот раз все же убить его, чем отказываться от своей жены! Она виновна лишь тем, что принимала его ухаживания, но разве она не женщина? Разве она не слаба? И разве позволила бы она себе гораздо больше, чем танцевать с ним на балу? Да и в том не было ничего, что противоречило бы правилам хорошего тона, принятым в обществе. Она ведь не танцевала только с ним, отказывая всем прочим, да и он не обделял своим вниманием других дам. Нет, она бы не позволила себе нарушить эти правила. И наконец, алмаз… Надо было, узнав о камне, тотчас идти к ней и заставить отдать его. Избавить ее от этого опасного предмета. Так нет! Я дважды поступил неверно! Оставил ей алмаз и оставил ее саму. Оставил в опасном положении, с опасным предметом. Кто я после этого? Подлец! И разве перестал я любить ее после того, как поспешно бежал из Петербурга? Не только поспешно, но и позорно. Нет, не перестал. Теперь у меня ее и в самом деле нет. И ни дело, которым я занимаюсь, ни богатство, которым владею, не имеют для меня более никакой ценности и никакого смысла».
Он хотел, было, написать письмо управляющему саратовским имением, узнать насчет похорон графини. Верно ли обо всем распорядились? Достойно ли прошла сама церемония похорон? Надо бы заказать ей памятник. Ангела и надгробную плиту со словами искреннего и глубокого раскаяния. Надо придумать их, эти слова.
Он ходил взад-вперед по кабинету, сочиняя эпитафию, когда доложили об очередном визитере.
– Скажи графине Елене Алексеевне, чтобы приняла, – велел он лакею. – Я не могу, занят.
– Этот господин лично до вас, ваше сиятельство, – почтительно склонился тот.
– Должно быть, родственник? Скажи графине.
– Никак нет-с. Не родственник. Они говорят – ювелир-с.
– Ювелир? Какой ювелир? Мне сейчас не нужен никакой ювелир.
– Они очень настаивают-с. Говорят, у них до вас предложение.
– Хорошо, зови, – поморщился он.
Вошел знакомый ювелир, старичок в потрепанном сюртучке, он неоднократно заказывал у этого старичка драгоценности для обеих своих жен. Ювелир с порога начал кланяться, словно заводной китайский болванчик.
– Оставь, – велел он. – Говори: что у тебя?
– Я полагаю, вас это заинтересует, ваше сиятельство. Позвольте, я присяду?
Они сели. Лицо у ювелира было взволнованным, когда он заговорил:
– На днях, ваше сиятельство, ко мне пришел человек и предложил купить одну вещицу. Разговор все шел вокруг да около, гость мой долго не решался ее показать. Говорил только, что второй такой в мире нет.
– Говори короче.
– В конце концов, господин решился и показал мне ту вещицу, – ювелир посмотрел на него сквозь полуопущенные веки и, понизив голос почти до шепота, с придыханием сказал: – Огромной величины алмаз. Второго такого, и впрямь, во всем мире нет. Я понял это, как только его увидел. Не сейчас, ваше сиятельство, а на вашей покойной жене.
– У меня обе жены теперь покойные, – горько усмехнулся он.
– Я не об Александре Васильевне говорю. О той графине, – тихо сказал ювелир. – Я как-то имел удовольствие быть на маскараде. Более из любопытства, так сказать. Со стороны графини было крайне неосмотрительно надевать в маскарад такие драгоценности, хотя, кроме меня, вряд ли кто мог бы с верностью сказать цену камня и определить его уникальность. Но алмаз заметили, о нем пошли толки.
– Ты говоришь о Лизе?!
– Именно о ней.
– Так этот алмаз… – у него в горле пересохло от неожиданности. – Его на днях принесли тебе?!
– Именно так, ваше сиятельство. И я подумал, что вам надобно об этом знать. Камень-то, видать, краденый. И я, ваше сиятельство, из уважения к вам не посмел… – ювелир низко нагнул голову.
Он встал, гость тоже проворно вскочил.
– Ты прав, алмаз был недавно украден у графини Александры Васильевны. На ее карету напали разбойники. Ее убили, а бывшие при ней драгоценности похитили. В их числе был и алмаз «Сто солнц в капле света».
– Именно так, ваше сиятельство, – с придыханием сказал ювелир. – Так его называют. Верите, нет? Вчера еще держал в руках, через лупу смотрел. Это чудо какое-то! Просто чудо! С трудом удержался от искушения, но – вернул. Сказал ему, что подумаю. А сам тотчас к вам.
– Ну не тотчас. Похоже, денег за алмаз много запросили?
– Отдать все за один-единственный камушек не готов, – с сожалением сказал ювелир. – Только как посредник, за процент, так сказать-с. Хотя, признаюсь, искушение было.
– Что это за человек? – жадно спросил он.
– По виду из дворян. Из офицеров. Но, видать, нигде не принят. Я полагаю, картежник. У него мел на рукаве, – пояснил ювелир. – Думаю, за ним кто-то стоит. Из благородных господ.
– Надо это выяснить наверняка.
– Да как выяснить-то? Разве в полицию обратиться, ваше сиятельство?
– Нет, этого нельзя, – он покачал головой. – Он, скорее всего, будет молчать, всю вину возьмет на себя, и правды мы никогда не узнаем. А я хочу знать, кто убил мою жену?
– Так что прикажите делать, ваше сиятельство? – угодливо склонился перед ним ювелир.
– Ему ты что сказал?
– Сказал: денег надо собрать. Сумма немалая.
– Когда должна состояться сделка?
– Третьего дня, ваше сиятельство.
– Сколько он хочет?
Ювелир назвал сумму.
– Не многовато ли?
– Поторговаться можно, – тонким голосом сказал ювелир. – Тем паче, он наличными спросил, ваше сиятельство. Золотом и ассигнациями. Вексель-то он не возьмет.
– Какой уж тут вексель! Да, это так сразу не соберешь. Но нам нужна приманка. Надо выкупить у него этот алмаз. Я переговорю со своим управляющим… Что еще? – спросил он, видя, что ювелир не уходит. – Ах, да. Твой интерес. Сколько ты хочешь?
– Я, ваше сиятельство, знаю, вы не обидите-с.
– Хорошо, после сочтемся. Даю тебе слово, что заплачу, сколько он сказал. Если сбросишь цену, все, что сверх названной суммы – твое.
– Более мне ничего не надо, ваше сиятельство, – улыбнулся ювелир.
– Третьего дня деньги будут. Устроишь мне встречу с этим человеком. Но он не должен знать, кто я. Сможешь?
– Все сделаю, как вы скажите.
– Если за ним кто-то стоит, как ты говоришь, из благородных, этому человеку причитается, по меньшей мере, половина. Вот он и есть истинный убийца моей жены. Я хочу знать его имя.