Заморачиваться с готовкой нет желания, и я уже жалею, что не позволила Рикардо приготовить ужин. Ограничиваюсь омлетом с зеленью, овощами и ветчиной. За это время на связь выходит Ярослав. Мы болтаем недолго, но этого хватает, чтобы у меня пропал аппетит. Я вдруг остро осознаю собственное одиночество. От него не хочется лезть на стену – тянет только свернуться клубочком под пледом и тихонько порыдать.
Этим я и собираюсь заняться. Достаю ноутбук и включаю «Дорогого Джона». Не знаю, почему меня каждый раз до мурашек пробирает этот фильм, но смотрю, когда есть настроение погрустить. До кровати в первую ночь не добираюсь – засыпаю в слезах в гостиной и просыпаюсь по будильнику, потому что работу никто не отменял.
Следующие несколько дней я живу в режиме робота: завтрак, работа, обед, снова работа, вечером йога, созвон с Ярославом, ужин и беспокойный сон, который начинается с очередной мелодрамы, которую я не успеваю досмотреть до счастливого конца, потому что валюсь с ног.
Я не замечаю красоты Тенерифе, не выбираюсь из дома и никому, кроме Ярослава, не звоню, предпочитая взаимодействовать в режиме переписок. У нас серьезные проблемы. Комментарии опять пришлось закрыть, а канал перевести в мини-новости. Несколько раз в день мы публикуем разные заявления. Местные газеты и телеграм-каналы с ума сходят, выдвигая разные версии о ситуации на стройке и конфликте между главными строительными конкурентами: «Монолитом» и «Сезам Строем». Кто-то считает, что это острая фаза холодной войны, начавшейся еще со времен прошлого гендира – Евсеева Якова Игнатьевича, деда Ярика и Мирослава. Он тогда быстро поднял свою фирму и обошел надежного, но маленького застройщика «Сезам». Другие думают, что компании не поделили участок и подставляют друг друга. Третьи становятся на сторону Варданова, считая, что против него шьют липовое дело. Четвертые активно призывают власти разобраться, пока в конфликт не оказался втянут кто-то еще, а пятые поддерживают нас, жаль только, что их не так много.
Артур, кстати, дал показания, в которых четко указал на дядю как на зачинщика всего конфликта. Я стараюсь не углубляться в детали, но интервью Артура, которого до слушания отпустили под залог, засмотрела до дыр. Он стал выглядеть хуже – лицо осунулось и припухло, кое-где в густых темных волосах стала проглядывать седина. Если бы не знала, что он не пьет, решила бы, что он только вышел из запоя.
Версия с холодной войной оказывается самой правдивой. Варданов-старший задумал переделить власть в строительной отрасли, за что теперь поплатится сполна.
Ярик радуется, что меня нет на месте, потому что в офисе начинается череда проверок, из-за которой они каждый день задерживаются минимум до девяти. Это всех нервирует. Меня тоже, потому что я не могу ничем помочь и отсиживаюсь в сторонке. Я даже нормально функционировать не могу и в обед забываю поесть.
К вечеру, правда, желудок напоминает о себе. Ярослав убеждает меня отдохнуть, мы договариваемся на онлайн-свидание, он будет дома, я – на заднем дворе у бассейна. Поболтаем, выпьем вина, расскажем друг другу, как сильно соскучились.
Делаю укладку, легкий макияж. Готовлю на ужин пасту с морепродуктами и салат. По рекомендации Ярика беру из винного шкафа бутылку белого. Надеваю шелковое платье-комбинацию на тонких бретелях.
Устроившись на шезлонге, ставлю телефон на подставку и звоню Ярославу. Я опоздала на семь минут, надеюсь, он простит. Руки дрожат от волнения. Мы переговаривались в телефонном режиме, потому что мой мужчина все время был на бегу. А теперь целый вечер на двоих. Несколько раз сжимаю и разжимаю кулаки.
Монотонные гудки все продолжаются. После шестого просыпается нервозность. На девятом Ярик и вовсе сбрасывает. Часто-часто хлопаю ресницами. В глазах уже щиплет от подступающих слез. Боже, да что со мной происходит?
Пока снимаю телефон с подставки, приходит сообщение: «Прости, малыш, сегодня не получится, я еще в офисе, у нас опять проверки».
Кое-как убеждаю себя не плакать. Я ведь знала, что Ярослав занятой человек, и меня это полностью устраивало. Просто сейчас наши графики перестали совпадать, по вечерам я схожу с ума от одиночества, пока он, уставший, еле добирается до квартиры, чтобы рухнуть в объятия кровати.
Большими глотками опустошаю бокал, не успевая почувствовать вкус вина. В голову бьет почти сразу. Я либо сойду с ума, либо сопьюсь здесь в одиночестве. На ощупь тянусь к бутылке, которая стоит на полу, но не успеваю, ее кто-то перехватывает. Сердце заходится в бешеном ритме. Мозг, который я несколько дней напитывала ромкомами, генерирует идею, что тут Ярик, и тело эту идею встречает радостной тахикардией. Открываю глаза, и трепет моментально улетучивается.
Передо мной стоит Рикардо. Взяв бокал, наполняет его вином. Подставляет бокал под свет фонаря, что-то там высматривает, крутит его, устраивая винный водоворот.
– По какому поводу напиваешься?
– Мне грустно. – Отворачиваюсь от него как обиженный ребенок. – Ты зачем приехал?
– Ты не выходила на связь пять дней. Решил проверить, жива ли вообще, – беззлобно усмехается.
– Мог бы позвонить.
– Ты тоже, – стреляет в ответ. Он не торопится уходить, наоборот, подходит ближе.
Я все-таки поднимаю на него взгляд. Таких парней, как он, обычно снимают для обложек журналов. Кудрявые волосы собраны в густой хвост, рубашка расстегнута до живота, на шее толстая цепочка. Он выглядит мужественно, но взгляд мальчишески-озорной. Интересно, сколько девичьих сердец он разбил? Счет идет на десятки или уже на сотни?
– Иногда нуж-жно всего лишь выпить вина, – продолжает говорить и ставит на маленький столик бокал, но я не притрагиваюсь. Голову и так кружит. – Включить музыку и потанцевать на берегу моря. – Рикардо протягивает мне руку. Он обычно улыбается широко, обнажая зубы, но сейчас одними губами. Засматриваюсь. По-мужски красиво. – Море я тебе не обесчаю, Ана, но бассейн тоже сойдет для фона.
Это просто танец. А я просто устала быть одна. Вкладываю свою ладонь в его. Поднимаюсь с лежака и тут же оказываюсь прижата к мощному мужскому телу. Рикардо горячий, он как солнце – такой же теплый и всегда сияющий. Я остро ощущаю лед своих пальцев на контрасте. Мы танцуем под Despasito. Медленно, как и поют в песне. Сотню лет ее не слышала.
Рикардо ведет уверенно, я просто переставляю ноги, но все равно увлекаюсь процессом. Крутит, отпуская, потом снова прижимает к себе и продолжает шагать в ритме танца. Я включаюсь в середине песни. Покачиваю бедрами, перемещаюсь плавнее: пятка-носок. Руки выписывают волны в воздухе. Это далеко от латиноамериканских танцев, мне недостает природной страсти, но мне хватает взаимодействия и тесного контакта, чтобы почувствовать себя живой.
Мы молчим, просто иногда встречаемся взглядами, в которых слишком много разных эмоций. Я отогреваюсь. Наконец улыбаюсь спустя пять изнурительных дней. Рикардо смотрит на меня с нескрываемым восхищением. Блики уличных фонарей отражаются в темно-карих глазах, их легко перепутать с искрами. Мы кружимся в последний раз, а после замираем напротив друг друга. Следующая песня доносится отголосками. Я слышу только бешено колотящееся в груди сердце и рваное дыхание Рикардо.
Он наклоняется резко, но я успеваю отстраниться. Только испанец, кажется, не собирался меня целовать. Он утыкается носом в мою шею и так стоит, обнимая меня за талию.
– Я не дурак, Ана, – иначит мое имя на свой манер. – Знаю, ты уже занята, – горячее дыхание жжет кожу. Мурашки разбегаются толпами. Мне неловко, я обычно не стою в столь компрометирующих позах с малознакомыми мужчинами. Рикардо поглаживает мою спину через ткань платья, словно давая себе единственную вольность. – Я… м-м-м… Soy encantado [3]. Ты красивая женщина. И muy passionate. Очень страстная, – тут же переводит. Рикардо прижимается губами к пульсирующей венке на моей шее. Короткое касание, длящееся не дольше мгновения. Я сгораю со стыда в эту же секунду, не понимая, что все это значит. – Только грустная, – вздыхает Рикардо и наконец выпрямляется. Улыбается мне немного печально. Я дрожу то ли от ставшего холодным воздуха, то ли от близости испанца, которая сейчас совершенно неуместна. Хочу отстраниться, но Рикардо обхватывает мои ладони. – Ты приехала на остров вечной весны. Весна – это время расцветать. Цвети, Ана. Ты прекрасна, не прячь себя в четырех стенах.
Легко сказать. Меня на части разрывает от одиночества и невозможности быть дома, быть рядом с Яриком, быть там, где мне хорошо. Ни океан, ни самые лучшие виды меня не манят так, как родные объятия.
Рикардо понимает мое молчание по-своему. Он растирает мои пальцы, пытаясь отогреть, но ничего не получается. Этот трюк может провернуть только один человек.
– Я заеду за тобой завтра утром. Покатаемся по острову. Ты должна его посмотреть. И на рынке купим продукты. У тебя холодильник почти пустой.
– Больше не целуй меня, пожалуйста, – единственное, что способна произнести. Мысль зудит на подкорке.
– Прости. Не буду. – Он опускает голову в шутливом поклоне и широко улыбается, как делал это с первой минуты нашей встречи. Теперь он снова тот милый Рикардо, с которым я познакомилась, хоть между нами что-то неуловимо и поменялось. – Если передумаешь, я к твоим услугам.
Не передумаю.
Смотрю вдаль. Там океан, лунная дорожка идет рябью по волнам. Там простор и свобода – то, о чем многие только мечтают и что доступно мне, стоит протянуть руку. Усмехаюсь, качая головой. В одном все-таки Рикардо был прав. Нельзя запирать себя в четырех стенах, когда вокруг столько жизни.
Глава 31Погром
Три недели без Яны – отстой. Они сливаются в сплошной поток, в котором я лавирую, стараясь не захлебнуться.
Мне не хватает ее. Не проходит и часа, чтобы я не думал о ней, не вспоминал ее запах и вкус, не грезил о встрече. Наверное, поэтому легко соглашаюсь заехать в ее квартиру и забрать игрушки и Смита. Я как маньяк какой-то. Переехал работать в коворкинг марке