о вдруг резко отпрянула. Вид у нее был взволнованный, возможно, даже несколько раздосадованный, скорее ошеломленный. Ее глаза стали вдруг еще большими, чем всегда. Она быстро замигала, затем вырвалась из его объятий, причем так резко, что приступ сильнейшей боли в руке, плече и спине заставил Финна вскрикнуть.
Задыхаясь от боли, он подхватил телефонную трубку.
— Мне очень жаль, — прошептала Люси.
— А мне нет, — сказал Финн и усмехнулся, несмотря на боль. Затем произнес в трубку:
— Да, мама, — он был почти уверен, что это, скорее всего, тот момент в разговоре, когда от него требовалось сказать последнее слово.
— Ну вот и умница, — сказала ему в ответ Кэтлин с явным удовлетворением. — А я, признаться, думала, что ты станешь спорить со Мной. Но мне следовало подумать о том, какой ты у меня умница.
— Спорить о чем, мама? — как только он услышал, с каким облегчением его мать произнесла последние слова, у Финна появилось смутное чувство, что Люси Риадон только что стала причиной еще одного бедствия в его жизни.
— О том, чтобы ребята пожили с тобой недолго.
Финна как током ударило. Открыв глаза и взглянув на Люси, он все еще надеялся, что просто что-то неправильно понял.
— Чтобы что они сделали!?. — переспросил он.
— Финнеган, что-нибудь не так?
— Мама, я не соглашался принять их здесь, у себя, — Финн уже едва чувствовал, как Люси суетится над ним, стараясь снять его рубашку.
— Но ты ведь только что это сделал. Послушай, Финнеган, не разбивай совсем мою надежду.
— Мама, я не могу позволить себе, чтобы Вилл и Майк жили со мной в одной квартире!
— Но я только что все это обговорила с тобой, и ты согласился! Ты был согласен, Финнеган. Нельзя же так быстро менять свои решения. И потом, дорогой, они проживут у тебя совсем недолго, всего несколько месяцев. Ведь надо же им попытаться крепко стать на ноги, заработать немного денег…
— Я не могу позволить им двоим разместиться в моем доме. Они же едят больше, чем папины дойные коровы.
Кэтлин засмеялась.
— Дорогой, у тебя такое чувство юмора…
— Мама, я не собираюсь устраивать их у себя.
— Финнеган, ты дал согласие! Ну, послушай меня. Я уже говорила тебе, что мы и не думали просить тебя «кормить» их. Просто позволь им жить под твоей крышей. Ты же знаешь, мальчики — студенты, и им надо сейчас покрыть долги, связанные с учебой. У них совсем нет денег. Дорогой, они — простые сельские ребята. Как они будут одни в большом городе?!
— Мои братья знакомы с городской жизнью так же хорошо, как и я. Мама, как ты не можешь понять, что по вечерам я хожу на занятия в Университет, готовлюсь стать юристом. А днем, сама знаешь, просто сбиваюсь с ног, работая в своем магазине. Я не могу принять их, и, к тому же, они уже совсем взрослые мужчины! Черт возьми!..
— Финнеган, прошу тебя.
— Извини. Пусть они сами попробуют подыскать себе квартиру.
— Да ведь ты уже согласился! С каких это пор ты превратился в человека, не отвечающего за свои слова?!
— Я на минутку отвлекся, когда ты говорила об этом, мама, — сухо сказал Финн и внимательно посмотрел на объект своего отвлечения.
Люси к этому времени прекратила возиться с рубашкой. Ее руки неподвижно застыли на его груди, когда она вопрошающе посмотрела на Финна, слегка приподняв свои золотисто-каштановые брови. Он также взглянул на нее в надежде, что его чувства к ней ослабевают. Но понял, что какая-то неведомая сила неудержимо влечет к ней. Что же такого особенного было в Люси Риадон? Она совершенно не пользовалась косметикой, была тихая, как мышка, за исключением тех моментов, когда так несносно кричала и звала на помощь. К тому же Люси явилась настоящим воплощением всех несчастий и бедствий для Финна, но когда он посмотрел ей в глаза… эти глаза — он почувствовал, что его неудержимо влечет к ней. Финн старался не смотреть на ее губы. Конечно, он больше не должен смотреть на них. Губы, от которых у него по коже пробегали мурашки и воспламеняли все его существо. Нет, лучше не смотреть.
— Всего на три месяца, Финнеган, — продолжала уговаривать мать. — Они совсем не будут тебя беспокоить. Более того, они будут покупать продукты и платить тебе за проживание по сто долларов в месяц. Видишь, от них тебе будет только польза. Ведь это двести долларов, Финнеган, да и плата за питание.
Стараясь не смотреть в глаза Люси и вынужденный прервать молчание, Финн почесал голову, нервно взлохматив пальцами свои густые волосы и сказал:
— Хорошо, мама.
— Ну вот, так-то лучше, Финнеган! И не пугай меня больше такой быстрой переменой решений. Вот сейчас ты похож на себя.
Люси немного отодвинулась. От этого его голоса стала работать немного лучше. Вспоминая то, о чем говорила его мать, Финн переспросил:
— Ты сказала, что они заплатят мне?
— Двести долларов плюс покупка продуктов, дорогой. Ну, может тебе и придется когда купить кусок мяса или что другое, но, в основном, они будут все покупать.
Деньги и покупка продуктов.
Ему бы сейчас это очень даже подошло. С другой стороны, из-за них он может провалить экзамен в Университете.
— Мама, я должен учиться. Занятия на юридическом факультете — это не так просто. Я должен иметь возможность сосредоточиться.
— Они будут вести себя, как мышки.
Финн закрыл глаза и прикрыл рукой трубку телефона, чтобы выругаться. Он слишком хорошо помнил, как вели себя эти «мышки» в прошлый приезд. Влетев к нему, подобно реактивным самолетам на линии наступления, они съели все, что было приготовлено на обед, и так же быстро умчались, оставляя кухню, заполненную грязной посудой, комнату с разбросанными газетами и журналами, ванную с мокрыми полотенцами на полу.
— Мыши… — с отвращением произнес он.
— Что ты сказал? Что они будут хороши?
— Нет, нет, мама, я ничего не говорил!
— Финнеган, двести долларов, продукты для питания, и они будут вести себя, как мышки.
— Мама, и это ты говоришь о Майке и Вилле?
— Они будут, как тени, уверяю тебя. Как два маленьких привидения, которые никогда не смогут помешать тебе. Ты даже не заметишь, что они рядом.
— Да, это я уже понял после того, как они приезжали сюда и обедали со мной.
— Ну, тогда они отмечали окончание учебы и получение первых рабочих мест, к тому же они чувствовали себя так взволнованно в большом городе.
— Мама, ты что, хочешь провести своего собственного сына?
— Что?
— Ничего.
— Всего лишь три месяца. Ну, дай им такую возможность.
— Я не могу этого сделать.
— Да ведь ты уже согласился принять их. Три месяца — это не так долго.
— Давай договоримся на четыре недели.
— Десять недель. Десять коротких недель, и ты сможешь сэкономить двести долларов. Они просто на цыпочках будут ходить вокруг тебя. Будут готовить тебе еду.
Финн подумал: «Какое сегодня число, восемнадцатое или девятнадцатое апреля?»
Надо будет отметить это число в календаре, как самый плохой день в его жизни, когда с ним что-нибудь происходило. Да, происходило… Будущее обещало быть только хуже, если двое его младших братьев поселятся у него.
— Восемь недель — и ни днем больше.
— Прекрасно! Ты у меня прелестный мальчик, Финн. Твой отец и я так гордимся тобой!
Он почесал лоб и почувствовал, как другое несчастье, подобное снежной буре, надвигается на него.
— Хорошо, мама.
— Они скоро будут у тебя.
— Скажи им — только восемь недель, после чего они должны будут уехать. И чтобы вели себя спокойно!
— Ты у меня умница! Я знаю, что ты позаботишься о них…
— Но, черт возьми, мама! Они же взрослые люди и сами смогут о себе позаботиться!
— Взрослые! И ты называешь двадцать три года — взрослые?! Они будут у тебя около семи часов. Целую тебя.
— Около семи!? Значит, они выехали из Айовы уже несколько часов назад! Мама, ты позволила им приехать жить ко мне. Ты отправила их, даже не переговорив со мной об этом?!
— Я пыталась тебе дозвониться. Ты становишься немного щепетильным с возрастом, дорогой, целую тебя. И все-таки ты у меня умница.
Люси в этот момент, дернув, стащила с него рубашку, задев при этом его правую руку. Застонав и вскрикнув от боли, он повернулся и пристально посмотрел на нее.
— Финнеган? С тобой все в порядке?
— Да, мама. Это просто небольшая головная боль.
— Пожалуйста, будь осторожен и не работай так много. Ты должен больше гулять.
— Конечно, мама.
— Финнеган, у тебя еще не появилась девушка?
Он посмотрел в большие зеленые глаза напротив.
— Нет, мама, еще нет.
— Ты же понимаешь, годы идут…
— Ни одна женщина сейчас не захочет быть рядом со мной, — ответил Финн, заметив, как замерли при этих словах руки Люси, затем задвигались снова, пытаясь стянуть другой рукав его рубашки.
— Пока, мама. — Телефон издал щелкающий звук, и все еще глядя на него, Финн пробормотал:
— Я — умница в свои тридцать два года. Они же еще дети в возрасте двадцати трех и двадцати четырех лет. Мама, как же ты могла так со мной поступить?
Финн положил на место трубку и нахмурился, глядя на Люси.
— В чем дело? — спросила она.
— Пока вы меня целовали, я согласился на то, чтобы мои братья приехали и жили со мной.
В его тоне прозвучала обвинительная интонация, и это неприятно поразило Люси. Она отступила назад, поставила руки на бедра и возмущенно сказала:
— Я вас не целовала! Вы сами меня целовали.
— Да, конечно, — ответил он с некоторым огорчением. — Финн сидел, прикрыв глаза рукой и как будто забыв о ее присутствии, об их разговоре. — Итак, они приезжают. Мои рука и спина зверски болят. Ну, а вы… вы теперь можете идти домой.
Гнев мгновенно оставил Люси, как только она вспомнила про ужасное падение Финна с лестницы.
— Мне так жаль, что вы получили столько ушибов, — сказала она, дотронувшись до его запястья. — Это я во всем виновата. Пожалуйста, позвольте мне отвести вас в больницу.