Ближе к часу я заставила себя проглотить кусок хлеба, чтобы желудок не оставался совсем пустым, а я не свалилась в обморок. В животе образовался тугой комок, но паники я не чувствовала. Я вышла на террасу покурить и взяла с собой телефон. Оливье снял трубку:
– Я ждал твоего звонка. Что там у тебя?
– Скоро пойду в церковь. Держусь.
Я не знала, что еще сказать. Казалось, молчание длится целую вечность.
– Хочешь, сегодня вечером я схожу проверю, как Феликс справляется?
– Если не трудно… Ты пакуешь вещи?
– Я почти закончил со своими… Могу взяться за твою квартиру, облегчить тебе задачу.
– Не надо, у меня не так много всего…
– Пришел пациент, мне пора прощаться.
– Хорошей тебе работы.
– Звони, когда сможешь.
– Да… Целую.
Я повесила трубку и шумно выдохнула воздух. Когда я здесь, расстояние между нами катастрофически увеличивается, я с космической скоростью отдаляюсь от него. Наш переезд теперь в тысяче световых лет отсюда, и все, что важно для меня, находится совсем в другом месте. Я посвистела, подзывая Постмана Пэта, который носился по пляжу. Нужно было запереть его в доме. Когда он вернулся и улегся на диван, я надела пальто и шарф. Зонтик не понадобится – час назад вышло зимнее солнце и с тех пор сияет на голубом холодном небе.
За десять минут я дошла до церкви в центре кладбища. На участке газона, увенчанном кельтским крестом, вырыта могила, в которой упокоится Эбби. Похоронно звонит колокол, в моей душе нарастает страх. Как выдержать эти минуты, точнее, как пережить их? Не переоценила ли я свои силы? Последний раз, когда я была вот так на кладбище, хоронили моего мужа и дочку. Страх заставил меня зайти через боковую дверь и устроиться на малозаметном месте в глубине церкви. Здесь присутствовала вся деревня, а еще группа друзей Джудит, все те, с кем я познакомилась на праздновании Нового года. Со своего места я видела Джека, Эдварда, Деклана и Джудит. Как и брат, она очень постаралась с одеждой. Впервые на моей памяти Джудит выглядела хрупкой и совсем маленькой в темно-сером расклешенном платье-сарафане, в черной шали и с рыжей гривой, затянутой в строгий хвост. Мне хотелось подойти к ней, прижать к груди, подбодрить, но я запретила себе приближаться к ним. Эбби была уже здесь, лежала в гробу, усыпанном цветами. Когда я смотрела на гроб, мне не казалось, что передо мной всего-навсего деревянный ящик: я ощущала присутствие Эбби, она была с нами. В какой-то момент я обратила внимание на Джека: он встал и через всю церковь направился ко мне.
– Что ты тут делаешь одна, спрятавшись? Эбби это не понравилось бы. Пойдем.
Мощной рукой он обнял меня за плечи и провел по нефу до первого ряда скамей. Джудит повисла у меня на шее, заливаясь слезами. Я тоже наконец-то перестала сдерживаться, и мне стало легче.
– Нам от нее попадет, если мы и дальше будем так себя вести! – сказала Джудит, одновременно смеясь и рыдая.
Я вынула из кармана платки, вытерла сперва ее щеки, потом свои и поправила непокорную прядь, выбившуюся из ее прически. Затем она подвинулась, освобождая мне место, я прошла мимо Деклана, вцепившегося в отца, и села с другой стороны от Эдварда, который взял меня за руку и переплел наши пальцы. Церемония началась. Я знала, что в Ирландии церковь сильна, и все равно религиозный пыл присутствующих поразил меня. Однако я не чувствовала себя неловко, хоть и не верила ни во что и была воспитана стопроцентной атеисткой. На мессе я побывала лишь дважды за всю жизнь: на собственной свадьбе и на похоронах Колена и Клары – свекор со свекровью были верующими.
Собравшиеся пели. Пение было красивым, почти радостным, и в церкви царила атмосфера глубочайшего покоя. Смерть – это грустно, но еще не окончательный итог. Это как-то утешило меня, и в памяти всплыли слова Эбби: “Я позабочусь о них”. Эдвард единственный не пел, но его хриплый голос звучал в моих ушах во время каждой молитвы. Временами он гладил большим пальцем тыльную сторону моей ладони. Когда пришло время идти к причастию, он выпустил мою руку, чтобы принять его вслед за Джеком и Джудит. Я осталась сидеть, и Деклан вскарабкался ко мне на колени и ухватился за мою шею. Я тихонько баюкала его. Вернулся Эдвард, сел рядом, положил руку мне на плечо. Мы были будто единое существо: Деклан, плачущий у меня на коленях, я с головой на плече его отца и Эдвард, касающийся щекой моих волос.
Настал момент, которого я боялась: прощание с телом. Мимо меня поочередно проходили все присутствующие в церкви. Я еще теснее прижалась к Эдварду, а он крепче обхватил меня. Когда настала очередь семьи – а я считалась ее членом, – он встал, забрал у меня Деклана и протянул руку, за которую я тут же ухватилась. Перед гробом он попрощался с тетей, как того требует церковный ритуал. Потом шагнул вместе с Декланом в сторону, чтобы уступить мне место, но продолжал держать меня за руку. Я положила свободную ладонь на дерево гроба и с легкой улыбкой ласково погладила его. Полились слезы, я мысленно извинилась за них перед Эбби и вверила Колена и Клару ее заботам. И этим простым жестом, в котором я когда-то отказала моим любимым, я отпустила их – теперь я знала, что они в безопасности, особенно моя дочь. Благодаря Эбби и тем сигналам, которые она так долго мне посылала, я наконец-то приняла мысль о том, что Клара всегда будет во мне, а я имею право жить полной жизнью, не предавая тем самым мою дочку и не забывая ее. Больше мне не нужно отрицать часть самой себя. Я ощутила губы Эдварда на своих волосах и заглянула ему в глаза. Мощь соединившего нас потока чувств зашкаливала. Деклан смотрел на нас в упор. Я провела рукой по его щеке. Потом мы вернулись на свои места. Церемония завершилась пением гимна Amazing Grace, потрясшим меня до глубины души. В это мгновение мне захотелось стать верующей. Присутствующие начали покидать церковь. Мы последними вышли на свежий воздух. Погода была отличная: яркое зимнее солнце, бодрящий холод, ветер, гонящий прочь несчастья. Деклан дернул меня за руку, ему нужно было что-то сказать мне на ухо:
– Я хочу уйти, Диана.
Его испуганные глазенки перебегали от могилы к могиле.
– Попробую что-нибудь сделать, – ответила я.
Мне не пришлось искать его отца, он стоял рядом.
– Деклан хочет уйти прямо сейчас.
– Но это невозможно!
– Пожалуйста, позволь мне увести его…
Он бросил на сына мрачный и в то же время ужасно обеспокоенный взгляд. Я продолжала настаивать. Во мне проснулся инстинкт львицы. Деклан, стискивавший все сильнее мою руку, и так уже достаточно настрадался.
– Он слишком хорошо для своего возраста знаком с жестокостью жизни. Подумай, что он пережил несколько месяцев назад, на заставляй его еще раз наблюдать, как под землей исчезает любимый человек… Ну пожалуйста… Я побуду с ним, а ты позаботься о сестре, она в тебе нуждается, – добавила я, обернувшись к стоящей в одиночестве Джудит.
Он присел на корточки возле сына.
– Уйдешь с Дианой, только попрощайся с Джеком.
Мы расцеловались с Джеком, он счел нашу с Декланом прогулку хорошей идеей. Сила его духа впечатляла и была заразительной. Разве можно было позволить себе раскиснуть на фоне такого величия? Перед тем как уйти, я еще раз прижала Джудит к себе, а Деклан продолжал судорожно цепляться за мою руку. Эдвард проводил нас до решетчатых ворот кладбища.
– Я приду за вами позже, – с легкой паникой в голосе пообещал он.
Я провела ладонью по его щеке, он зажмурился.
– Скоро увидимся.
Он развернулся, закинул руку сестре на плечи и повел ее к могилам. Скорее всего, здесь покоились и их родители.
Не сговариваясь, мы направились к пляжу, выпустив Постмена Пэта, бурно выражавшего радость от встречи с маленьким хозяином. Я нашла удобный камень, села на него, закурила и стала наблюдать за тем, как они играют. Все-таки дети наделены потрясающей способностью забывать и восстанавливаться. Меньше четверти часа назад Деклан был напуган, травмирован, с полными слез глазами. Понадобилось лишь согласие его отца, моя рука и присутствие пса, чтобы его успокоить. Набегавшись, он сел рядом со мной:
– Почему все умирают, Диана?
Почему? Если бы я знала, подумала я.
– Но ты же не один, Деклан, у тебя есть папа, Джек и тетя Джудит.
– Да, но ты ведь опять уедешь. Мне очень нравится, когда ты здесь.
– Мне тоже хорошо здесь, с вами, но я не живу в Малларанни.
– Плохо!
Я вздохнула вслед за ним и взяла его на руки. Теперь я могла бы ответить Феликсу: да, я люблю этого “мальчишку”. Даже слишком.
– Не замерзли? – спросил Эдвард.
Мы не слышали, как он подошел и сел рядом. Несколько секунд он не отрывался от моря, потом посмотрел на нас. Его веки покраснели.
– Пошли греться к Джеку и Эбби, пока вы окончательно не заморозились. Ждут только вас. Ты, наверное, проголодался? – спросил он сына.
Деклан помчался как стрела, рассмешив нас. Эдвард помог мне встать.
– Ты как? – обеспокоенно спросила я.
– Уже лучше. После того, как я снова увидел вас обоих. Спасибо, что заставила меня избавить Деклана от этого испытания, я просто хотел, чтобы вы были рядом, и это чистый эгоизм.
– Нет, все нормально. Но ты все же предпочел, чтобы было хорошо твоему сыну. И вот теперь мы все встретились.
Когда пятнадцать минут спустя мы оказались в доме Джека и Эбби, я убедилась, что нас действительно ждали. И встретили разноголосыми возгласами: “А вот и они!”
Нас окутала атмосфера любви, человеческого тепла и взаимной поддержки. Все тихо беседовали, похлопывали друг друга по спине или брали за руку, обменивались воспоминаниями об Эбби. С нежностью вспоминали ее щедрость, жизнелюбие, которые сыграли свою роль в жизни каждого из собравшихся. Она была и матерью, и бабушкой, и лучшей подругой, и заботливой нянькой… Джек, полный доброжелательности ко всем, подхватил факел, выпавший из ее руки, и не позволял себе утонуть в волнах горя. Он был гордым человеком,