— Джонатан был невинен, прежде чем ты затянул его в свой мир, — заявила я, пережевывая бекон. — Ты нанес ему удар, от которого он, возможно, никогда не оправится.
Мне хотелось, чтобы граф объяснил мне, что произошло с Джонатаном в Австрии, однако он хранил молчание. По всей видимости, этот загадочный человек полагал, что пускаться в объяснения — удел простых смертных.
— Джонатан никогда не был невинен, — произнес он наконец. — Он мог оставить Австрию сразу после того, как мы завершили наши дела, и никто не стал бы его задерживать. Но, едва увидев Урсулину, он воспылал желанием. Он предпочел остаться в замке, точно так же, как ты предпочла остаться со мной. Ведь в Лондоне ничто не мешало тебе покинуть мой дом. Но ты поступила иначе: уложила вещи и отправилась со мной в путешествие.
Против этого мне нечего было возразить.
— Мина, всю свою жизнь, с самого раннего детства, ты звала меня, не отдавая в этом себе отчета, — продолжал граф. — Я принял решение предстать перед тобой после того, как тебе исполнится двадцать один год. Но как раз в это время ты познакомилась с Джонатаном Харкером, и вскоре стало ясно, что ты решила довольствоваться заурядными радостями семейной жизни.
— Я никогда тебя не звала, — возразила я. — Я не знала о твоем существовании.
— Я же сказал, ты сама не отдавала себе в этом отчета. Уста твои молчали, но бушевавшее в тебе желание издавало беззвучную мелодию. Мы с тобой как два музыкальных инструмента, настроенные в одной тональности. Аккорды, которые мы испускаем, созвучны друг другу.
Граф вздохнул и заговорил вновь.
— Вижу, ты пребываешь в недоумении, Мина. Я попытаюсь изъясняться понятнее. Мне удалось вовлечь Харкера в свои планы, потому что это отвечало его тайным желаниям. Я оставил его с Урсулиной, ибо он сам этого хотел. Все люди от рождения наделены свободной волей — наверное, ты не раз слышала это от священников. И именно эта свободная воля определяет поведение каждого человека.
— Но зачем тебе понадобилось, чтобы Джонатан остался в Австрии? Ты хотел без помех явиться ко мне в Уитби?
— Говоря откровенно, я не сомневался, что, подобно большинству мужчин, узнавших ласки Урсулины, Харкер умрет. Он оказался сильнее, чем я предполагал, — заметил граф с язвительным смешком, который прозвучал очень по-человечески. — Я нанял судно под названием «Валькирия» и взял курс в Уитби, намереваясь убедить тебя отправиться со мной в Лондон. Но матросы на корабле прознали, что в моих сундуках много золота и других ценных вещей. Эти идиоты решили убить меня и завладеть моим багажом. Естественно, мне пришлось убить их — всех, за исключением капитана. Без него я не сумел бы добраться до берега. После того как необходимость в нем отпала, его постигла участь остальных. Свидетель был мне совершенно ни к чему.
Я вздрогнула, вспомнив жуткую картину, — мертвого капитана с прикрученными к штурвалу руками, лужи крови на палубе.
— Я знаю, о чем ты думаешь сейчас, — донесся до меня голос графа. — Ты винишь себя за гибель капитана и матросов. Но ты тут совершенно ни при чем, Мина. Этих людей погубила их собственная жадность. Так или иначе, нашей разлуке пришел конец. Я пришел на зов твоего желания. Я не мог ему противиться.
— А как насчет женщин, соблазнивших моего мужа? Он что, тоже звал их?
«Я уже объяснил тебе», — раздался беззвучный ответ.
В голосе его слышалось легкое раздражение, вроде того, что охватывало меня, когда какая-нибудь из учениц проявляла досадную непонятливость.
— Доктор фон Хельсингер называл таких женщин вампиршами, — произнесла я. — По его словам, они обеспечивают себе бессмертие, насыщаясь кровью своих жертв. Те женщины и в самом деле занимались этим? — спросила я вслух. — «И ты, ты тоже?» — с содроганием добавила я мысленно.
— Монстры, о которых говорил твой доктор, — не более чем воплощение распространенных мужских страхов, — последовал ответ. — Но истории о бессмертных созданиях, питающихся людской кровью, — отнюдь не выдумки.
По всей видимости, охватившее меня смятение не укрылось от него, потому что он продолжал:
— Этот старый немец все смешал в одну кучу. Смертные слабеют не от потери крови, а потому, что подвергаются воздействию огромной силы, которой обладают бессмертные. Существа одной со мной природы несут мощный электрический заряд. Не сомневаюсь, ты ощутила это сама. Когда мы вступаем во взаимодействие с человеческим телом, — занимаемся любовью, если это выражение тебе больше нравится, — наши возлюбленные испытывают огромное наслаждение, однако исходящая от нас энергия действует на них губительно. С течением времени энергия наших возлюбленных начинает резко идти на убыль. Последствия этого зависят от запаса прочности, которым обладают смертные. Как правило, они заболевают, в более редких случаях сходят с ума или умирают. Что касается нашей потребности пить кровь, она не приносит смертным вреда, разве что кто-то из нас в пылу страсти выпьет слишком много. Разве те двое мужчин, что отдали часть своей крови твоей подруге Люси, умерли? Нет, незначительная кровопотеря ничуть не ослабила их. Запомни, я никогда и никого не убивал, высасывая кровь, — за исключением тех случаев, когда убийство входило в мои намерения.
— Меня мало волнует, по какой причине я умру или сойду с ума, — дрожащим голосом откликнулась я. — Судя по твоим словам, это неизбежно в любом случае. Неужели, позвав тебя, я подписала свой смертный приговор?
Я с замиранием сердца ожидала ответа, сознавая, что ради его любви готова принять любой удел.
— Ты не похожа на своего мужа и всех прочих смертных, — заявил граф. — На одном из поворотов истории кровь твоего рода смешалась с кровью бессмертных, и потому ты наделена особой силой. Да будет тебе известно, кровь обеспечивает не только бессмертие, но и способность существовать вне телесной оболочки и с легкостью преодолевать границу между видимым и невидимым мирами. Говорят, в древние эпохи все без исключения люди обладали этой способностью, но с течением времени они утратили ее.
Джонатан в свое время познакомил меня с научной теорией, согласно которой люди на протяжении тысячелетий развивали лишь те способности, которые были им необходимы в борьбе за существование.
— Если верить теории мистера Дарвина, свойство, о котором ты говоришь, было не нужно человечеству, — заметила я.
— Я потратил столетия на изучение естественных наук, медицины, философии и оккультизма, — ответил граф. — И в результате проникся уверенностью в том, что соединение смертных и бессмертных является конечной целью процесса эволюции. Настанет время, когда преграда, отделяющая видимый мир от невидимого, неминуемо рухнет. Монахи-воины, о которых я тебе рассказывал, полагали, что именно это пытался сказать нам Христос, превратившись в дух, позволив своей телесной оболочке испариться и вознестись в иной мир. Но церковь утаила истинное знание, сделав его достоянием узкого круга посвященных и таким образом обеспечив себе власть и могущество.
«Все, что ты говоришь, противоречит тому, во что меня учили верить», — пронеслось у меня в голове.
— И все же я не сомневаюсь, ты веришь каждому моему слову, — откликнулся он на мою невысказанную мысль. — Ты и подобные тебе наделены седьмым чувством, чем-то вроде телепатии. Ты способна создать новое тело силой бессмертного сознания, оживить плоть духом. От тебя одной зависит, станет ли эта способность источником вечной радости или вечного наказания, Мина. Когда я говорю «вечный», я ничего не преувеличиваю.
Часть седьмаяИРЛАНДИЯ
Глава 15
Графство Слиго, 31 октября 1890.
Черные скалы, громоздившиеся на ирландском побережье, далеко выступали в море, разрезая его на куски. Волны в бессильной злобе набрасывались на шероховатые каменные стены. День выдался погожим и солнечным, но безмятежная голубизна неба не могла успокоить охваченного яростью моря. Чем дальше на север мы плыли, тем более суровым и неприветливым становился пейзаж. Черные скалистые выступы походили на щупальца исполинского чудовища, тянувшиеся в море. Серовато-зеленые гневные волны беспрестанно вскипали белоснежными гребнями пены, лизавшими борта нашего корабля.
Пронизывающий ветер не позволял нам выйти на открытую палубу, поэтому мы наблюдали за разбушевавшимся морем сквозь иллюминаторы просторного холла. Холод проникал даже сюда, поэтому граф закутал мои ноги меховым одеялом. Примерно за час до наступления сумерек корабль наш бросил якорь в гавани Слиго. Две шлюпки подплыли к борту, чтобы доставить нас на берег. По пути мы насквозь промокли под дождем морских брызг, и я начала дрожать от холода. К счастью, на берегу уже ожидала карета, готовая отвезти нас в замок.
В течение последних двух дней морского путешествия я, по настоянию графа, предавалась отдыху. Он ни разу не прикоснулся ко мне, хотя, наделенный способностью проникать в мои мысли, без труда мог понять, как я вожделею его ласки. Иногда он составлял мне компанию за столом, иногда мне приходилось обедать в одиночестве. Вечерами граф посылал мне какие-то отвары и настойки, обладающие снотворным действием. Он постоянно повторял, что я должна набраться сил, ибо они понадобятся мне в самом скором времени. К рассказам о своей прежней жизни он более не возвращался, однако обещал, что в Ирландии непременно найдет случай закончить свое повествование. Часто он брал мою руку и, приложив пальцы к запястью, слушал пульс. Как правило, при этом он довольно улыбался и говорил «отлично, отлично», но иногда хмурился и отправлял меня в постель. Я умоляла его ночевать со мной или же позволить мне перебраться в его каюту, но на все мои просьбы он ответил отказом, мотивируя это тем, что мне необходим спокойный сон. Вышколенная корабельная прислуга выполняла свою работу, оставаясь невидимой и неслышимой. Пока я спала, кто-то успевал побывать у меня в каюте, навести порядок, приготовить мне свежую одежду и оставить на столике поднос с чаем, орехами и фруктами.