— Это от безденежья, — ответила Люся.
— От чего? — Брови Павла Степановича взлетели вверх.
— Пап, ну что ты как маленький, в мое время, в мое время, — передразнила она отца. — В твое время девушка не могла сама достаточно денег заработать. Вот и искала костыль.
— Какой такой костыль?!
— Ну, парня, мужа.
— Что ж я, по-твоему, твоей матери был нужен только как костыль?
— Ну, что ты, папа, — Люся сменила тактику и прильнула к отцу, — у вас с мамой любовь была. А это не каждому выпадает.
— Любовь каждому раз в жизни выпадает, только надо ее увидеть и беречь, — уверенно ответил Павел Степанович.
— Романтик ты мой, — Люся чмокнула отца в щеку.
— А я думаю, что Павел Степанович абсолютно прав, — неожиданно заговорил Морис.
— Вот она, мужская солидарность в действии, — всплеснула руками Люся.
— Ау, люди, — сказала Мирослава, — любовь это, конечно, прекрасно, но давайте сначала закончим с машиной, а то уже скоро ночь.
— А чего с ней заканчивать-то, — махнул рукой Степанович, — сейчас поставим ее в гараж и переведем тебе деньги на счет.
— Хорошо, и мы поедем, пожалуй, домой, — согласилась Мирослава.
— Куда вам торопиться, чай, не семеро по лавкам у вас там сидят.
— Папа, ты не понимаешь, — фыркнула Люся, — у них там кот.
— Ах да, кот, — на полном серьезе кивнул Степанович, — тогда надо ехать.
Но выехали Миндаугас и Волгина от гостеприимных хозяев только спустя час. За руль сел Морис, а Мирослава пристроилась на заднем сиденье и набрала номер Наполеонова.
— Наконец-то, — завопил он, — ты где так долго пропадала?
— Сначала заехала за машиной, потом мы с Кешей ужинали в «Жемчужине», а после отогнали машину к Степановичам.
— Ты все узнала? — нетерпеливо спросил Наполеонов.
— Да.
— Тогда изложи коротко.
— Излагать нечего. На вечеринке Кеше показалось, что Юлия с ним кокетничает, он хотел поцеловать девушку, а та рассвирепела и столкнула его с балкона.
— Это понятно, а почему дело не завели?
— Родители Иннокентия испытывали в то время материальные затруднения и взяли у Юлиных родителей деньги.
— Понятно, — пробурчал Шура недовольным голосом.
— Чем ты недоволен?
— А чему тут быть довольным? Значит, она склонна!
— К чему?
— К противоправным действиям, — чуть ли не по слогам произнес следователь.
— Склонна, — согласилась Мирослава.
— Но у нее алиби.
— Алиби, — эхом отозвалась она.
— Не дразнись! Лучше думай!
— Шур, вообще-то ты у нас следователь, и ты ведешь это дело.
— Веду. А ты тоже следователь.
— Бывший.
— Бывших следователей не бывает, — заметил он назидательным тоном.
— Спорить с тобой мне лень.
— А ты не спорь. Думать никому не вредно. И, как говорит народная мудрость, «одна голова хорошо, но чем больше их, тем лучше».
— Ты не точен в цитировании.
— Зато понятно передаю свою мысль.
— Ладно, мы подъезжаем к дому, и я спать хочу.
— Но ты обещаешь думать?
— Куда ж я от тебя денусь. Обещаю. — Мирослава отключилась.
— Затиранил меня Наполеонов, — пожаловалась она Морису.
— Вы друг друга стоите, — не проявил он сочувствия.
— И тебе не совестно?
— Ничуть.
Автомобиль въехал в ворота, Мирослава выбралась из него и почти побежала к дому. Навстречу ей с крыльца спрыгнул кот, беличьими прыжками помчался навстречу хозяйке, забрался на плечо, уткнулся носом в ухо и громко замурлыкал.
Глава 21
У Наполеонова, как говорится, дошли руки до беседы с друзьями Юрия Ставрова Александром Звонаревым и Валерием Тропининым, которые, по словам сестры погибшего, были у него в этот вечер.
Побеседовать он решил с каждым по отдельности и начал со Звонарева, пригласив его к десяти часам утра. Тот пришел на полчаса раньше, и следователь решил не томить товарища, держа его в коридоре.
Наполеонов открыл дверь кабинета и спросил: — Вы Звонарев?
— Да! — тот сразу вскочил со стула.
— Проходите.
— Спасибо.
— Не за что, — невольно усмехнулся следователь, — садитесь.
— Спасибо.
— Не стоит так волноваться.
— Понимаете, я в первый раз у следователя.
— Понимаю. И все-таки, если вы соберетесь и успокоитесь, дело пойдет лучше.
Звонарев согласно кивнул.
— Вы знаете, что Юрий Юрьевич Ставров убит?
— Да, знаю, — упавшим голосом ответил Александр.
— Откуда?
Звонарев с удивлением посмотрел на следователя.
— Кто вам сообщил об этом?
— А, Вера позвонила, Юрина сестра.
Наполеонов отлично помнил, что просил Валентову не сообщать друзьям о гибели брата. Не послушалась. Однако зла он на нее не держал, по-человечески понимая, что друзья должны проводить в последний путь близкого человека.
— Вы хорошо знакомы с Верой Юрьевной?
— Да, мы с Юрой с детства дружим, поэтому и Верочку я знаю давно.
— А последнее время часто виделись?
— Довольно часто.
— И когда в последний раз?
— В тот день, как Юры не стало, мы и виделись, вернее, в вечер его гибели.
— У вас была вечеринка?
— Нет, что вы, просто дружеские посиделки.
— Сколько вас было?
— Трое — Юра, я и Валера.
— Во сколько вы ушли от Ставрова?
— Не могу сказать точно, но было больше восьми вечера.
— Вы ушли по одному или вместе?
— Вместе, конечно.
— И куда отправились?
— По домам.
— Как вы добирались домой? На личных автомобилях?
— Нет, — немного смущенно ответил Звонарев, — мы заранее знали, что немного выпьем, поэтому автомобили оставили дома. За нами приехала сестра Валеры. Сначала они меня домой отвезли, потом к себе поехали.
— Сестра вашего друга поднималась в квартиру Ставрова?
— Нет, она позвонила Валере снизу на сотовый, мы и спустились.
— Вы заранее договаривались с сестрой, во сколько ей приехать?
— Приблизительно. У нее были свои дела, освободиться она должна была в районе восьми вечера и сразу приехать за нами.
— Так и было?
— Да, я же вам говорю, что Лариса приехала немного позже восьми.
— Скажите, а вы знаете Ольгу Данилину?
— Конечно! Юра же собирался на ней жениться.
— Она вам нравилась?
— Да, хорошая девушка. — Звонарев загрустил и тихо добавил: — Они с Юрой были отличной парой.
— А бывшую невесту своего друга вы знали?
— Вы имеете в виду Юльку?
Наполеонов кивнул.
— Так она не была его невестой.
— А кем же она ему была?
— Никем. Просто встречались.
— И были в близких отношениях?
— А кто сейчас не в близких? — усмехнулся Звонарев. — Она Юре проходу не давала.
— Значит, вам Юлия Лопырева не нравилась?
— Нет, — Звонарев решительно покачал головой.
— А как вы думаете, она могла бы убить Ставрова?
— Такая запросто могла бы. Но прошло много времени после их расставания. И если уж убивать, то Юлька скорее убила бы Ольгу. Юру-то ей зачем убивать? Она его окольцевать мечтала.
— Могла, например, из мести. Не мне, так не доставайся никому…
— Мелодрама у вас какая-то получается, товарищ следователь.
— А вы не верите мелодрамам? — невольно улыбнулся следователь.
— Нет, они для кумушек, которым делать нечего.
— И как вы думаете, кому в таком случае мог помешать ваш друг?
— Никому.
— Но его кто-то убил.
— Какой-то залетный грабитель.
— По словам Ольги Данилиной и Веры Валентовой, в доме ничего не пропало.
Звонарев пожал плечами.
— Скажите, перед тем как покинуть дом Ставрова, кто-нибудь протирал посуду на столе? — спросил Наполеонов.
— Я не понял… — опешил Звонарев.
— На столе стояла посуда, из которой вы ели и пили?
— Стояла, конечно.
— После завершения трапезы ее кто-то вытирал?
— Нет, конечно! Это же бессмысленно! — В глазах Звонарева застыло непонимание.
— Не скажите…
— Что вы имеете в виду?!
— Может быть, один из вас на вашей дружеской пирушке поссорился со Ставровым и в пылу ссоры…
— Да вы что! — перебил следователя Звонарев. — Нас с Валеркой, что ли, подозреваете?!
— Ну…
— Во-первых, как вы себе представляете одного из нас, в окровавленной одежде садящегося в машину Ларисы?
— Было темно…
— Не до такой степени! И в салоне-то есть свет! — возмущенно произнес Звонарев. — Вы можете Ларису спросить!
— Если понадобится, спросим.
— К тому же, если на одежде кровь, она может попасть и на что-то в салоне автомобиля, на те же сиденья, например, — голос свидетеля стал сердитым. Наполеонов ничего не ответил. Звонарев продолжил:
— А во-вторых, когда мы уже расставались и ждали лифт, Юра стоял на пороге, из подъехавшей кабинки вышла какая-то тетка со здоровенным бульдогом, заметьте, без намордника!
— Кто, тетка? — заинтересовался следователь.
— Бульдог! Мы вошли в лифт, а тетка разговаривала с Юрой. И был он живой!
— Вы не знаете, из какой она квартиры?
— Нет. Но не думаю, что в доме много бульдогов.
— Резонно. А вы не слышали, о чем эта гражданка разговаривала с вашим другом?
— Когда мы заходили в лифт, она говорила, что у какого-то Пуси диарея. А дальше я не слышал.
— У Пуси?
— Сейчас как только своих мужей дамочки не называют, — фыркнул Звонарев.
— Не думаю, что дама стала бы обсуждать с вашим другом состояние стула своего мужа. Скорее всего, Пуся — тот самый бульдог, который вам не понравился.
— Как-то не похож он на Пусю, — недоверчиво произнес Звонарев.
— Это с вашей точки зрения. Вы видите в этой собаке чудовище, которое может тяпнуть, а для своей хозяйки этот бульдог — обожаемое существо, вызывающее умиление.
— Может, вы и правы, — вздохнул Александр, — я не разбираюсь в психологии собачниц.
— Что ж, — сказал следователь, — пока у меня больше нет к вам вопросов, вы можете быть свободны.
Дойдя до двери, Звонарев внезапно остановился: — А я могу задать вам вопрос?