— Народная примета не советует бить зеркала, — усмехнулся Наполеонов и направился к выходу.
— Вы куда?
— Оставляю ваш негостеприимный дом. Советую не покидать город.
— Вы!
Наполеонов, закрыв за собой дверь, окончание произнесенной ему в спину тирады не услышал. Не больно-то и хотелось.
Глава 26
В дом к Волгиной Шура приехал поздно, солнце уже начинало клониться к закату. Из ворот как раз выходила Клавдия Ивановна Рукавишникова, которая приходила к Волгиной один-два раза в неделю, чтобы навести в доме идеальную чистоту.
— Здравствуйте, Шурочка, — обрадовалась она Наполеонову.
— Здравствуйте, Клавдия Ивановна, что-то вы сегодня поздно.
— Да я на минуточку забегала, спросить, можно ли нам завтра с утра с Ксюшкой за грушами прийти. Мирослава давно говорила, чтобы собрали. Вот я и надумала варенье сварить.
— Варенье — это хорошее дело, — искренне одобрил Наполеонов.
— Мирослава с Морисом в беседке, — сказала Рукавишникова.
— Отдыхают от трудов праведных?
— Нет, в шахматы играют. Ну, я побежала, хорошего вам вечера.
— Счастливо.
Друзей Шура действительно нашел в беседке. Первым еще на подходе Наполеонова заметил Дон и коротко мяукнул.
— Сражаетесь, стратеги? — вместо приветствия спросил Шура.
Мирослава только рукой махнула. Морис улыбнулся. Волгина еще минуты две сидела, склонившись над доской, потом нехотя признала ничью, поняв, что эту партию выиграть у Миндаугаса не представляется возможным.
— Ужинать будешь? — спросил Морис.
— Он еще спрашивает! — фыркнула Мирослава.
— Буду, — хмуро подтвердил Шура. Настроение у него было не ахти, но это еще не повод, чтобы отказываться от еды.
После ужина он коротко изложил факты и рассказал о своем визите к Юлии Лопыревой.
— Значит, расстроена, — задумчиво произнесла Мирослава.
— Даже слишком. И скорее всего, тем, что Стригунов жив.
— Думаешь, он выкарабкается?
— Врачи гарантии не дают.
Они помолчали.
— Все сходится, — вздохнул Шура.
— Обыск когда думаешь делать?
— Сроки подпирают, хоть и жаль Степаниду Матвеевну.
— Может, ее в больницу, а обыск при сестре провести? — осторожно спросил Морис.
— Она от больницы наотрез отказалась.
— Тогда ничего не попишешь.
Шура кивнул и уставился на опустевшую чайную чашку.
— Тебе еще налить чаю?
— Что? — очнулся он от своих мыслей.
— Чаю еще?
— Нет, спасибо.
Глава 27
С утра пораньше к Наполеонову заскочил Ринат Ахметов.
— Можно? — спросил он, постучав и заглянув в кабинет.
— Заходи, — сказал Шура, — ты по делу или чаю попить?
— По делу, хотя и от чая не откажусь.
— У меня сегодня с мятой, — сказал Наполеонов, достал чашки и налил в них чай из термоса.
— Хорошо пахнет, — одобрил Ринат.
Они сели друг против друга.
— Тут такое дело, — проговорил оперативник, — мы несколько раз наведывались к соседям Ставрова, но дом еще не до конца заселен, и я решил поболтаться во дворе.
— Ну и?
— Познакомился с двумя милыми мамочками на детской площадке, послушал воспоминания заслуженного работника культуры из дома напротив. Никто из них Стригунова на фото не узнал. И тут мчится прямо на меня бульдог. Я даже заподозрил его в недобрых намерениях. А следом за ним несется молодящаяся дама лет шестидесяти с гаком, солидной комплекции, в развевающемся красном плаще и в алой широкополой шляпе. Бежит и кричит на ходу: — Молодой человек, чего это вы всем под нос какую-то фотографию тычете, а к нам с Пусей не подходите?!
Шура хихикнул.
— Я сообразил, что Пуся — это бульдог, который, оказывается, любит общаться: он усердно трепал мои брюки, а я вяло отбрыкивался, — продолжил Ринат.
— Пуся, девочка моя, нельзя, — сказала дама и представилась: — Вера Сергеевна Туземцева. Я тоже назвал себя и фото ей протянул.
— И что? — спросил Наполеонов, наполняя опустевшие чашки новой порцией чая.
— А то, что дама как заверещит: — Я хорошо запомнила этого шалопая! Он наступил на ногу моей Пусе! И даже не извинился! А его безумный взор просто стоит у меня перед глазами!
— И когда это было?
— В то самое время. Как объяснила Вера Сергеевна, у Пуси живот расстроился, и им пришлось долго находиться во дворе. Вера Сергеевна видела, как из квартиры Ставрова вышли двое мужчин, потом они ушли. Она спустилась во двор со своей Пусей, а минут через десять в подъезд вошел Стригунов, и через некоторое время оттуда выскочил, наступив при этом на бульдога, который любит общаться и бросается всем под ноги.
— А твоя свидетельница уверена, что это был Стригунов? Ведь уже было темно, — задумчиво произнес Наполеонов.
— Уверена. Там освещение хорошее. А Вера Сергеевна всегда бегает за своей Пусей, и ей удалось близко увидеть мужчину, который отдавил лапу ее сокровищу.
— Она готова его опознать?
— Не только готова, а просто рвется в бой.
— Отлично. Но пока свидетельницу придержим. Я еду к Стригуновым. Вот ордер на обыск. Ты со мной, захватим Незовибатько, Славина и Залесскую.
— Вот только я одного не пойму, — приостановился Наполеонов.
— Чего?
— Почему бульдог не тяпнул Стригунова?
— Хозяйка объяснила, что ее девочка очень деликатная.
Наполеонов хмыкнул: — Деликатный бульдог, девочка, впрочем, — он вспомнил бульдога Белозерских, почему-то тяжело вздохнул и проговорил: — Ладно, пошли.
Прихватив понятыми пожилую женщину и молодого парня из ближайших квартир, Наполеонов нажал на звонок квартиры Стригуновых. Дверь следственной группе открыла Мария Матвеевна.
— Вы к Стеше? — спросила она, встревоженно оглядев вошедших.
— Да, Степаниде Матвеевне лучше?
— Встала она…
Стригунова выглянула в прихожую.
— Что-то еще случилось? — глухо спросила она, удивленно посмотрев на присутствующих здесь полицейских и соседей.
— Пока не знаем. Разрешите пройти.
— Проходите, — Степанида Матвеевна выглядела уставшей и растерянной.
Наполеонов вошел в гостиную и положил на полированный стол нож.
— Ой, — удивленно проговорила Стригунова, — наш нож, а я его везде ищу, ищу. Откуда он у вас?
— Почему вы, Степанида Матвеевна, уверены, что это именно ваш нож?
— Ну, как же! У нас три таких. Моя мама их сразу после войны купила.
— Есть еще один?
— Два. Я ж говорю, всего три ножа.
— Хорошо, но, возможно, у кого-то тоже были такие ножи.
— На нашем должна стоять на ручке маленькая буква «к».
— Почему «к»?
— Маму Катей звали.
Такая буква на ноже была. Два других ножа, принесенных хозяйкой с кухни, на первый взгляд были идентичны первому.
— Степанида Матвеевна, мы под расписку пока возьмем у вас эти ножи.
— Ничего не понимаю! Зачем они вам?
Наполеонов на ее вопрос не ответил и спросил сам: — Скажите, какую верхнюю одежду носит ваш внук?
— Толик? Куртку надевает.
— Она дома?
— Вон, на вешалке висит.
Незовибатько осмотрел куртку и тихо сказал: — Все уточнения после экспертизы.
— Но крови незаметно?
— Незаметно, но куртку могли замыть. Экспертиза это выявит.
Следователь согласно кивнул. На проведение дальнейшего обыска Степанида Матвеевна не реагировала.
Хотя ничего интересного больше обнаружено не было. Наполеонова огорчало то, что и дневник Анатолия не нашли. Он уточнил у Степаниды Матвеевны, где может находиться дневник ее внука, но ничего вразумительного она сказать не смогла.
Обыскали гараж и машину Стригунова, и тоже безрезультатно. Однако ночью гараж вспыхнул и сгорел еще до приезда пожарников.
— Черт, — ругался Наполеонов, — зачем его надо было поджигать?! Ведь там ничего не было!
Далее события развивались стремительно. Следователю позвонили из больницы и сообщили, что какая-то девушка рвется в реанимацию и устраивает скандалы, пришлось охраннику ее вывести.
Незовибатько поторопился с экспертизой. Отпечатки пальцев, оставленные на ноже, принадлежали Стригунову. Почему он их не стер, осталось неизвестным. На куртке Анатолия были обнаружены размытые пятна крови, совпадающие по группе с кровью Ставрова. А ночью Анатолий Стригунов скончался, так и не придя в сознание.
На следующий день после его похорон к следователю явился старый боцман.
— Разрешите, — спросил он, открыв дверь кабинета Наполеонова.
— Заходите.
Шура пребывал в самом мрачном состоянии духа. Преступник известен. Доказательств хватает. Но привлекать к ответственности теперь было некого. Хотя Волгина советовала ему покопать под Лопыреву… Как раз об этой кропотливой работе и думал Наполеонов перед приходом Старостина.
— Что вас привело ко мне, Корней Фролович?
— Толя умер.
— Сочувствую, — сухо произнес Наполеонов.
— Вот, — Старостин полез в свою сумку и выложил на стол следователя коробку из-под обуви, перевязанную шпагатом.
— Что это, Корней Фролович?
— Не знаю. Толя оставлял на хранение и просил сберечь. Что там, я не знаю. Не открывал.
Шура поднял трубку служебного телефона и прокричал: — Понятых ко мне в кабинет, быстро!
Вскоре в его кабинете, кроме понятых, находилось еще несколько полицейских. Коробку открыли и стали писать протокол. Наполеонов не мог поверить в удачу. В коробке лежал не только дневник, но и диктофон. Стоило его включить, как в кабинете зазвучали голоса Стригунова и Лопыревой, и записанный разговор все расставил по своим местам.
Значит, Толя все-таки не совсем доверял своей любимой и решил подстраховаться. Скорее всего, именно эта страховка и лишила его жизни. Если он рассказал о ней своей вспыльчивой возлюбленной…
У Юры Ставрова в тот последний поздний вечер его жизни было прекрасное настроение. Только что ушли его друзья Саша Звонарев и Валера Тропинин. Они прекрасно посидели. Он пригласил их на свадьбу, и они порадовались за него и обещали непременно быть на торжестве. Юра раздумывал о том, сегодня перемыть посуду или завтра. Решил, что лучше все-таки убраться сейчас, и шагнул к столу за грязной посудой, как вдруг раздался неожиданный звонок.