Ринат подошел к бармену и развернул перед ним свое удостоверение:
— Мне нужно поговорить с администратором.
Бармен — молодой, широкоплечий парень — посмотрел на удостоверение, потом на Рината и достал сотовый:
— Геннадий Петрович, тут с вами хотят из полиции поговорить.
Услышав ответ, он обратился к Ринату:
— Идите вон в ту дверь, потом прямо по коридору, предпоследняя дверь. Геннадий Петрович вас ждет.
Администратор оказался приземистым мужчиной с лысиной и внимательными глазами. Он предложил оперативнику присесть и спросил приятным баритоном:
— Чем я могу вам помочь?
Ринат тем временем думал, кого же ему напоминает невысокий немолодой мужчина и, вспомнив, улыбнулся. Геннадий Петрович удивительным образом был похож на его школьного завхоза.
Ринат представился, объяснил цель своего прихода и попросил назвать администратора свое имя, отчество и фамилию.
— Геннадий Петрович Лапшин.
— Меня интересует инцидент, произошедший в вашем кафе.
Он коротко изложил события.
— Да, да, припоминаю, — кивнул Геннадий Петрович, — очень неприятная, надо вам сказать, история. В нашем кафе никогда ранее подобного не случалось.
Ринат кивнул.
— А тут эта девица такое безобразие устроила, — продолжил возмущенно администратор, — что пришлось вызывать полицию.
— А что же собственная охрана не справилась? — небрежно бросил Ринат.
— Мы не имеем права принимать жесткие меры, — несколько виновато проговорил Геннадий Петрович, — ребята хотели просто выставить ее из кафе. Так она, представляете, одному руку прокусила, как извиняюсь, дикая собака динго, а другого расцарапала и при этом орала, как кошка, которой хвост прищемили.
Ринат хотел сказать администратору, чтобы тот определился со сравнениями, кого же именно напоминала ему взбесившаяся посетительница, собаку или кошку. Но удержался от замечания и погасил невольную улыбку.
— А вы хорошо запомнили ее внешность?
— Не очень. Но охранники и официант точно запомнили. Они как раз сегодня здесь. Пригласить их?
— Пригласите.
Вскоре молодые ребята вошли в кабинет администратора и сели на диван. Узнав, в чем дело, они с удовольствием, перебивая друг друга, рассказали о том случае.
— Она была одна? — спросил Ринат.
— Нет, с ней был парень.
— Как он выглядел?
— Худощавый, светловолосый, — сказал официант, — все лицо в веснушках.
— Ага, — согласился один из охранников, — и еще уши у него…
— Что — уши?
— Ну, как будто он ими сейчас махать начнет.
— То есть?
— В разные стороны торчат, — вмешался второй, — и вправду немного пропеллеры напоминают…
— А полицию вызвал кто-то из вас?
— Нет, посетители…
— И чем все закончилось?
— Полицейские увезли девицу с собой.
— Наверное, хулиганку впаяли, — весело сказал первый охранник.
— Так ей и надо, — кивнул официант, — она скатерть содрала, одну из посетительниц горячим кофе облила, чашки разбились…
— А пострадавших было много?
— Две девушки…
— И еще мы с Костей! — вмешался один из охранников.
Второй согласно кивнул.
— Девушки поехали с полицейскими?
— Кажется, нет…
— А спутник той, что буянила?
— Он точно за полицейскими увязался, все просил его девчонку отпустить.
— А они?
— Затолкали ее в полицейскую машину, и он туда же протиснулся.
— Спасибо, ребята, вы очень помогли, — Ринат пожал каждому из них руку.
— Мы что, мы всегда, пожалуйста.
Когда они скрылись за дверью, Ринат повернулся к администратору:
— Простите, — не удержался он, — у вас кто-нибудь из родственников работал в школе № 8?
— Работал, — удивленно ответил администратор, — мой родной дядя, он сейчас на пенсии. Но какое отношение он имеет…
— Никакого, — улыбнулся Ринат, — просто я учился в этой школе. И вы сильно похожи на своего дядю.
— Ах, это, — облегченно протянул администратор, — у нас почему-то все мужчины в роду похожи друг на друга.
— Так это же здорово, — доброжелательно проговорил Ринат, поблагодарил Геннадия Петровича за помощь и распрощался с ним.
Через час он уже имел на руках копию задержания в кафе «Рябинушка» гражданки Юлии Владимировны Лопыревой, а также все необходимые данные на нее.
Жаль, что ее спутник не фигурировал ни в одном из документов. Но, собственно, дело это поправимое… Вечером данные на Лопыреву были у следователя.
А Ринат помчался в садик за Гулей, которая при виде отца просияла и сразу вцепилась в его руку.
— Это мой папа, — важно сказала она, оглядывая присутствующих, — он служит в полиции.
И тут же Ринат чуть не оглох от поднявшегося визга и криков. Минуту спустя он понял, что таким образом малышня выражает свой восторг Гулиным папой.
А еще через мгновение он ощутил себя пальмой, на которую взбираются сразу несколько ловких мартышек. Появившаяся воспитательница мигом установила нарушенный порядок и с улыбкой проводила отца и дочь до двери, в которую уже входили другие мамы и папы.
Глава 6
После дождя все вокруг дышало свежестью. Пошла в рост трава, казавшаяся теперь изумрудной. Кокетливыми веснушками осыпали газоны одуванчики.
— Хорошо-то как! — подумал Шура Наполеонов и тут услышал возмущенный старческий голос и насмешливо отвечающий ему молодой.
Он обернулся. На автобусной остановке парень лет двадцати дымил сигаретой, как паровоз, окуривая сидящих старушек и сиротливо жмущуюся чуть в стороне молодую женщину с коляской.
— Брось сигарету, — сказал Наполеонов.
— Тебе больше всех надо? — спросил парень, который был на две головы выше следователя.
— Ты прав, мне надо больше всех, — ответил Наполеонов и сунул под нос зарвавшемуся нахалу удостоверение.
— Так я ничего, так я, по привычке, — пробормотал парень, бросив окурок в урну.
— То-то, в следующий раз оставлю без сладкого.
— Чего?
— Ничего, прогуляемся в отделение.
— Чего я там забыл?
— Насколько я знаю, ничего, так что бросай курить.
Шура отправился дальше. Он вспомнил, как сам впервые попробовал курить в одиннадцать лет в школьном туалете. После первой затяжки он закашлялся и попытался рукой разогнать дым. Тут его взгляд упал на зеркало, висевшее над раковиной. Из зеркала на Шуру смотрела самая настоящая зеленая-презеленая кикимора, точно такая, какой ее рисовали в детских книжках и показывали в мультиках.
Шура онемел от ужаса и, не моргая, смотрел на противную зеленую рожу. И только несколько мгновений спустя он понял, что никакая это не кикимора, а его собственное отражение.
После этого Наполеонов уже не делал второй попытки сблизиться с никотином. Его близкий друг Витя дымил без зазрения совести несколько лет, но на выпускном вечере громогласно заявил, что вот он, Виктор Романенко, окончил школу и вступает во взрослую жизнь и ввиду этого бросает вонючие соски, оставляя это занятие молокососам.
Многие не приняли всерьез его заявления. Но Виктор действительно бросил курить. И даже служа в спецназе и мотаясь по горячим точкам, он не вернулся к дурной привычке. Сказал, как отрезал.
Шура незаметно для себя улыбался, вспоминая друга, которого ему постоянно не хватало. Главным авторитетом для Виктора был отец. Шура вспомнил, как они сидели в парке, и дядя Богдан сказал:
— Главное в жизни, ребята, это честь и совесть.
Никто не возражал, только тетя Зоя, Витина мама, спросила:
— А как же любовь?
— Любовь — это все, весь мир, — сказал Витин отец, обнял тетю Зою, или как ее зовут близкие — Заю, и крепко поцеловал в губы.
Детвора радостно захлопала в ладоши, а тетя Зая вся осветилась изнутри, словно в ее душе зажгли целую гирлянду ярких лампочек.
А потом Шуре вспомнилось, как они провожали Витькиного отца, майора Богдана Романенко, в очередную горячую точку. Хотя никто им об этом и не говорил…
У тети Зои на ресницах блестели слезы, и она все время стряхивала их тыльной стороной ладони. Витька не плакал, хотя крепился изо всех сил. Сестра тети Зои тетя Виктория кусала губы, и было заметно, как близко ее слезы. Больше они никогда не видели Витиного отца… А тетя Зоя продолжает его любить… и ждать.
Потом Шура подумал о Мирославе, двоюродной сестре Виктора. У нее вообще родители погибли в автокатастрофе, когда девочке было два года. Воспитывали ее дедушка, всю жизнь прослуживший в милиции, и бабушка. Шурин собственный отец, молодой ученый, подававший большие надежды, погиб при крушении самолета.
Так что отец был только у Люси, четвертого члена их дружного сообщества. И девиз у них был соответствующий — «Один за всех и все за одного».
И вот Люся как раз курила. На нее не действовали ни уговоры, ни насмешки друзей.
— Пусть травится, — как-то сердито сказала Мирослава, — будет страшилищем со скрипучим голосом в сорок лет.
— Кикиморой, — быстро добавил Шура, вспомнив свое отражение в зеркале.
— Сами вы кикиморы, — отмахнулась Люся.
«Люся, конечно, не сахар, — подумал Шура, — но, кроме таланта организатора, у нее есть золотые руки».
Люся могла лечь под любую, самую завалящую машину и заставить ее двигаться. На машинах Люся была помешана с детства, заразившись, вероятно, этой страстью от отца, классного автомеханика.
Теперь у отца с дочерью был свой автосервис, который и доход приносить начал. Приносил бы еще больше, если бы они уподобились современным буржуям и бессовестно выжимали все соки из своих сотрудников. Но Люсин отец был человеком старой закалки и считал, что платить рабочим нужно по совести, то есть столько, сколько заработали. Люся была с ним согласна.
Шура опомнился, только когда подъехал к отделению.
— И чего это меня на воспоминания потянуло, — проворчал он, — старею, наверное.
Войдя в кабинет, Шура достал из сумки термос, налил себе в чашку крепкого чая, развернул плитку шоколада, откусил кусочек, запил чаем, задумался. Потом снял трубку, набрал номер и стал ждать.