Делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться, и продолжаю движение. Так торопился, что меня только что чуть не сбил здоровенный внедорожник. Промчался большой черной глыбой перед самым носом, а я едва успел затормозить на краю дороги. На всякий случай оглядываю улицу еще раз. Влево, вправо. Можно идти. Взбудораженное ощущением скорой встречи сознание никак не хочет фокусироваться на происходящем вокруг. Все мысли там — с ней.
Увидеть, прижать к себе, вдохнуть родной запах, слезно молить о прощении. Упасть на колени? Легко. Готов сделать все, что угодно, лишь бы быть с ней. С моей Аней. Я был не прав, поступил, как чудовище, и осознаю свою ответственность. Больше ничего подобного не произойдет никогда. Больше никаких ошибок. Клянусь.
Останавливаюсь у стеклянных дверей, сжимаю ручку и собираюсь с духом. Гляжу в одну точку. Ну же! Тяну дверь на себя и вхожу. Оглядываю зал. Застываю на месте, потому что вижу ее. Хрупкую, маленькую, воздушную, беззащитную. Кто-то невидимый шинкует мои внутренности огромным ледорубом — скорее всего, это Анин взгляд так действует. Она стоит у барной стойки и не двигается. Припухшее лицо, темные мешки под глазами, налитые кровью белки. Выглядит измученной. Дрожащими пальцами вцепляется в свой блокнот, затем опускает руки и машинально одергивает крохотный передник.
Меня накрывает волной стыда.
Это я заставил ее страдать. Бездарное ничтожество. Урод, тряпка, жалкий говноед. Нужно было все бросить и ехать за ней. К черту все и вся. Но тогда мне казалось, что правильнее будет дать ей остыть, а теперь… Вижу, как она мучилась все это время. Какую боль переживала внутри себя. И мне немедленно хочется вздернуться. Или выстрелить себе в висок, чтобы ей стало хоть чуточку легче. Но легче теперь еще долго не станет никому.
— Аня, — произношу я, делая шаг в ее сторону.
— Проходите за свободный столик. — Она натягивает улыбку и указывает мне рукой на место у окна.
А вот и расплата.
— Аня, — повторяю я, сглотнув, и подхожу ближе.
Шарахается от меня, как от чумного.
— Пожалуйста, присаживайтесь, — отводит взгляд.
Делаю, как велела. Мне совсем не хочется сейчас доводить ее до слез еще раз. Сажусь. Жду, когда она опустится на диванчик напротив, но Аня с грохотом обрушивает на столешницу папку с меню и уходит.
Так тебе и надо. А чего ты хотел?
Тяжело выдыхаю в собственные ладони. Теперь ей даже смотреть на меня мерзко, не то, что говорить. Провожаю взглядом стройные ножки, тонкую талию, изгибы которой еще помнят мои ладони, странного цвета локоны, завитые на концах. Взрыв бирюзы и розового, но ей очень идет. Как и все, что бы Солнцева не меняла когда-либо в собственном образе.
Морщусь от боли, вспоминая, как целовал ее до потери сознания в день перед отъездом, как гладил по лицу, как сжимал в объятиях, пока она не уставала сопротивляться. А потом все же вырвалась и убежала в ванную, чтобы, увидев меня на пороге, начать брызгаться водой и хохотать, как заведенная, не в силах успокоиться. Я тер ей спину мочалкой, вспенивал шампунь на ее волосах, массировал кожу головы, нежно и бережно. Она и сама могла, но это была такая игра. Помню, как упал от щекотки прямо к ней, а вода сплошным потоком полилась за бортик. Как мы ржали, пытаясь вычерпать ее, чтобы не затопить соседей, и как кидали вслед за тряпкой махровые полотенца на пол, а потом выжимали их, сгибаясь напополам от хохота.
Как можно было потерять все это? Как?
— Уже выбрали? — Интересуется она, вдруг оказавшись рядом.
Поднимаю на нее глаза и на секунду лишаюсь дара речи. Грудь, к которой я мечтал прижиматься до конца своей жизни, тяжело вздымается в ожидании ответа. Пальцы, что я до безумия желаю целовать, дрожат, пытаясь удержать огрызок карандаша. Искусанные в кровь губы, вкус которых мне не забыть до своего последнего вздоха, напряжены и искривлены в немом укоре.
— Ань, давай поговорим, — шепчу я, радуясь, что сижу, иначе давно бы уже упал.
— Если вы не собираетесь делать заказ, то я вынуждена буду позвать охрану, чтобы попросить вас освободить столик для тех, кому он действительно нужен, — заученно говорит она.
Оглядываю зал. Свободных мест полно. Мужчина с густой бородой хмурит брови и неохотно переводит взгляд с меня на свой ноутбук.
— Послушай, я…
— Так вы сделали выбор? — С нажимом повторяет Аня и косится в сторону кухни.
— Да что же это… — Выдыхаю я, открываю меню и, не глядя, тыкаю пальцем.
— Отличный выбор. — Кивает Солнцева, еле сдерживая волнение. — Горячий шоколад с мороженым и сливками. Что-то еще?
Отрицательно качаю головой, и она тут же срывается с места. Через пару минут возвращается и ставит на стол мой «заказ».
— Аня, — почти умоляюще выдыхаю ей вслед.
— Что-то еще желаете? — Спрашивает, не глядя в глаза.
— Пожалуйста, поговори со мной. Что мне нужно сделать, чтобы мы нормально поговорили?
— Заказывать будете? — Этими словами Аня прибивает меня к дивану, будто бейсбольной битой.
Я снова тыкаю наугад в меню, и через пару минут на моем столе оказывается теплый салат с курицей. Последняя попытка:
— Аня!
Кровь приливает к ее лицу. Солнцева медленно оборачивается. Она опять реагирует не так, как я ожидал. Улыбается и цедит сквозь зубы:
— Желаете попробовать блюдо от шеф-повара?
Сейчас или никогда.
— Нет! Сядь и поговори со мной!
Мужчина за ноутбуком вздрагивает и обеспокоенно оглядывает нас. Аня пожимает плечами, разворачивается и идет на кухню. Вскакиваю и бегу за ней. В узком коридоре возле шторки хватаю за руку и разворачиваю к себе:
— Я больше так не могу. Дай все объяснить. — Смотрит испуганно, растерянно и куда-то сквозь меня. — Мне просто нужно знать ответ. Я без тебя никто, всего лишь половина человека, половина тела и души. Половина сердца. — Притягиваю к себе, вдыхаю запах ее волос. — Мне так не надо, я не хочу. Не хочу жить без тебя. Прости меня!
Анна
Мне чертовски больно смотреть на него. Я все еще очень хорошо помню ласковый шепот на ушко, его крепкие объятия, наши нежности по утрам, тот самый вечер у реки… И отстраняюсь. Сдергиваю его руку и резким толчком в плечо буквально запихиваю его в туалет. Захожу следом и закрываю за нами двери.
Теперь мы наедине.
Паша, тяжело дыша, прижимается спиной к холодной стене, его лицо напряжено, оно молит меня о снисхождении, но я так не могу. Смотрю в упрямые серые глаза и пытаюсь отыскать там что-то плохое, отвратительное, мерзкое. Но его там нет. А я все равно не могу. Не хочу жадно целовать эти такие родные и любимые губы, потому что они уже как будто не мои. Не хочу ласкать его шею, зарываться пальцами в мягкие каштановые волосы, прижиматься к крепкой, как сталь, груди. Нет, не хочу.
Он мне изменил. Или чуть не изменил. Уже не важно.
Он это сделал.
И я снова окунаюсь в тот день. Наша история рассыпается, она кончается на том моменте, когда моя нога делает шаг в его номер, когда глаза видят ту девушку в мятом платье. Весь мир переворачивается. И мне нужно бежать. Бежать отсюда. Потому что я могу сейчас повернуть вспять реки, осушить океаны, сорвать луну с неба и раскрутить в обратную сторону смерч, но не смогу расстаться с ним навсегда. Потому, что он прав — без него я тоже всего лишь полчеловека. Мы не чужие. Он здесь, рядом со мной, его лицо полно любви. Оно и есть любовь.
— Выслушай!
Выслушать? Но что это даст?
— Что тебе нужно? — Шепчу я. Мне хочется кричать так, чтобы его прибило к стене. — Думаешь, что можешь вот так прийти и что-то требовать? Я поверила в тебя, в нас, а ты… ты… так позорно обосрался!
— Аня, прости меня! — Паша тянет ко мне руку, но я отшатываюсь. Это действует на него убийственно. Глаза затухают, плечи опускаются. — Просто выслушай.
Мне больно. Больно. Больно даже просто смотреть на него. Хочется одновременно забыть обо всем, обнять и больше никогда не отпускать этого человека и убить его самым кровавым из способов.
— Выслушать что? — Взмахиваю руками. — Как ты хотел пялить эту шлюху, а потом вдруг передумал? Меня скоро вырвет от всего этого. Или теперь ты хочешь в подробностях рассказать? А? Все, что в твои эсэмэски не влезает. — Вижу, как у него глаза лезут на лоб, и меня это только сильнее подстегивает. — Как ты ее поцеловал, как нагнул? Фу, Бога ради, избавь меня от этого! Мне нужен был надежный мужчина… Твоя сестра ручалась за тебя, а ты подвел нас всех!
Пашка шарит глазами по кафельному полу, затем поднимает голову, позволяя тусклой лампочке залить светом его растерянное лицо, блеснуть яркими лучиками в полных слез глазах.
— Аня…
У меня больше нет сил шептать. Нет сил унять грохот собственного сердца.
— Я поехала за тобой за тысячи километров от дома! Как последняя дура!
Его щеки горят.
— Ты просто хотела проследить, — выдает на одном дыхании.
Отлично. Упираю руки в бока.
— Ох, вот оно что. Так и отлично, пусть так. Если бы не поехала, никогда бы не узнала, чем ты там занимался!
С трудом удерживает на мне свой взгляд.
— Ничего и не было. — Но голос его подводит.
— Но ведь могло бы быть? А, Паш? — Мои губы дрожат. — Могло?! Скажи мне!
— Нет. — Суриков тяжело вздыхает, кусает нижнюю губу. — То есть… Нет! Не могло!
— Во-о-от! — Указываю пальцем в его лицо, в это жалкое сосредоточие лжи и себялюбия. — Сомневаешься. Я видела то, что я видела. И попробуй теперь разубеди меня!
Пытается схватить меня за предплечья.
— Ты не захотела даже поговорить со мной там, не захотела выслушать.
Вырываюсь и делаю шаг назад.
— А почему ты так долго не спешил объясниться, раз это для тебя так важно?
Подходит ближе.
— Так ты же трубки не берешь!
Обхватываю себя, покрепче сжимаю ребра руками и еле сдерживаю нарастающий внутри всхлип.
— Мог приехать.
— Ты знаешь, что я не мог бросить группу. — Его голос серый и плотный, как свинец. Качает головой. — У меня обязательства, парни не смогли бы выступить без меня!