Я вскакиваю на ноги, прорываюсь сквозь кусты и выбираюсь на свободное место. Передо мной невысокий холм, покрытый редкими деревьями. Сквозь разреженные ветки солнце веселыми лучами играет с молодой листвой. А дальше…
Что это?
Я бегу изо всех сил к просвету и… действительно вылетаю на проселочную дорогу. Но ни в один конец нет ни машин, ни людей.
Возвращаюсь обратно, хватаю длинную тонкую ветку, снова свешиваюсь вниз.
– Сашка, дорога есть, но на ней пусто.
– Ничего, не волнуйся, – Сашка говорит тяжело, с придыханием, а я умираю от переживания за него. – Наша лодка уплыла вниз по течению. Инструкторы ее обязательно увидят. Все уже сплавились, значит, будут искать нас. Нужно время и… свисток. Сможешь достать? Только… Поль… не урони.
Лучше бы он мне этого не говорил: руки мгновенно затряслись. Сашка снимает свисток, протягивает мне, видно, что каждое движение причиняет ему невыносимую боль. Рука, которой он держится за камень, нет-нет да соскальзывает, и тогда он зажмуривается и вскрикивает.
Я задеваю свисток веткой и вытаскиваю наверх. Сразу начинаю свистеть, пока хватает воздуха в легких, а сама пытаюсь снять с плеч Сашки рюкзак. Рыдания вырываются непроизвольно. Макаров помочь мне не может: несколько минут уже висит на камне с закрытыми глазами.
– Саш-к-а-а-а… Не умирай… Сашка!
Выкрикиваю, и снова за свисток. Наконец удается подцепить рюкзак. Когда вытаскиваю его наверх, обнимаю так, будто это самая ценная вещь в мире.
– Ну, что ты, глупенькая… что ты… – Макаров открывает глаза. – Я еще поживу.
– Сашка…
– Так, Поль, услышь меня!
– Да, да! Говори!
– В рюкзаке есть аптечка, в ней – шприц-тюбик с обезболивающим. Достань его.
Трясущимися руками я вываливаю все на землю.
– Как он выглядит?
– Белый пластиковый. Нашла?
– Этот? – показываю Сашке.
– Да. Теперь слушай внимательно. Посмотри на меня! – я не могу сфокусировать взгляд, глаза заполнены слезами. – Поля, успокойся!
– Я сейчас… минуточку…
Трясу головой, тру глаза.
– Мне нужен укол. Без сознания я не смогу держаться за камень.
– Что?
– Свисток!
Я отчаянно дую, смотрю на Сашку, на шприц-тюбик и тут только до меня доходит весь кошмар ситуации: если он не сможет держаться, значит повиснет на зажатой ноге. А если она сломана?
Я собираюсь с мыслями и духом. Выплевываю свисток.
– Говори, что мне делать?
– Поверни ободок на игле, сними колпачок и брось шприц мне.
– Я не смогу… а-а-а…
– Поля, у тебя есть один шанс. Погоди… – Сашка закрывает глаза, секунду думает. – Спусти мне шприц на…
Я оглядываю себя, ощупываю. В плотном комбинезоне нет ничего, что могу снять. Беру свисток в рот…
– Сейчас…
Я обвязываю кончик тюбика шнуром от свистка и спускаю шприц вниз. Сашка хватает его и сразу втыкает себе в плечо, прямо поверх одежды.
– Готово, забирай назад.
Я опять веткой подцепляю шнур и вытаскиваю свисток. У меня даже уши закладывает от старания. Опять бегу на дорогу, прислушиваюсь и свищу, свищу, а в промежутках пробую поймать сеть.
И тут в голове щелкает: закон рычага. Я же в инженерном классе учусь! Бегаю между деревьев в поисках какой-нибудь лесины, но попадается только сплошной сушняк. Наконец нахожу более-менее подходящий ствол, тащу его к берегу.
– Сашка, я иду. Сашка, ответь! Сашка…
Мне, главное, не останавливаться, главное, что-то делать. Ствол березки тяжеленный, едва волоку его по земле. Пот заливает глаза, катится по шее за воротник.
– Я здесь… свисток, Поля…
Я сталкиваю лесину по скале вниз, стараюсь попасть между камнями.
– Саш, толкни палку в дырку, сможешь?
– Умница моя! Но у тебя силенок не хватит, чтобы сдвинуть валун с места.
– Знаешь, какая я сильная… знаешь…
– Знаю, Поля, знаю… ты самая лучшая девушка на свете.
Сашке удается протолкнуть ствол между камнями, я наваливаюсь на него всем телом. Березка качается, отрывает меня от земли, хватаюсь одной рукой за ветки, еще рывок, и полечу опять в реку.
Даже удержать рычаг мое тщедушное тело не способно!
– Саш, не получается.
– Ты молодец, ноге стало легче.
– О, правда? Я сейчас…
Наваливаюсь снова…
– Тихо, слышишь?
Замираю: мне кажется, или издалека доносятся крики?
– Это наши… я сейчас… ты потерпи.
Дую в свисток изо всех сил и срываюсь с места…
Глава 29
Из леса выскакиваю, даже не притормозив, и сразу застываю в центре дороги, раскинув руки. Из-за поворота показывается машина с открытыми окнами, я слышу крики, вижу машущие мне руки и плачу… плачу навзрыд.
– Господи, Полина! – из джипа спрыгивает на землю Марина Николаевна и бежит ко мне.
– Пожалуйста… помогите… там… Сашка…
– Где? – только и спрашивает инструктор Олег.
Я несусь обратно.
Инструкторы приехали вовремя. У места окончания сплава нас всех ждали машины. Девчонок отправили в лагерь, а ребята отправились на наши поиски. Увидев, в какое положение мы попали, все ужаснулись и стали активно помогать взрослым.
Моя березка оказалась к месту. Мужчины сумели отодвинуть камень и вытащить Сашкину ногу. Скорая помощь, вызванная по рации, нас ждала на турбазе.
Я ни на шаг не отходила от Макарова: держала его за руку, сопровождала в больницу, ждала в коридоре вердикт врача и молилась: «Господи, помоги Сашке! Господи, я все для этого сделаю!»
Когда Сашку вывозят из рентгеновского кабинета, я бросаюсь не к нему, а к врачу.
– Скажите, что с ногой?
– Девушка, а вы кто? – доктор сердито смотрит на меня из-под густых бровей. – Где родители?
– Им уже сообщили, – говорит Олег Михайлович, который тоже нас сопровождал.
– Вот когда они приедут, тогда и поговорим.
– Нет, сейчас! – я догоняю врача уже возле приемного покоя. – Я Сашкина невеста и была с ним, когда это случилось. Или вы хотите, чтобы я сошла с ума?
– А не рано вам женихаться? – окидывает меня взглядом доктор.
– Любви все возрасты покорны.
– Ишь ты! Ну слушай, – он садится за стол, вставляет снимок в экран, берет ручку. – У твоего… хм… жениха… сложный перелом голеностопного сустава. Нужна операция.
– Нет, не может быть! – я в ужасе закрываю ладонями рот. – У нас через два дня первый экзамен.
– Ничем не могу помочь, – разводит руками врач. – Или операция, или хромота и инвалидность. Придется выбирать.
– А здесь и выбирать нечего!
От окрика сзади я вздрагиваю и оборачиваюсь: в кабинет входят родители Сашки. Мама всхлипывает, отец поддерживает ее за локоть, но смотрит при этом на меня.
– Нет, – мой голос внезапно садится, я отчаянно мотаю головой и отступаю. – Нет! Сашка же спортсмен. Он не может без него…
– Увы, этот перелом ставит крест на спортивной карьере вашего жениха.
– Жениха? – отец Сашки хмурится. – И когда мой сын заимел невесту? Почему я ничего не знаю.
– Ну…
– Полина, выйди, – суровый мужчина в летной форме мнет в руках фуражку, а костяшки пальцев белые от усердия. – И вообще, покинь больницу. Тебе здесь не рады!
От жестоких слов я задыхаюсь, пытаюсь что-то сказать, но голова идет кругом. Я выскакиваю из кабинета и в коридоре сползаю по стене на пол. Просто сижу, закрыв глаза, мозг плавится от обиды, отчаяния и несправедливости взрослых.
– Полинушка, поехали домой.
Открываю глаза: на меня смотрит мама. По щекам текут слезы. А за ее спиной топчется папа.
– Мам, пап, как же так? – всхлипываю и беспомощно хлопаю себя по коленям. – Меня выгнали, а я… не могу… уйти… просто не могу…
Родители подхватывают меня за локти и насильно сажают в машину. Домой едем молча, в тишине салона раздаются только мои и мамины всхлипывания. Я не знаю, о чем говорить. Просто не в состоянии сейчас думать, рассуждать, делиться новостями.
Я вообще впадаю в ступор: брожу по квартире из угла в угол с телефоном в руках и звоню периодически в отделение с вопросом:
– Операция прошла? Нет? О боже, как долго!
И бреду дальше. Наконец слышу в трубке:
– Операция закончилась успешно, пациент спит.
Без сил падаю на диван.
– Поля, ты не виновата, – уговаривает меня мама.
– Нет, виновата! Если бы хорошо держала весло! Если бы…
– Полюшка… – мама плачет. – Полиция уже разбирается, как в лодке оказалась пробоина, как инструкторы сплава позволили школьникам одним сесть в байдарку.
На другой день с утра я пропадаю в больнице, сижу в коридоре возле отделения реанимации. Когда вижу маму Сашки, сразу бросаюсь к ней.
– Как он?
– Все нормально, не волнуйся, – Евгения Михайловна за одну ночь осунулась и постарела. – Прогноз хороший, но…
Она судорожно всхлипывает и отворачивается, часто дышит, подавляя приступ отчаяния. А я обмираю на месте, в голове проносится куча мыслей.
– Ч-что?
– Сашке придется перенести экзамены на следующий год.
От шока я теряюсь, делаю шаг назад, плюхаюсь на стул. Я совсем забыла о выпускной аттестации. Мозги кипят от напряженной работы.
«Как перенести? А поступление? – со скоростью света проносятся вопросы. – А мечты? А если…»
Черт! И как я раньше не сообразила!
И вдруг такое спокойствие наваливается на грудь, такое умиротворение, что даже слезы высыхают.
– Евгения Михайловна, я не допущу этого.
– Чего? Да и что ты можешь сделать, Поля?
– Я смогу! Вот увидите! Я Сашку не оставлю, тоже не пойду на экзамены.
– Спятила, девчонка! – Евгения Михайловна вскакивает. – Даже не смей о таком думать! Уходи!
– Нет, вы не поняли! Я поговорю с папой о переносе ЕГЭ на июль. Так можно. К этому времени Сашка оправится, я ему помогу подготовиться. И буду с ним рядом.
С этой мыслью и уверенностью в принятом решении сразу еду домой.
– Полина, ты на экзамен завтра какую блузку наденешь?
Мама стоит с плечиками в руках и разглядывает мои наряды.
– Я на ЕГЭ не пойду.
– Что? – у мамы глаза округляются одновременно со ртом и становятся похожи на две буквы «о». – Отец, ты слышал, что она говорит?