Если сощуриться, отсюда можно разглядеть колею от наших следов. Поверх нее вроде как следы крупного зараженного, хотя за это уже не поручусь.
Я просидел так минут пятнадцать, любуясь прекрасным видом, пока бойцы, поднятые командиром, один за другим не начали вываливаться из избы.
Отряд быстро позавтракал. Хлыст отправил сменщиков к тем, кто остался внизу. Едва дежурные поднялись, как постовые с «крепостной» стены подали нам знак. Ворота со скрипом начали отворяться. Мы шустро засеменили, желая рассмотреть причудливый быт местных обитателей.
Вдоль центральной дороги тянулись бревенчатые избушки. Два подростка и усатый мужик в шапке-ушанке расчищали улочку от снега. Жители уже потянулись на службу. Доходили до конца улицы и сворачивали кто направо, а кто налево. Все были безоружные и одеты довольно просто.
— Отряд, стой! — скомандовал Хлыст. — Кому интересно, те по церквям, остальные давайте вниз за товаром.
На удивление интересно было всем, поэтому вниз никто не поехал. Я, памятуя о предостережении, свернул направо, сразу пристроился за местной девушкой в платке. Она обернулась на звук шагов, вымученно улыбнулась и тут же отвернулась. Нда, с такой рожей не быть мне теперь донжуаном.
Снаружи крохотная церквушка красотой не отличалась — обычное большое бревенчатое здание с грубым деревянным крестом на крыше. Никаких тебе куполов или еще чего. Одни прихожане кланялись и крестились перед входом, другие проходили так.
Внутри всё тоже было скромно — небольшой тамбурок с веником, чтоб снег отбить и ноги обмести, за ним зал с лавками в два ряда, на дальней стене изображение распятого Христа на фоне многоугольников из пчелиных сот. Вот фантазия у людей.
Левый ряд был занят местными, гости усаживались на правый. Я плюхнулся на последнюю скамью рядом с Вариком и начал разглядывать собравшихся. Девушек довольно много, чуть ли не половина, они улыбались и перешептывались. Ох не зря Хлыст бойцов предупреждал, девки одна другой краше. Это при том, что они в платках.
Сначала я не поверил тому, что увидел на первом ряду, ткнул Варика в бок и указал. Он кивнул, в знак того, что давно заметил. Вся лавка оказалась занята детьми. Целых девять, все того веса и возраста, что не было сомнений — они иммунные.
У меня сразу возникли подозрения. Давно известно, какие пристрастия порой возникают по отношению к детям у некоторых попавших в Улей, а тут ещё и религиозная община. Все же знают эти истории про католических священников и маленьких мальчиков.
Надо будет потом переговорить со святым отцом о спасении души. Если я начну спрашивать, и увижу в его глазах скользкий блеск, если хоть на секунду мне покажется, что здесь что-то не так, я этот стаб по бревнышку раскатаю.
Святой отец дождался, когда все усядутся и перестанут ерзать, разгладил бороду и заговорил:
— Для гостей представлюсь. Меня зовут отец Михаил, — голос у него был сильный и звучный, а произношение обычное, без заигрываний со старорусским произношением и традиционного церковного «О». — Церкви нашей уже третий год пошел. А у моего, так сказать, коллеги, отца Мефодия, уже пятый год церковь стоит.
Кому-то это может показаться смешным. Мол, тут же параллельные миры, мультиверсум, мутанты, Улей, а при чем тут Бог? Спорить с вами тут никто не будет, я вам от себя скажу, душа есть у человека, где бы он ни был. Тут её спасти сложнее, чем в наших родных мирах, но я всё же пытаюсь. Всё здесь поделено на соты, и соты эти дёгтя полны, но вот мы в этих сотах и есть мёд Господен. Так что, братья и сестры, если сердце ваше еще в кусок льда не превратилось, не закрывайте его от Бога. Я бы вам хотел прочесть особенно подходящий к ситуации отрывок из писания…
Не скрою, я был поражён. Отец Михаил не сказать, что сильный оратор, но сам факт того, что в мире, где тысячи тварей пытаются тебя сожрать, нашелся человек, что решил спасать людские души, не укладывался в голове.
После проповеди некоторые из прихожан, да и парочка наших вместе с Хлыстом не торопились расходиться и ждали своей очереди для индивидуальной консультации с батюшкой. Отец Михаил сначала принял местных, затем очередь и до нас дошла.
Бойцов он отпустил быстро, а вот я с Хлыстом насели на него основательно. Вопросы у нас, разумеется, к вере отношения не имели.
— Скажите, а в чем разница между церквями и как вы друг другу с Мефодием еще глотки не перегрызли? — спросил Хлыст.
— Вы не подумайте, у нас тут нет такого строгого разделения, что вот эти люди только ко мне ходят, а те к нему. Есть, конечно, некий костяк приверженцев у того и другого, но большая часть и ко мне и к нему ходит. Частенько мы вместе службы проводим.
Разница между церквями как всегда в таких случаях в трактовках и мировоззрении. Мефодий более радикален, чем я. Мы оба считаем, что попадание сюда — это испытание, но отец Мефодий думает, что все подарки Улья — это искушение. Он и самые ярые члены его паствы пьют живчик только тогда, когда уже припрет и недомогания начнут мешать жизнедеятельности. Способностями, что дарует Улей, никто из них не пользуется, если их жизни не угрожает опасность. И квазов они не любят, считают, что те погрязли во грехе.
— Интересно вы тут живете, — сказал я. — Святой отец, я заметил, что у вас много детей. Особенно по меркам такой маленькой общины. Это все местного производства, так сказать, или найденыши?
Задав вопрос, я внимательно смотрел за реакцией священника, ни один мускул на его лице не дрогнул. Он спокойно ответил:
— Как раз об этом я с вами и хотел поговорить. Дети не наши. Есть тут недалеко кластер с детским домом. Гости у нас бывают нечасто, но все же если среди них находятся те, кто определяют иммунность, мы стараемся договориться и совершаем рейд в этот городок. Иногда удается спасти одного из детей. Им тут хорошо, в маленькой общине вдали от большинства ужасов этого мира. Они сплачивают людей, все о них заботятся как о родных.
— Благое дело делаете, — сказал Хлыст. — У нас есть человек, что вычисляет иммунных. Если дадите координаты места, мы обязательно туда заедем. Правда, вам ребёнка не завезём, уж не обессудьте, не с руки крюк делать.
— Главное, спасите, дитя. Бог вам в помощь. Пойдёмте к Пышме, он вам все подробно расскажет, я в этих военных делах не силён.
Согласно графику перезагрузок кластер с детским домом прилетал только завтра. Поэтому Хлыст, не говоря об истинных причинах выходного, объявил банный день. Караванщики немного поторговали с местными, а потом всех ждала знатная парилка.
Пышма был хорошим хозяином и еще лучшим банщиком, я и не подозревал, как соскучился по бане, пока не попал в нее. Превращение в кваза пошло на пользу еще и потому, что я выдерживал больший жар. Там, где у других уши в трубочку сворачивались, мне теперь надо было еще поддать водички на раскаленные камни. А уж после этого можно и в сугроб с разбега нырнуть.
Выходной выдался на славу, все знатно отдохнули. При отъезде мы очень тепло попрощались с местными. Жаль только, знахаря у них не оказалось — уехал на Ледокол. Так никаких подробностей про моё необычное превращение узнать не удалось.
— И чего многие эту тропку не любят? — сказал Кондитер, уже когда колонна отъезжала от стаба. — Хорошее тут место, тихое, душевное.
— Да-а-а, жить можно, если умеешь спокойно жить, — согласился я.
— А ты умеешь?
— Пока нет, но хотел бы научиться.
И действительно, если у меня родится ребенок, то я всерьез задумаюсь о переезде в этот стаб. Конечно, и тут есть свои подводные камни, ну а где их нет?
Настроение у всех было приподнятое, а дорога спокойная. Хлыст никому кроме замов не сообщил о незапланированной остановке на кластере с детдомом, поэтому для большинства его речь в эфире стала неожиданностью. Когда мы проехали покосившуюся деревянную табличку с надписью «Врата совести», командир подал голос:
— Колонна, стой! Все знают, что эту дорогу не любят. Все слышали про Врата Совести, но никто не знает, что это. Детишек в церкви видели? Так вот, они отсюда. И я попытаюсь спасти хоть одного из них. Я всего лишь командир и за шиворот никого не потащу. Я вам слово дал, что выложусь на максимум в дороге, чтоб никто не пострадал. Сейчас я слово своё забираю и иду в город. Те, кто со мной, ничего кроме благодарности не получат. Местечко там жаркое, подохнуть можно на каждом шагу. Водителям участвовать в операции запрещаю, остальных желающих попрошу выйти из машин. Циклоп, остаешься за старшего.
Ни секунды не раздумывая, я потянул за ручку и спрыгнул в снег.
Все равно все сдохнем, так пусть хоть не стыдно будет.
Глава 18Мерило человечности
День сорок четвертый
Просторы Стикса
Минус двадцать пять градусов по Цельсию
Народу вышло немного, человек десять со всей колонны, включая одного пассажира, того самого Поэта, что скрашивал вечера своей игрой на гитаре. Приятно было видеть среди добровольцев Варика.
— Э-э-э не-е-е, ты назад давай, — скомандовал Хлыст пассажиру. Тот решительно замотал головой. — Ну и хрен с тобой, — махнул рукой командир. — Так, большой группой не пойдем, ты, ты и ты, остальные по местам.
Хитрый жучара Хлыст выбрал меня, Варика и Поэта. Всех своих бойцов решил сохранить целыми и невредимыми. С одной стороны правильное решение, как командира я его понимаю, но с другой, идти с неслаженной группой на важное задание — сомнительная затея.
— Хлыст, оружие бесшумное надо, если я со своей громыхалки раз очередь дам, тварей слетится как репортеров на грязное бельё, — сказал я.
— Это да, — согласился он. — Хозыч, открывай закрома! Берите только самое необходимое, идём налегке.
Выбор был не сильно большой. У каптёров на уровне инстинктов всё самое вкусное прятать подальше. Я выбрал обычный арбалет, большой топор, клюв и ВАЛ. Расстояние там под мой палец нормальное, если не суетиться, можно пострелять.