самим Солженицыным, влились бы лучшие интеллектуальные силы многих стран, рекой потекли бы деньги из самых крупных благотворительных фондов, от отдельных меценатов. Десятки, сотни Соросов толпой штурмовали бы вермонтскую цитадель, за честь считая выворотить карманы и пожертвовать свои миллионы. Хватило бы на строительство самых богатых музеев, в которые рвалась бы сегодня публика, как она рвется в музеи Холокоста; на сеть исследовательских центров; на образовательные программы, телевизионные сериалы и на многое другое.
Можно не сомневаться, что такая кампания ускорила бы падение коммунистического режима в России, а главное, распад системы проходил бы иначе — под гораздо большим давлением и влиянием гуманизирующего демократического начала. Суд над компартией, затеянный после прихода к власти Ельцина и так постыдно провалившийся, дал бы совсем другие результаты. Сам Солженицын был бы увенчан многими наградами, возможно, еще одной Нобелевской премией — мира. А главное, страна, Россия, сегодня была бы иной. Красные и коричневые были бы поставлены вне закона, — де-факто и де-юро. Вряд ли сегодня продавались бы на всех углах «Майн Кампф» и «Протоколы сионских мудрецов», «бестселлер» Проханова, «Генералиссимус» Владимира Карпова и сотни подобных изданий, посвященных культу силы и ненависти. Гражданское общество пустило бы глубокие корни, охватило бы широкие слои населения и не дало бы разыграться тому беспределу, который мы с ужасом наблюдали все эти годы и наблюдаем сегодня.
Но, вместо того, чтобы стать центром объединения антикоммунистических и демократических сил, Солженицын стал тараном разъединения и раскола. Он стал крутить неподъемные красные колеса, доказывая миру и самому себе, что «во всем виноваты евреи» — как раз по сценарию «еврейско-ленинской революции», давно уже, как оказывается, набросанному в его потайной тетрадке. В чем нельзя отказать Александру Исаевичу, так это в последовательности. Путь от «Ленина в Цюрихе» и от столыпинского довеска в «Августе 1914» к двухтомнику «Двести лет вместе» — это путь, увы, столь же логичный, сколь и печальный.
Кажется, Виктор Шкловский заметил когда-то, что если враг убивает врага, то в этом нет материала для драмы, а вот когда друг убивает друга, это трагедия.
Ну, а если великий человек тратит вторую половину жизни на то, чтобы убить то, что невероятными усилиями своего таланта и духа созидал в первую половину? Это трагедия в квадрате, супертрагедия. Она разыгрывается на наших глазах.
«Но вот сейчас явно избрано: опорочить меня как личность, запятнать, растоптать само мое имя. (А с таимой надеждой — и саму будущую жизнь моих книг?)», — жалуется Солженицын.[895]
А. Солженицын и В. Путин
Не знаю, кто вынашивает такие коварные замыслы, но знаю, что осуществить их под силу только одному потемщику — Александру Исаевичу Солженицыну. С грустью и горечью приходится отметить, что с этой титанической задачей он начинает справляться. Друг убивает друга — нет, самого себя.